Pepsimist

«Чесное слово я буду стараца стать умным штобы мне с нова стало харошо. Как здорово знать и быть умным и я хочю знать все в мире. Я хочю стать умным с разу. Если бы я мог я сидел бы и читал все время. Спорим што я первый слабо умный в мире каторый сделал кое што важное для науки. Я сделал штото я не помню што. Мне кажеца я сделал это для всех людей таких как я.»

Даниэль Киз «Цветы для Элджернона»

Никогда (насколько помню) не писал книжных обзоров и не давал литературных рекомендаций.
А тут вдруг вспомнил, и решил хотя бы упомянуть об одной из лучших книг, из когда-либо мною прочитанных. В совке и в россии нынешней широкой публике этот роман неизвестен (что, в общем, понятно). В совке, в одном из сборников фантастики был однажды напечатан одноименный рассказ, который Киз позже превратил в роман, и книгочеи и любители фантастики его знали. В США по роману был снят фильм «Чарли», актер игравший главную роль получил Оскара. Но у нас фильм тоже, по-моему, неизвестен. Во всяком случае, мне не попадался, к сожалению. А, кажется, японцы сняли аж целый сериал по мотивам.
Словом, всем, не попадающим под определение «широкая публика» и по каким-либо причинам роман еще не читавшим, рекомендую горячо и настоятельно.
В интернет-магазинах книги не нашел, хотя была пара тиражей в Эксмо.
Для тех счастливчиков, которые в состоянии читать с монитора даю ссылку на lib.ru Даниэль Киз - Цветы для Элджернона

В истории американской фантастики немало случаев, когда один и тот же рассказ или роман получал две самые высокие награды, присуждаемые за лучшие произведения года в этом жанре-премию «Хьюго» (приз читательской популярности, которым автор награждается на ежегодных конвентах любителей фантастики) и премию «Небьюла» (профессиональный приз, присуждаемый по итогам голосования членов Организации писателей-фантастов Америки). Однако лишь дважды высшие награды получал и рассказ, и созданный на его основе позже роман, хотя подобные проекты — сделать из успешного рассказа роман — в издательской практике США явление вполне обычное. Первое такое достижение принадлежит автору романа, с которым читатель только что познакомился.
Рассказ «Цветы для Элджернона» был опубликован в 1959 году в журнале «Фэнтези энд сайенс фикшн» и в 1960-м получил «Хьюго». Премию «Небьюла» стали присуждать только с 1965 года, но, появись она раньше, рассказ, возможно, завоевал бы и ее: немного найдется фантастических произведений, удостоившихся столь высокой и почти единодушной оценки как читателей, так и профессионалов жанра. Автор не только продемонстрировал новые возможности техники повествования и развития сюжета, но и сумел сделать это абсолютно естественно: перед вами прежде всего удивительная история, и литературноеэкспериментирование нисколько не мешает ее ходу. Одним словом, рассказ мастерский-золотой фонд современной фантастики.
А в 1966 году вышел в свет роман с тем же названием, и Даниэл Киз второй раз взошел на фантастический Олимп - снова высшая награда, теперь уже «Небьюла». Техника повествования несколько иная, читатель гораздо ближе знакомится с героем, здесь больше эмоций, больше размышлений, но это попрежнему тонкая, невероятной силы драма, трагедия разума и одно из самых важных произведений фантастической литературы.

…

Тридцать лет назад это считалось фантастикой.
Тридцать лет назад это читалось как фантастика. Исследующая и расширяющая границы жанра, жадно впитывающая всевозможные новейшие веяния, примеряющая общечеловеческое лицо, отважно игнорирующая каинову печать «жанрового гетто».
Сейчас это воспринимается как одно из самых человечных произведений новейшего времени, как роман пронзительной психологической силы, как филигранное развитие темы любви и ответственности.
Не зря вышедшую уже в 90-е книгу воспоминаний Киз назвал «Элджернон и я».

Теги: ART'икль арт литература рекомендации

Сомы, это большие водоплавающие животные, называемые рыбой. Рыба сом обитает в пресноводных реках, озерах, прудах и больших лужах. От большинства прочих рыбных животных сома отличает размер, объем и вес его тела, именуемого тушей. Отдельные животные называемые сомами, нажирают тушу в пять метров и триста килограмм. Таскать такую тушу тяжело даже в самой толще водной среды, поэтому сомы ленивы и сонливы. От этого сомам очень нравятся стеганые халаты и теплые домашние тапочки. Но тапочки им не на что надевать, а в халатах нечего продевать в рукава. Поэтому сомы завидуют домашним собакам, которые живут при хозяевах, у которых это все есть. Диванов у сомов тоже нет, но собираясь в компаниях сомы обстоятельно и подолгу обсуждают, где и как они поставили бы диваны в своих любимых омутах или под своими облюбованными корягами, где они в большинстве и обитают, то есть живут. Выплывают сомы из под коряг, только чтобы что-нибудь сожрать. Жрать сомы любят, для чего обзавелись пастью огромных размеров. Размер пасти позволяет сомам не тратить много времени и сил на еду, а проглатывать за раз сразу большое количество лягушек, карасей, плотвы, разных моллюсков, а в удачный сезон так же собак, кошек, тушканчиков, птиц и мелких обезьян уистити. Людей есть сомы могут, но не хотят, ибо брезгуют, поскольку человекообразные купальщики отчаянно воняют пивом, водкой, портвейном и одеколоном «Шипр». Зимой же купальщиков, как правило нет. Кроме того, сомы зимой впадают в прострацию, называемую спячкой.
Некоторые считают, что сомы не дураки, потому что в Сибири не живут. Другие же, напротив, утверждают, что сомы очень глупы, потому что не мигрируют в Англию, Францию, Италию и остров Кипр. Сами же сомы по этому поводу ничего не думают, потому что думать вообще не любят и не умеют. А если бы умели, то в России сомы жить нипочем не стали бы, потому что на Руси спокон веку их ловили, сдирали кожу, которую чисто мыли и вставляли в окна вместо стекла, которого тогда на Руси не было. А еще из сомовьих пузырей на Руси варили клей, которым склеивали табуретки, лавки и рамочки для иллюстраций из журнала «Крестьянка». Кроме того, на Руси сомов во множестве ловили при помощи сетей и дубинок, и ели, потому что они не коровы или свиньи, за которыми надо ухаживать, кормить, пасти и вычесывать клещей. Мясо у сомов нежное и жирное, и вяленая сомовина зимой пользовалась особой популярностью у русского крестьянства за питательность и сытность.
Чтобы наловить на зиму сомов, крестьяне собирались в стаи, вооружались дрекольем, бреднем и бочкой бражки. Бражку крестьяне выливали в реку, становились ниже по реке с бреднями и вылавливали захмелевших сомов. Когда попадался крепкий на выпивку сом, то на выручку подбегали специальная команда крестьян с дрекольем и лупила сома по голове, пока тот не сдавался. Крестьянские бабы и девки на заливных лугах неподалеку от речки водили языческие хороводы с песнями, жгли костры и плели венки из конопли в ожидании крестьян с уловом. После чего пойманных хмельных сомов разделывали, шкуры и плавательные пузыри собирали в лукошки, а мясо жарили на кострах и ели под бражку, первачок и моченые огурцы.

Из книги «Ихтиология и ихтиологическая кухня, рассказанная Пепсимистом».

