Порядочная страсть или страсть к порядку

09.06.2013

Нам все время кажется.
Почти никогда, то есть практически всегда, мы не в состоянии сказать точно и определенно с цифрами в руках: вот этого столько, того столько, а тут украдено на такую-то сумму, плюс ноль-ноль копеек.
Ходят слухи, вернее, легенды, что кто-то в каком-то городе слышал о человеке, знавшего соседа персонажа, который видел сослуживца бухгалтера, гулявшего в парке с уникумом, который ни разу в жизни не употребил слов «кажется» и «вероятно».
Не потому что не знал, а за ненадобностью.
У этого уникума всё всегда было посчитано, сложено, поделено, суммировано и выписано аккуратным почерком в соответствующую графу.
Пока он чего не подсчитал и не занес в гроссбух, этого для него не существовало.
Он не беседовал об отвлеченных материях, музыку не признавал, поэзии не понимал, но весьма интересовался математическими аспектами стихосложения и скрупулезно подсчитывал количество слогов в каждой строчке хокку и очень радовался, когда уличал автора в недолжном их количестве.
Слово «фантазия» для него было отвратительным и неприличным, как пукнуть в переполненном лифте.
Совершенно не переносил всех этих писателей, выдумывающих из головы всякую чушь, которая лишь увеличивает хаос и энтропию.
Ученых тоже не уважал, потому что те постоянно придумывают и открывают что-то, смущающее умы, вместо того, чтобы аккуратно и прилежно заносить в нужные графы перепроверенные цифры и подтвержденные факты.
Книг он дома не держал, потому что не мог решить, выстраивать их на полках по цвету, по размеру, по высоте, по авторам или по тематике.
Это так его мучило и раздражало, что он перестал их покупать и лишь иногда брал в библиотеке исключительно по одной.
Он вообще страдал от богатства выбора, потому что сам не мог решиться ни на один из вариантов.
Оттого предпочитал все, что было снабжено описанием с детальной инструкцией.
Всяческая неточность и неопределенность были для него невыносимы.
Даже краны для ванной и кухни заказаны были где-то далеко и задорого.
От обычных они отличались тем, что ручки у них поворачивались не свободно, а щелкали по нанесенным на них делениям.
Для ванной раз и навсегда заведено было сочетание горячей на шесть делений, а холодной на девять.
Такая определенность и ясность его очень успокаивали и умиротворяли, потому что не надо было сомневаться, думать и делать выбор.
Потому и газовую плиту заменил на электрическую, всё с теми же делениями.
Вся его жизнь была распланирована и расчерчена на графы.
Он ужасно переживал оттого, что автобусы ездят не по расписанию, и ходил пешком.
Всюду приходил строго к назначенному времени, чем создавал для всех массу проблем.
На завтрак принимал одно яйцо первой категории, сваренное за четыре минуты по таймеру, отмеренный ломтик серого хлеба с отрубями и двести граммов молока, подогретого до сорока пяти градусов по Цельсию.
Обед и ужин более обильные, но такие же скучные.
Простыня и одеяло на кровати были снизу закреплены так, чтобы не сползали, не морщились и не нарушали своей прекрасной прямоугольной формы.
Ткань он вообще не любил, потому что ей сложно было придать правильную геометрию и сохраняла она её с трудом.
Оттого вынужденно терпел лишь одежду и постельное белье.
Роль полотенца выполняла электросушилка.
На рабочем столе под толстым зеленоватым стеклом лежал большой лист чертежной миллиметровой бумаги.
Не для красоты, а для удобства расположения предметов.
Лист бумаги и ручка непременно лежали параллельно друг другу на расстоянии двенадцати сантиметров.
Кроме того на столе всегда присутствовали двое часов, электронные и механические, показания которых точно в полночь сверялись по радио.
Погоду узнавал по спиртовому и пружинному термометрам, висевшим рядом на каждом окне.
Если вдруг заболевал, то температуру мерил сразу тремя градусниками — подмышкой, во рту и в заднице.
Поскольку каждый показывал разную температуру, он по специальной формуле высчитывал правильную с помощью логарифмической линейки, потому что калькуляторам не доверял.
Единственным украшением в квартире была выгравированная лазером на латунной пластине таблица умножения.
Такой вот скучный человек, который знал все нужное и не знал ничего ненужного.

Таблица умножения


Трусливое

07.06.2013

До этого портки только зимой одевали, а так весь год в рубахах ходили на голы ноги.
Поэтому, наверное, трусы, любимая, и я даже сказал бы, национальная советская одежда.
Особенно широкие, ниже колен, вроде этакой юбки, и чтобы в какой-нибудь чудовищный цветочек.
Ух, народ такие любит!
Впрочем, я тоже не без трусов хожу, но выбираю покороче, поуже и не в цветочек.
Хотя в клеточку у меня есть.
Ковбойская такая клеточка, на дам впечатляющее действует.
А вот будучи каким-нибудь Славой Зайцевым, трусы я бы делал с кучей карманов всех форм, видов и размеров.
Снабдил бы трусы петлями для ремня, отстегивающимися помочами, специальными съемными водонепроницаемыми карманами на липучках для ношения документов, денег и курева.
Придавал бы к ним самонадувающийся пояс для спасения утопающих, специальный широкий ремень для ношения на нем разнообразных несессеров, сумочек, котомок и рюкзаков с фотоаппаратами и мобильниками.
Сзади, карман на молнии, в который можно (вроде капюшона на куртках) сложить рубашку или легкую куртку.
Пристегивающиеся штанины внизу сделать со шнурами, которые при надобности можно было бы герметично затянуть.
В комплект должен входить специальный пенорезиновый гульфик для разных случаев.
Ширинка на липучке и двух кнопках с молнией сверху (опционально).
Так же в комплекте должны быть две съемные подкладки — одна на бобровом меху для тепла и влагоизоляции, вторая прорезиненная газо-водонепроницаемая.
Ну и разные другие мелочи.
Вот это уже были бы настоящие трусы, а не юбочка из ситца в горошек на толстом волосатом животе.

Труселя в цветочек


Волшебная сила искусства

07.06.2013

Да, командир, я такой задумался. Об чем, об чем… А вот когда обо всем и ни о чем, знаешь? Ну так, когда душа вспухает, ноет — об чем тут думать-то… Вот, обо всем сразу. Об жизни, мать её ети, чтоб или ну её нафиг совсем или чтоб пожить по-человечески. Я ж и не пробовал, почитай, совсем, по-человечески-то. В пеленках матка портвешом поила, чтоб не орал. Лучше б, сука, жрать давала, хоть титьку, хоть краюху. Когда по пьяному делу откинулась, хоть спокойней стало. Пацанвой на речку бегали, с девками жались да самогоном разбавлялись, когда доставали. А чо еще в деревне делать было — двенадцать изб, семь старух, да мы, пацаны чужих кур гоняем. Так потом и сожрали всех. В лес уносили и жарили. А самогон у Лукерьи брали. Ей гнать-то надо, значит дрова нужны, воды натаскать, то да сё… А она по пузырю на брата взамен давала. И ей польза и нам хорошо. Опосля свинью в соседнем селе сперли. Ох, как тогда наелись!.. Ну, по пятерику дали. Мне и Юрке Шкворню. Шкетам по году условно. Вышел, в город подался. Куда еще-то? Здесь хоть подай-поднеси-выкини, худо-бедно на пузырь с закуской хватает. Ну, а нет, так всегда есть к кому присоседиться. Зимой, да, люто зимой. А чо сделаешь-то? Так оно все, командир, устроено. Тебе вот штиблеты замшевые, девахе этой скрыпочку, а мне присесть, послушать. У тебя закурить, часом, не найдется? Не куришь… Ладно, ступай командир, только девахе этой рупь от меня положи. Хорошо пиликает, душевно…

Великая сила искусства


Особенно с утра

03.06.2013

Встал будто не просыпался.
В голове туман, вата, вода, песок, галька, камни, глыбы, скалы и прочие горные образования.
Голову поднимешь — гул, стук и шуршание.
И где-то что-то постоянно капает, хотя языком можно с дерева стружку снимать.
Когда идешь, внутри пересыпается, позвякивает и смещает центр тяжести в сторону обочины.
В ноги какая-то сволочь напихала дикобразов, а они там свернулись и ощетинились.
Отрыжка фиалковая с легким призвуком алиготе и шашлыка.
Почему-то кажется, что шашлык карский, хотя кроме привокзального никаких не пробовал.
И в глазах все время всполохи, искры, но дымом не пахнет.
И вижу, как метеориты падают, хотя звука нет.
А иногда наоборот, кто-то что-то скажет, а оглянешься — нет никого.
Да и кому тут быть, когда один одинешенек в сортире сидишь, ураган пережидаешь.
Там за дверью такое торнадо кружит — все разнесло, снесло и унесло, пока вот только сортир одинокий держится.
Может, оно брезгует?
Кто их, торнадо, знает.
Особенно с утра.

Торнадо с утра


Глузд набекренился

27.05.2013

Я чего подумал, — ведь дата прохождения улицы на свету через тернии и прочие ежовые рукавицы по прямой линии до самого горизонта определена не была.
Открывающиеся дали не дали никому ничего и никогда по причине собственной сугубо индивидуальной злогребучести и прочих личностных аберраций, девиаций и аллитераций.
Но несмотря и вопреки, ровно поперек продольного радиуса поражения вирусного выражения собственного достоинства, легко махая крыльями, промелькнула тень отца Гамлета.
Искристый туман захлестнул навскидку топи, топики и топлессы.
Бароны и баронессы танцевали краковяк вперемешку с гопаком и дешевым красным портвейном.
То ли еще будет — сурово отвечала на это старуха Изергиль, мучительно изрыгая клубы дыма и веские непристойности, достойные всяческих и всевозможных похвал, наград и переходящих кубков.
Кубки, бокалы, чарки, лафитники и стаканы с портвейном покрывали поверхность стола, стульев, полок, этажерок и половых досок.
Экзекуция эякуляцией всплыла в памяти беспамятной старухи и выжгла электрической дугой сверхвысокого напряжения остатки движения мысли, души и бесплотного тела разудалой старушечьей вольницы.
Гой еси добрый молодец, — молвила налитая медом и молоком молодуха, преисполненная духа противоречия и кафкианских традиций.
Откушай чем Бог послал, процедила она сквозь скрипучие зубы, задорно покусывая ляжки.
Ляжь со мной добрый молодец, ляжь со мной, молодой, здоровый, красивый и энергичный мужчина в самом расцвете сил и интеллектуального потенциала.
Потенциал был полон потенций к поиску парасексуальных коммуникаций по выделенной линии и двум независимым частотным каналам.
Искры выбивались из глаз и сыпались веселым дождем на прелую солому.
Темные кошки ходили по кругу в ряд парами и тройками, заполняя своими телами все пространство чорной-пречорной комнаты с чорными-пречорными обоями на легкой ситцевой подкладке.
Да здравствует индивидуализация всей страны и прилегающих окрестностей!
Коноплев строго выкрикнул положенное, и витиевато помахивая поехал к яру.
Яр был в завалах валежника, сухих листьев, перепрелых грибов, разлагающихся сперматозоидов, сухостоя, сухолежа, сухосидя и высохших мумифицировавшихся тел убиенных младенцев.
Почто же так! — вопрошал истерически и заразительно смеясь и беззлобно пошучивая, по-молодецки подтянутый Коноплев.
По два рубля пара — вещал старик Загребущий по кличке Отпад.

Старик Загребущий по кличке Отпад


Вдарим депривацией по гифедонии

13.05.2013

Вот выкладывают ссылки на бездонные хранилища очень музыкальных видео-клипов всех возможных наипопулярнейших исполнителей, певцов, певиц, музыкантов-солистов, музыкальных ансамблей и оркестров; дают нетленные литературные произведения современных классиков беллетристических наук, а мы, как медведи, залегли в берлогу и сопим в медовую лапу.
И по фигу нам все духовые изыскания, идеалистические воспарения, философские взлеты, высоты духа, равнины возвышенных размышлений, перевалы глубоких дум.
Только бы забраться в берлогу, сунуть в пасть измазанную медом лапу и, чавкая сквозь храп, пофигистски спать, пуская из уголка рта сладкую тягучую слюну.
Вот он, удел доморощенных философов и псевдомыслителей, дутых гигантов духа и названных отцов нерусской пресловутой демократии.
Свободу Луису Корвалолу и Анжеле Дэвис!
Революционный держите шаг!
А кто может, пусть держит и два шага, и три и пять, и даже стахановские двенадцать шагов!
Антиглобализм не пройдет!
Глобализации — нет!
Имена, явки, пароли?!
Мочитесь в сортирах!
Порнографов под суд!
Писателей в тюрьму за потенциально возможный вред для государства и общества.

Это не бред, не пасквиль, не stream of consciousness и не шизофазия.
Это ответ на нагло вторгшуюся гипестезию, на мучительные фрустрацию с депривацией, на вскочивший вдруг на ровном месте когнитивный диссонанс.
Это попытка разрушить, пробить тягостный и привычный компульсивный стиль, победить ангедонию вербальным потоком.
Короче, хер его знает, что это такое.

Вдарим депривацией по гифедонии


Журналистское

10.05.2013

Тяжел и тернист труд российского журналиста.
Сколько шишек набьешь, сколько типунов натрешь, пока достойной прицельности добьешься.
Плотность попадания в нашем нелегком деле, — это главное.
Легко и беззаботно обдристать все вокруг в радиусе пятидесяти метров, это каждый дурак может.
А вот уложить все в цель плотной кучей, да еще за минимальное время, это уже мастерство!
Это не каждому дано.
К этому талант нужен и длительные тренировки.
Такое достигается исключительно упорным трудом и ежедневным упражнением до седьмого пота и железных мозолей на всех возможных местах.

Плотность попадания в нашем нелегком деле, это главное.