Pepsimist

Есть хорошая книжка: «Полковнику никто не пишет» называется.
Там говорится о том, что полковнику никто не пишет.
Наверное, некоторым трудно сразу понять, что там рассказывается именно о том, что полковнику никто не пишет, поэтому я и подсказываю: в этой книжке речь идет о том, что полковнику никто не пишет.
Остальным, возможно, тяжело будет догадаться, что и здесь тоже будет рассказано о том, что полковнику никто не пишет.
То есть не полковнику, ибо ни полковником я, слава богу, не был, ни капитаном, ни майором, ни сержантом, да и от генерала, тоже Господь оберег.
Если бы я был полковником, то мог бы подумать, что это присуще исключительно нам, полковникам.
Нам-то, полковникам, еще можно понять отчего не пишут — оттого, что мы, люди военные, то есть для убийства предназначенные и ему же обученные, ну и поубивали, к чертовой матери по привычке или по приказу или просто так всех, кто нам мог бы написать.
Но я-то человек сугубо мирный, никого, насколько помню, не убивал и даже не особенно старался.
А все равно не пишут.
Или тут надо с другого конца подходить, с другой стороны на это смотреть.
Не кому не пишут, а кто не пишет?
Ну действительно, все пишут, а именно ЭТИ — нет.
То есть, те которые не нужны или не обязательны — строчат, как львы николаичи, томами, сборниками, собраниями сочинений.
А те, кто нужны, заперлись где-то там, у себя глубоко внутри, защелки защелкнули, замки замкнули, щеколдами щелкнули и — ни гу-гу.
Как вымерли все, тьфу-тьфу-тьфу.
Может, сказать им нечего? Ну скажи просто — «Привет». И хватит.
Для своего человека и этого вполне достаточно.
Не обязательно мыслью по древу, как маслом по блину.
Так они же даже афористичностью своею не воспользуются, телеграфным стилем.
Могут, но не хотят.
Возможно, думают, что лучше ничего не писать, чем пару слов ни о чем.
Да как это «ни о чем»?
Очень даже о чем.
«Привет, пока!» — и уже ясно, что живы, что помнят, что время выбрали вот эти два слова написать, что и сами есть и ты еще тоже пока существуешь.
Слова два, а сказано на целый том.
В таких двух словах смысла больше, чем в здоровенной дико научной монографии под руководством трех академиков, пяти докторов наук и одного аспиранта-недоучки.
Не считая самих авторов.
Вот просто: «Привет! Как дела?» И все.
Уже сердце успокоилось, душа на место встала, мозги обратно расклинило и печень с почками кровь через себя фильтровать начали, токсины выводить.
А это ж чистый яд, когда никто не пишет из тех, кого ждешь, и кто вроде бы как должен.
Не обязан, но должен.
Тут разницу чувствовать надо. Тут тонко.
Не всем доступно, по попробовать понять можно.
Ну для простоты, для некоторых поясняю.
Вот ты матери писать-звонить не обязан? Нет.
Но должен? Должен.
Если ты не козел, конечно, и не последний сукин сын.
Вот и здесь примерно то же.
Не обязаны, но должны.
А даже если по разумению своему, по совести и не должны, то ведь могут же.
Но не пишут.
Вот и думай тут: либо не должны, либо не могут, либо не хотят, либо одно из двух.
Вернее всего, конечно — одно из двух.
И скорее второе, нежели первое.
Хотя это тоже, смотря с какой стороны считать.
Вот и сидишь, считаешь.
Сперва слева направо, потом справа налево, потом сверху вниз и по диагонали поперек.
Такие дела.