Теги: Манжеты жестом по мимике литература ненаписанное

Николай Макарович Олейников (1898-1937) — один из самых оригинальных и ярких представителей русского поэтического авангарда 1920-1930-х годов. Тонкий лирик и пародист, поэт-сатирик, философ, своеобразный стилист.
Вместе с Д.Хармсом, А.Введенским, Н.Заболоцким, Д.Левиным и др входил в группу "ОБЕРИУ" (Объединение реального искусства). Создал детский журнал «Ёж» (Ежедневный журнал). Редактировал два детских журнала: «Еж» и «Чиж» (Чрезвычайно интересный журнал), работал вместе с Маршаком, Шварцем. Андрониковым, Чуковским, Житковым, Бианки.
Под псевдонимом Макар Свирепый долгое время издавал в «Еже» «Карту с приключениями».
В 1937г. Олейников был арестован, после его ареста НКВД разгромило всю редакцию детской литературы. Олейникова и его «приспешников» обвиняли в создании «контрреволюционной вредительской шайки, сознательно взявшей курс на диверсию в детской литературе».
Олейников был расстрелян 24 ноября 1937 в Ленинграде как «враг народа». Реабилитирован посмертно в 1957.
За время его жизни было издано всего три его «взрослых» стихотворения, он на десятилетия был исключен из истории литературы. Его произведения не издавались, большая их часть оставалась в рукописях и списках, сохраненных семьей и друзьями поэта.

ГЕНРИЕТТЕ ДАВЫДОВНЕ

(До Андроникова секретарем редакции была Генриетта Давыдовна, женщина необыкновенной красоты, из-за которой происходило немало споров)

Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет —
Ею Шварцу квитанция выдана,
Мне квитанции, кажется, нет.

Ненавижу я Шварца проклятого,
За которым страдает она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.

Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не.
Не спирает дыхания, как у меня.

Он подлец, совратитель, мерзавец —
Ему только бы женщин любить…
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.

Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разных идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей!

Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!

1928

и еще много

Теги: Манжеты афоризмы литература фразы цитаты читатник

Не хотел выкладывать чужих подборок афоризмов (не чужих афоризмов, а чужих подборок), но все же решил сделать пару исключений. Во-первых, чтобы-таки подтвердить правило, во-вторых, потому, что в итоге, подборка все же получилась моя, и в-третих, потому что это то, что я читал с огромным удовольствием еще детстве в журнале «Наука и жизнь», где гомеопатическими дозами, изредка это печатали. Потом, позже, еще до того, как здесь появился интернет, я искал и собирал из старых журналов все, что мог найти. Ну, а с появлением сети все стало много проще, хотя и не настолько, насколько хотелось бы.
Итак, «Пшекруй». Вернее рубрика из этого польского журнала, которая называлась «Мысли людей великих, средних и песика Фафика».
Найти в чистом виде мне эту рубрику не удалось (наверняка плохо искал), поэтому пришлось, как седобородому архивариусу в роговых очках и черных нарукавниках перелопатить гору пыльных фолиантов, инкунабул и газет, чтобы выловить оттуда пинцетом, буквально по одной штуке все то, что сейчас и выкладываю.
Конечно, это совсем не все. Но лучше это, чем ничего, или чем тот винегрет из Пшекруя и Кастанеды, который валяется кое-где на специализированных сайтах и выдается за мысли песика Фафика или Крети Патачкувны.
А некоторое время назад уважаемый г-н Mankurt прислал мне письмо с предложением перевести кое-что из рубрики «Мысли людей великих, средних и песика Фафика» журнала «Пшекруй». Разумеется, я немедленно согласился и вообще был в полном восторге.
Самое интересное, что кроме переведенных афоризмов, г-н Mankurt нашел и перевел немного о самом песике Фафике и его хозяине, главном редакторе «Пшекроя» Марьяне Эйле (Marian Eile), а так же о том, кто скрывался за псевдонимами Братья Роек, Ян Камычек и Алоизий Качановский. Эти имена, без сомнения, знакомы всем, кто когда-нибудь читал «Мысли людей великих, средних и песика Фафика».
Живет г-н Mankurt во Львове, — где, кстати, родился и Марьян Эйле, — «немного», по его собственным словам, знает польский язык, но этого «немного» вполне хватило, чтобы перевести все, что опубликовано вот в этой записи и чуть ниже на этой странице.

Правда о песике по кличке Фафик

Собака, которой посвящен раздел в истории польского юмора.

Juliusz Kydryński, Krystyna Eile, Konstanty I. Gałczyński, Janina Ipohorska (Kamyczek), Natalia Galczyńska, Marian Eile.

«Przekrój»: Juliusz Kydryński, Konstanty I. Gałczyński, Janina Ipohorska (Kamyczek), Aleksander Ziemny, Marian Eile, Merka Ziemiańska, Janusz Maria Brzeski, Katarzyna Eile, Zygmunt Strychalski; lying: Antoni Uniechowski

Pies Fafik

Хозяином песика Фафика был Марьян Эйле, создатель и многолетний главный редактор польского журнала "Пшекрой". Марьян Эйле руководил "Пшекроем" 23 года и добился того, что этот журнал стал эталоном юмора. Многие из афоризмов в "Пшекрое" были подписаны просто: "пес Фафик".
Терьер Фафик действительно существовал и прожил довольно долго, целых 17 лет! Марьян Эйле получил его однажды в подарок на именины и с тех пор почти не расставался с ним. Фафик сидел вместе с Эйле за его столом главного редактора и быстро стал полноправным членом редакции. Фафик нашептывал своему хозяину много мудрых и веселых мыслей. А Эйле решил печатать их в редактируемой им рубрике "Мысли людей великих, средних и песика Фафика". Фафика цитировали все, он завоевал огромную популярность не только среди читателей "Пшекроя" и не только в Польше. Он даже стал героем небольшого театра "Зеленый Гусь" Константы Ильдефонса Галчинского, а "Пшекруй" учредил престижную награду "Серебряные Фафики". Среди лауреатов "Серебряных Фафиков" были Пабло Пикассо, Игорь Стравинский, Жан-Поль Сартр, Битлз, Иеремий Пшибора, Ежи Васовский, Яцек и Агатка - популярные в то время персонажи телевизионной передачи "Спокойной ночи!". Когда Фафик умер, читателям об этом не сообщили. Он должен был остаться бессмертным и доносить до читателей свои мудрые и веселые мысли даже из собачьего рая, куда он, без всякого сомнения, попал.

Братья Роек (Bracia Rojek)
псевдоним Марьяна Эйле (1910-1984) польского журналиста, сатирика и сценографа.

Ян Камычек (Jan Kamyczek)
Псевдоним Янины Ипохорской (Janina Ipohorska) (1914-1981), заместителя главного редактора журнала "Пшекруй") авторству которой принадлежат советы, публиковавшиеся на страницах журнала, в области savoir-vivru (хороших манер), опубликованные потом в форме справочника. Также использовала псевдоним Алоизий Качановский.

Алоизий Качановский (Alojzy Kaczanowski)
Псевдоним Янины Ипохорской (1914-1981), заместителя главного редактора журнала "Пшекруй", она же Ян Камычек.

наверх

Теги: Манжеты арт афоризмы литература люди фразы цитаты

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20

Николай Макарович Олейников (1898-1937) — один из самых оригинальных и ярких представителей русского поэтического авангарда 1920-1930-х годов. Тонкий лирик и пародист, поэт-сатирик, философ, своеобразный стилист.
Вместе с Даниилом Хармсом, Александром Введенским, Николаем Заболоцким, Дойвбером Левиным и др входил в группу «ОБЕРИУ» (Объединение реального искусства). Создал детский журнал «Ёж» (Ежедневный журнал). Редактировал два детских журнала: «Еж» и «Чиж» (Чрезвычайно интересный журнал), работал вместе с Маршаком, Шварцем. Андрониковым, Чуковским, Житковым, Бианки.
Под псевдонимом Макар Свирепый долгое время издавал в «Еже» «Карту с приключениями».
В 1937г. Олейников был арестован, после его ареста НКВД разгромило всю редакцию детской литературы. Олейникова и его «приспешников» обвиняли в создании «контрреволюционной вредительской шайки, сознательно взявшей курс на диверсию в детской литературе».
Олейников был расстрелян 24 ноября 1937 в Ленинграде как «враг народа». Реабилитирован посмертно в 1957.
За время его жизни было издано всего три его «взрослых» стихотворения, он на десятилетия был исключен из истории литературы. Его произведения не издавались, большая их часть оставалась в рукописях и списках, сохраненных семьей и друзьями поэта.

***

Однажды красавица Вера,
Одежды откинувши прочь,
Вдвоем со своим кавалером
До слез хохотала всю ночь.

Действительно весело было!
Действительно было смешно!
А вьюга за форточкой выла,
И ветер стучался в окно.

1931

НАТАШЕ

Если б не было Наташи —
Я домой бы убежал.
Если б не было Наташи —
Жизнь бы водкой прожигал.

День, когда тебя не вижу,
Для меня пропащий день.
Что тогда цветенье розы,
Что мне ландыш и сирень!

Но зато, когда с тобою
Я среди твоих цепей,
Я люблю и подорожник,
Мне приятен и репей.

1929

и много еще

Теги: ART'икль арт литература люди читатник

Солнце тонким ярким лучиком проковыряло дырку в гардине у окна и остановилось на коричневом корешке Брема.
У балкона легкие шторы мягко танцуют вальс с теплым летним ветерком.
Ветерок пахнет свежей выпечкой, корицей и ванилью.
Откуда-то пахнет кофе.
На кухне кто-то тихо напевает и чуть позвякивает ложечкой в чашке.
Хочется кофе, хочется теплого круассана, но вставать лень.
Не лень, а просто хочется еще спокойно полежать, послушать, как напевают на кухне, как о чем-то спорит ребятня на улице, как изредка по мостовой шуршат шинами велосипеды.
Лежать и смотреть на корешки книг с яркой дрожащей точкой на потертом кожаном корешке.
Лежать, и вбирать в себя этот покой и умиротворение, пропитываться ими пока не станешь легким-легким и не начнешь тихо парить над кроватью, а кондитерский ветерок с балкона медленно подхватит, закружит тебя и понесет наружу, на улицу.
А там проплывешь над играющей во что-то свое важное ребятней, над аккуратными кустами, над изумрудными и бирюзовыми деревьями, над машинами, над шоколадными черепичными крышами и трубами цвета крепкого чая.
А потом он не спеша понесет тебя еще дальше, к холмам, к зеленому ковру, к озеру и там, у озера тихо опустит на землю, на пышную высокую траву с белыми, оранжевыми и синими цветами.
А солнце будет светить в глаза, не давая разглядеть глубокое ультрамариновое небо со смешной пеной облаков похожих на ватные игрушки.
И будут стрекотать кузнечики и божья коровка опуститься тебе на нос и примется чистить лапками лакированные надкрылья.
А ты будешь лежать и растворяться, растворяться в этом всем, пока сам не станешь и божьей коровкой и кузнечиками и травой с оранжевыми цветами и пушистыми игрушками и синим небом и теплым ветерком.

