Хорошо, когда друзья есть.
            Плохо, когда друзья — свиньи.
            Это не ругательство, это определение.
            Констатация.
            Простого знакомого давно бы уже выкинул.
            Без выходного пособия и обоссаных носков.
            Но ведь эта сука, что второй день валяется здесь, на кухне, упершись ногами в холодильник и башкой в плиту — друг.
            Если друг оказался вдруг уже который день в запое, облевал рубаху, обоссал штаны вместе с туалетом, а сам весит центнер, то хуля с ним делать, спрашивается в задаче?
            Ну, рубаху со штанами я выстирал.
            И высушил.
            Но теперь же надо все это на него натянуть, взять эти сто килограмм проспиртованного сала подмышку, стащить вниз и впихнуть в такси.
            А я сейчас и сорока не подниму.
            То есть, даже от пола не оторву.
            Не говоря уже о добавочных шестидесяти.
            Здоровье у меня уже не то, чтобы такие туши таскать.
            Это раньше, в хозяйственном или, скажем, на мясокомбинате или в мебельном, тогда да, легко.
            Но так это и было тридцать лет назад.
            То есть, это было больше, чем его дитям сейчас.
            А сейчас мне спать надо.
            Мне сейчас тяжело уже по двое суток не спать и перемещать волоком этот вонючий центнер от сортира в сторону.
            Ну мне же тоже надо иногда туда заглядывать.
            У меня же тоже метаболизм.
            Хоть и без водки.
            А эта сволочь еще норовит башкой обо что-нибудь ебнуться.
            Благо, у меня есть обо что.
            То есть благо или не благо, но все равно есть.
            Лоб уже разбил.
            Вместе с вазой.
            Теперь нацелился еще что-нибудь обо что-нибудь.
            Чтоб меня довести до ора с трехэтажным и размахиванием кулаками, это я не знаю, что нужно.
            Но это я не знаю.
            А он, судя по всему, очень хорошо знает.
            Только зачем ему это нужно?
            Я же очень неприятный, когда ору.
            Очень неприятный.
            Мне самому потом тошно и хочется вымыться дегтярным мылом.
            Но перед этим придется дезинфицировать всю кухню вместе с сортиром, ванной и коридором.
            Но чтобы продезинфицировать, надо сперва убрать оттуда источник заразы.
            А источник весит центнер и сам передвигаться не может.
            И не хочет.
            Источнику и так хорошо.
            Это нам с женой плохо.
            А ему заебись как здорово.
            Его кормят, поят и ссань за ним подтирают.
            А мы уже двое суток не спали.
            Пробовали, не получается.
            Эта падла просыпается среди ночи и ей, падле, становится скучно.
            И она идет веселится в нашу комнату.
            Падает на пол, сучит ножками и хнычет.
            Дескать, ей, падле, плохо, страшно и пить хочется.
            Приходится яростно выскакивать из кровати, жутко ругаясь всеми известными словами и выманивать эту сволочь обратно в кухню криками "Водка, водка, цып-цып-цып…"
            Стокилограммовая цыпа ростом под два метра немедленно подымается и бредет на кухню, снося по дороге картины со стен и лампочки с потолков.
            Ну ни хрена, и на эту цыпу управу нашел.
            Во-первых, водку он-таки дожрал.
            Два литра.
            Во-вторых, через часок должны подъехать два добра молодца с румянцем во всю щеку и с полбанкой внутри у каждого.
            То есть на самом деле во всю щеку у них только бороды и пить они не пьют совсем, а играют на альтах, но могу же я слегка преувеличить, чуть-чуть соврать для антуража.
            В общем, какие бы ни были, но приедут.
            Вот они его, болезного, уцепят под белы руки и увезут домой на фиг совсем.
            Пусть дальше жена за ним стирает и подтирает.
            Ей, в конце концов, деньги за это платят.
            А мне не платят.
            Я — друг.
            А друг, это халява.
            Теги: Жестом по мимике автография мыслительное слова человеки
            
              Ссылка: