Сочинитель
Печально.
Альтист, Шеврикука, Аптекарь, Камергерский переулок, недавняя Земля в форме чемодана.
Пишущих много, писателей мало.
Стало еще меньше.
Жаль.
- Время стекало в глиняный кувшин и застывало в нем гречишным медом.
- …В наши зрелые годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело…
- Не надо было торопить жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства, и свою свободу.
- Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, не обогреешь, а в суете коснёшься лишь случайным словом и унесёшься дальше по пустяшным делам!
- Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: «А лес стоит загадочный…»
- Тихо стало на Аргуновской. Зябко даже. Словно озноб какой нервный со всеми сделался. Или будто грустный удавленник начал к ним ходить.
- — Теперь ты должен играть не как можешь, а как не можешь. В крайнем случае ты ведь все равно сыграешь как можешь.
- …Разве мир — гармония? Разве жизнь — гармония? Лев терзает лань, мирные злаки растут на братских могилах, женщина торгует телом, пьяная рука калечит ребёнка, альтист лижет штиблеты главному дирижёру, чтобы именно он поехал на гастроли в Италию!
- Завтра ваши нарушения станут правилами.
- Разве слова способны передать движения мыслей и чувств? Нет. Они — служебные сигналы, они жалки и убоги, как знаки азбуки Морзе.
- И вот является на стол узбекский плов в огромной чаше, горячий, словно бы живой, рисинка от рисинки в нем отделились, мяса и жира в меру, черными капельками там и сям виднеется барбарис, доставленный из Ташкента, и головки чеснока, сочные и сохранившие аромат, выглядывают из желтоватых россыпей риса. А дух какой! Такой дух, что и в кишлаках под Самаркандом понимающие люди наверняка теперь стоят лицом к Москве.
- В Москве каждая культурная семья нынче старается иметь своего друга.
- — У нас день впереди, — сказал Данилов. — Как ты предполагаешь провести его?
- — В разгуле, — сказал Кармадон. Но без предвкушения удовольствий сказал, а холодно, твердо, будто под разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий и чтение источников.
- …Ещё Александр Сергеевич говорил, — правда, французскими словами, — что в женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения…
- Чем больше открытий в науке,..тем больше тайн. И приходит мысль: «А не разыгрывает ли кто нас? Не шутит ли над нами? Не чья-либо шутка — моя жизнь?»
- Но разве памятный тебе Иван Васильевич Грозный не имел стрессов и неврозов? Или, скажем, Людовик Одиннадцатый? Да имели они, только не знали, что это именно стрессы и неврозы.
- Следует всегда оставаться самим собой в главном, а в мелочах уступать, мелочей много, они на виду, оттого-то и кажутся существенным, главное же — одно и в глубине, уступки в мелочах и создают видимость подчинения и прилежности. Пусть считают, что он послушный.
- Мода ведь только создаётся в Париже или там в Москве, а живёт она в Фатеже и Маклакове. А пока дойдет она до Маклакова, через голову десять раз перевернётся и сама себя узнавать перестанет…
- — Чью же сторону ты бы принял в этой перебранке?
- — Оба правы. И оба не правы. Оба — посредственности.
- Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.
- Но сейчас же возникла красивая, бисквитная с шоколадом и цукатами, Клавдия.
- Все великие музыканты прошлого были импровизаторами. Ведь так? А нынче выходит, что музыканты могут свободно выражать себя лишь в джазе…
- …подымая от бланков глаза, упирался взглядом в грудастую даму на плакате с жэковскими книжками в руках — над дамой медными тарелками били слова: "Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами!"
- На обеды, выпивки и чаепития у Кудасова особый нюх. Стоит ему повести ноздрей — и уж он сразу знает, у кого из его знакомых какие куплены продукты и напитки и к какому часу их выставят на стол. Еще и скатерть не достали из платяного шкафа, а Кудасов уже едет на запах трамваем.
- …в его натуре, на самом деле, осело много мелкого знания, вроде как об этих турусах. А зачем оно ему — неизвестно. Если только помогать Муравлеву решать кроссворды.
- …нахальству Кудасова никакие танковые ежи не помеха.
- Бросить сейчас бы все и удалиться куда-нибудь в охотничью избушку в Туруханской тайге или в саклю в горах Дагестана, и чтобы вокруг все было завалено снегом, и бил в крохотное оконце ветер, и выли волки…
- Боящийся не совершенен в любви.
- …В квартире Муравлевых с утра происходят хлопоты, там вкусно пахнет, в кастрюле ждет своего часа мелко порубленная баранина, купленная на рынке, молодая стручковая фасоль вываливается из стеклянных банок на политые маслом сковороды, и кофеварка возникает на французской клеенке кухонного стола. Ах, какие ароматы заполняют квартиру!
На схожие темы:
Август 10th, 2014 at 20:08 пп
Очень жаль. Не всё из его книг понял, не всё прочувствовал, но знаю, что если написал - то надо прочитать. А потом, скорее всего, вернуться и ещё раз перечитать. Пробило на "Аптекаре", много позже первой публикации. "Альтиста" прочитал сообразно обчественным веяниям, но отпечатались только хлопобуды (с коими в ту пору я ещё не сталкивался лично), и любовь Кардамона к железнодорожной кухне.
Август 10th, 2014 at 21:02 пп
У меня к его книгам отношение неровное и непостоянное. Сегодня нравится, через полгода не могу читать. Пока больше нравится "Шеврикука", но не факт, что так и дальше будет. До этого любимой книгой был "Альтист". В памяти откладываются странные вещи — отчего-то казалось, что в Альтисте и Шеврикуке много о старой Москве, потом оказалось, что это аберрации памяти, и о старой Москве лишь редкие упоминания.
А железнодорожная кухня, да, плотно отложилась, еще отчего-то купание в грозе, хлопобуды, эпизод в пивной.
Никак не могу осилить "Камергерский переулок" и особенно "Бубновый валет". Несколько раз брался, но трудно идут. Странно.