Теги: Жестом по мимике литература ненаписанное слова

С утра выходишь на крыльцо из сеней, потягиваешься сладко, с удовольствием, на небо голубое сквозь березовую листву смотришь и с чувством так говоришь, «Эх, блин, хорошо, ядрена вошь, дрыном тя по соплям совсем!»
А после чайник на плиту поставил, пока закипает, глаза со сна прищурив за хлебушком горячим босиком по брусчатке, по песчаной дороге, лениво прошелся, с хохотушкой продавщицей поздоровался, к хлебу сырку еще выбрал.
Посмеялись, повеселились, селянок каких-то туда же зашедших тоже развеселили, и обратно домой.
Не спеша так.
Босиком по песочку ногами ступаешь, по плечам тень от листьев прыгает.
Домой пришел, сметаны банку из ледника достал, ножом сметанку порезал, на хлеб положил, сверху сыром накрыл и с чаем крепким, сладким, кирпичным…
А в окошки тюлевые солнышко светит, подвода с сырзавода с бидонами проехала, корова чья-то на выпас лениво прошла.
По тропке, прямо под окнами русалки какие-то пробежали о чем-то своем, русалочьем, хихикая.
Через дорогу, сквозь огороды храм куполами горит.
За спиной слышишь шорох какой-то.
Это Всехный Кот Васька завтракать пришел.
Ждет пока ты ему чего дашь.
Сметанки, например.
Очень он сметану уважает.
Только сметану я и сам уважаю, поэтому получит у меня Васька сырные обрезки, да хлеба сметаной смазанного.
Хватит с него. Не у одного меня кормится. Он же Всехный.
Ну, а после всего этого, трубочку достанешь, Всехного Ваську лениво шуганешь, сыр со сметаной, на всякий случай, в ледник поставишь, и на крылечко под березу выйдешь посидеть, покурить, глаза после чая прикрыть.
А сквозь веки зайцы солнечные бегают.
Сквозь листву прыгают и балуются, шпана неугомонная.
Покуришь, трубку выбьешь, в дом зайдешь чтоб кеды надеть да ножик с флягой взять и, дверь заперев, отдыхать пошел.
В лес. На озеро.
А может, и на холмы, на реку к соснам, к вереску.
А там, глядишь, и на другое озеро придешь.
На холмы подымешься, сверху видно все, елки-палки, как далеко! А красота какая!
Ну тут уж непременно надо трубочку выкурить.
На самой, на макушке холма этого.
На песок мхом прикрытый присел, трубочку раскурил, и сидишь, пыхаешь потихоньку.
А в голове какие-то мысли огромные-огромные, светлые и легкие.
Как облака в небе над головой.
Или, как небо само.
Прямо кусок неба в голове плавает.
И как только помещается?
Наверное, голова такая большая стала, что в нее и небо и облака и оба озера влезли, и леса сосновые за озерами, и луга, что здесь, внизу зеленью светятся, и храм, что немного сзади посреди погоста стоит, и дорога песчаная, и город, что тоже сверху за озером виден.
Все это в голову уместилось и еще место осталось!
Во, какая голова-то стала.
Не голова, а прямо-таки вселенная.
Только чуть поменьше.
Своя такая вселенная.
Персональная.
Личного пользования.
И вот сидишь так, сидишь, вселенная в голове что-то свое интересное придумывает.
И не понять даже. Уж очень велико для сознания.
В голове-то помещается, а в сознание не влезает.
Подкачало сознание-то, маловато оказалось.
Ну, да и ладно с ним. Нам и так хорошо.
Тем более, что глянь, а ты уже корни пустить успел.
Сквозь песок и мох до озера самого.
Соками прямо из земли питаешься.
А трубка в руках, как дупло маленькое, обгоревшее.
Вот и птица какая-то на нее уже села.
Только что за птица, не знаю.
Не разбираюсь еще в них.
В волосах стрекозы летают, паучки какие-то бегают.
Белка прибежала, постояла, посмотрела и обратно удрала.
Видно, ничего интересного во мне не углядела.
Ладно, вот холодно будет, тогда прибежишь ко мне греться.
На груди, за руками-ветками пристроишься, клубочком свернешься, и дрыхнуть будешь.
А я тебя охранять стану.
Я белок люблю.
Ишь ты, побежала-то, побежала!
Ладно, беги.
Еще увидимся, кареглазая.

Теги: Манжеты литература ненаписанное слова