© Bill Zeman

Теги: Манжеты автография мыслительное ненаписанное слова

В декабре еще крики начинаются, камлания: «Ах, новый год, ах, новый год, что он нам несет?»
Дико всех во все стороны распирает от любопытства, аж глаза на лоб и подмышки чешутся.
А ничего он нам не несет.
Он нам ничего не должен.
Что за русская народная тяга к халяве?
Он у нас в долг что-то брал?
У тебя что-то было, чтоб ему дать?
Ты ж сам по трамваям мелочь на папиросы тырил.
И это не он к нам идет, а мы к нему.
И это мы ему должны, как радушному или безразличному хозяину — какой бы он ни был, но все же он хозяин — и мы, орава бесцеремонных, хамоватых и разбитных, отчасти кое-где почти сапиенсов, должны ему выказать свое расположение и уважение.
Не он — нам, а мы — ему.
А то вперлись здоровенной кодлой пьяных, полупьяных и совсем трезвых человекообразных и тут же, с порога принялись капризничать, бузить и требовать.
Ты, дескать, хозяин, эта, что в печи — на стол мечи, и дай-ка нам сытно выпить и пьяно закусить.
И под елочку нам чего-нибудь кинь покрасивше да подороже.
И тут же — шуметь, песни петь, хлопушками трещать, блевать на ковер, посуду бить и спать мордой в заливном.
Спасибо сказать надо, что вообще не выпер тут же тумаками и пинками с лестницы, пачек не накидал и не дал в догонку из обоих стволов солью.
С охотой или без охоты, но впустил же, даже нагадить, пусть и скрепя сердце, дал.
Ну что с них, с человекообразных, взять.
Жаль их, убогих гнать, хотя и надо бы.
Так что благодарить его надо, в ножки ему кланяться, что вообще пустил, ворота перед носом на щеколду не закрыл.
А мы все туда же пьяным хором: «Что он нам несет?»
А дулю с прибором по самое не балуй не ждали?
Вот и не спрашивайте.
А то выйдет вот такой вот Дедушка Мороз и скажет ласково: «А какая это сука меня тут чего спросить хочет?»
И все, нового года — полные штаны. И больше уже никто ни у кого ничего не спрашивает…

Теги: Манжеты дремучая смесь ненаписанное слова

День у меня сегодня был сумасшедший, весь в поездках, в отстаивании очередей, лихорадочных сетевых поисках и звонках в промежутках между бегом по промозглым улицам. Но интересно не это, а то, что с самого утра мне в огромных количествах стали попадаться бомжи и прочие алкогольно ущербные личности.
Еще не успев выйти из дома, глянув в окно увидел лежащего по середине дороги, на зебре, расхлюстанного персонажа. Сперва решил, что очередная жертва наших отмороженных водителей, но потом заметил двух похожих персонажей, которые поддерживая друг друга, пытались преодолеть бордюр газона. Выглянув попозже, увидел, что народ идет по зебре не особенно обращая внимания на распластанное тело, а само тело предпринимает слабые попытки к шевелению. Машины тело аккуратно объезжали, а друганов видно уже не было. Видимо, они успешно преодолели бордюр и пошли дальше по своим алкогольно-бомжовым делам.
Когда через полчаса я вышел на улицу, то между гаражами-ракушками заметил этих двух приятелей, которые уютно расположились прямо на земле и сладко спали насыщая атмосферу парами переработанного спирта и разложившегося пота вперемешку с застоявшейся мочой.
А когда дошел до перехода, то увидел и знакомое тело, которое, видимо, собрав последние силы доползло до тротуара и там же и осталось мешая машинам и прохожим. Впрочем, всем водителям и прохожим, включая и меня, было пофигу и само тело и его будущее. И без того почти каждый день на такие тушки натыкаешься. То у магазина, то у подъезда, то где-нибудь на газоне или просто на асфальте. Привыкли уже. Элемент пейзажа. Район у нас что ли такой?
Когда чуть позже ехал в троллейбусе, еще одна вымазанная и измятая тушка валялась в углу у задней двери. Как она, тушка, прошла через турникет, и откуда взяла на это пятнадцать рублей, ума не приложу.
Еще два бездомных и в хлам пьяных тела в растерзанном и грязном тряпье попались уже в метро. Имея вид убитых выстрелом в упор, тела валялись на сиденье и свесив с него мослы в каких-то опорках, благоухали так, что вся эта половина вагона была пуста.
В одном из присутственных мест, где мне надо было побывать, от окошка к окошку неверно перемещался точно такой же фиолетового-синего цвета персонаж, мыча что-то инвективное, пуская слюну и издавая такой густой букет самых разнообразных ароматов, что даже тетки за окошками, в конце концов не выдержали и вызвали из недр учреждения хмурого охранника, которому явно не светило не только выволакивать тушку на улицу, а даже приближаться к ней ближе чем на пару метров.
И наконец, когда я уже окончательно возвращался в темноте домой, чуть не доходя до подъезда еле успел подпрыгнуть, чтобы не наступить на еще одного мирно спящего на асфальте персонажа.

Ну, то есть, я уже давно привык к тому, что раза два в месяц от дверей магазина увозят не успевших опохмелиться и там же окочурившихся граждан, но чтобы в один, да столько… Правда, я не знаю, сколько из них уже сожмурились, а сколько еще нет, но в любом случае, это все же перебор.
Видимо, это третья неделя отсутствия солнца так сказывается на народонаселении.
Пьют, как лошади и мрут, как мухи.
Такая вот фауна.

Теги: Всячина автография мизантропическое слова

Не знаю как в других местах, но в москве погода вполне соответствует общему фону.
Температура плюсовая, но холодно.
Дождя нет, но сыро.
Ветра нет, но промозгло.
Солнца нет совсем, а потому все серо, уныло, блекло и безнадежно.
А тут еще снова оба лифта отключили.
Ну, спуститься я еще спущусь.
Если аккуратно, не спеша и отдыхать на каждом третьем этаже, чтобы остановить головокружение.
Но подняться обратно уже не получится.
Тем более, тащить на себе еще пуд.
Наверх. Выше десятого и чуть не доходя до шестнадцатого.
Ну просто не смогу.
Нет, если дать мне часов пять-шесть, то и сам поднимусь и пуд этот дотяну.
Но на привалы времени уйдет больше, чем на подъем, а это как-то глупо.
Да и всю воду выпью на этих привалах и снова придется идти её покупать.
А потом опять подниматься.
Я же так буду неделями туда-сюда ходить.
А отхожих и спальных мест у нас на лестнице не предусмотрено.
Хотя, при таком лифтовом устройстве не мешало бы.
Ну с отхожим местом, если хорошо прицелиться, то можно мусоропровод использовать, но спать на подоконнике все равно не получится.
Опять же бомжи.
Они привыкли, а я только при одном виде вшей начинаю чесаться и хочется облиться дустом.
Да и обоняние…
Нет, словом, это — не погода и это — не коммунальное хозяйство.
И не хозяйство вообще.
И я вообще удивляюсь, как здесь люди живут.
Хотя сам человек, и живу тут же, не отходя от всего этого.
Но все равно удивляюсь и пытаюсь найти причины такой живучести, приспосабливаемости и помехоустойчивости.
Уникальную породу людей вывели — хилые, слабые, безвольные, недоверчивые, равнодушные, но при этом поразительно живучие.
Дихлофос, тритетрабензол пьют — только крепче становятся.
Правда, не надолго.
Но лет до сорока-пятидесяти, как правило, пока еще дотягивают. Пока еще…
А если бы до пенсии доживали, то еще ого-го сколько жили бы.
Если не пить, конечно.
Но на пенсию что еще делать?
Жить на нее нельзя, остается только пропить, чтобы зря не пропадала.
Вот говорят, что ихние пенсионеры очень любят по миру путешествовать.
Наши тоже могут путешествовать.
Если поприжмутся, накопят, то целую неделю смогут по москве на общественном транспорте ездить.
Одновременно с лечебным голоданием.
От сокольников до парка на метро, там на троллейбусе, потом на трамвае и снова в метро спать на кольцевой линии, пока не выгонят для ночного моциона.
Зато сколько незабываемых впечатлений!
И будет о чем вспомнить и радоваться, что жизнь не зря прошла.

Ладно, пойду проверять, что там с лифтами.
И надо бы еще компании дождаться, чтоб не так скучно было между этажами сидеть.

Теги: Манжеты мыслительное ненаписанное слова соотечественники по несчастью

Я не мистик и ко всяческим барабашкам отношусь, мягко говоря, с недоверием. А проще говоря, не верю я в них. И, тем более, не верю в компьютерных барабашек, не говоря уже о сетевых. Сетевых — по аналогии с домовыми. То есть, это такой узкоспециальный барабашка, который водится исключительно в датацентрах.
А заговорил я о них потому, что давно-давно на одном моем блоге перестали работать комментарии. Ну что-то где-то я там не так прописал или еще какую лажу спорол. Сперва долго тыкался, по десятку раз заменил все возможные файлы, обшаривал с лупой весь код на предмет багов, ну и исполнял все положенные в таких случаях ритуальные танцы с бубнами, горнами, трубами и прочими дудками. Но моих скромных, весьма и весьма скромных знаний необходимых для такого ремонта не хватило, на призывы о помощи никто не отозвался, ну и я вздохнул, плюнул, растер и забыл.
А с неделю назад комменты вдруг неожиданно заработали снова. Поскольку сам я в блоге давным давно ничего не трогал вообще — ну не считая банальных публикаций — то остается только сетевой барабашка. Потому что в неведомых благодетелей с хакерскими наклонностями не верю еще больше, чем в барабашек. Чтобы блог взломали на предмет в него с удовольствием и обильно нагадить, это запросто. А вот чтобы несанкционированно в него проникнуть исключительно с благотворительными целями, то такого я не слышал и, думаю, никогда не услышу. А если и услышу, то все равно не поверю и спишу это на маниакальный оптимизм рассказчика.
Но поскольку комментарии у меня все-же заработали и закрыть глаза на этот факт и сказать, что этого не было, я не могу, остается только начать верить в сетевых барабашек и прочую цифровую нежить.
Надо повыяснять в компетентных компьютерно-оккультных источниках, чем нынче задабривают сетевых, серверных и прочих компьютерных барабашек и попробовать с ними договориться, чтобы они мне еще и базу данных почистили.
Вот так вот и растут ряды мистиков и медиумов. С цифровым уклоном.

Теги: Всячина слова

Вот дурака валяешь, строишь, строишь карточный домик, развлекаешься, и красивый такой получается и душу радует, главное, стоит твердо.
А потом из кирпичей начнешь собирать, ряд за рядом, на растворе, все ништяк, стоит как влитой.
А после птичка рядом пролетела, крылышком махнула - и капец домику, в крошку, в пыль рассыпался. А карточный тут же рядом стоит, как и стоял.
Это вот как? Это случайность или закономерность?
Карточный же играюче собирал, для ради забавы, а кирпичный — все по науке, по умным книжкам, специалисты с умным видом кивали, советы мудрые давали. И что? Где эти советы? Где эта наука? А вот тут — в пыли, в щебенке.
Так оно, может, лучше играюче, легко, чем серьезно, с насупленными бровями и логарифмической линейкой? И рассыпется — не жалко, а стоять будет, так в нем и жить-то веселее, коли сам он весело строился.
Гаудеамус игитур, одним словом.

Фото Ольги Абрамовой

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Какое страшное слово «следопыт», если вчитаться, вдуматься в него. Следо-пыт. Тот, кто пытает следы. И сразу видится здоровенный потный мужик с волосатым животом закрытым резиновым фартуком мясника, с руками-окороками и красной распаренной харей с белыми свинячьими глазками. Тяжело хакая и покряхтывая он крутит в руках тяжелые кованые железные щипцы, какие-то раскаленные докрасна стальные полосы, накручивает на руку тяжеленные ржавые цепи, гремит подвешенными к потолку ржавыми крюками, подтягивает кожаными ремнями грубые и сложные приспособления с колесами, блоками и потертыми, в бурых пятнах деревянными спинками с чугунными шипами. И отовсюду идет жар и вонь и гарь и запах горелого, потного, удушливого и прелого. И следы корчатся под его толстыми волосатыми руками, которыми он что-то все время крутит, мнет, рвет, вдавливает и вытягивает. Сладострастно пыхтя и поблескивая сальными глазками он все пытает и пытает следы, получая от этого омерзительное стыдное тошнотворное удовольствие.
Ненавижу следопытов. Убил бы.

Теги: Портреты ненаписанное слова