Pepsimist

Когда я был маленький, вечерами из детского сада нас выводили гулять в большой загон, огороженный забором из железных прутьев и слабо освещенный парой фонарей. Мы покорно топтались на снегу, ковыряя его лопатками, было холодно, темно и тоскливо. Я смотрел сквозь прутья, не идет ли мама. И она всегда приходила. И сразу становилось тепло и радостно и мы быстро шли домой пить горячий чай, есть вкусные бутерброды и болтать о разном интересном.

Когда я был маленький, я очень любил не ходить в детский сад, а взять, и заболеть чем-нибудь легким, вроде простуды. Тогда можно было весь день валяться в кровати, обложившись альбомами и книжками. И кайфовать…

Когда я был маленьким, мы летом иногда ездили в деревню. Там я ходил к озеру, в которое из стоящего на берегу сырзавода широким ручьем текла мутная белесая жидкость. Воняло там изрядно и купаться было невозможно, но зато в этом ручье время от времени проплывали черные и синие пластмассовые циферки. Циферки я вылавливал, приносил домой и складывал в коробочку от монпансье. За лето набиралась пара коробок. Что потом с ними делал, уже не помню.

Когда я был маленький, когда я был совсем маленький, у нас в ванной комнате висела газовая колонка. Я очень ее не любил, потому что она сильно гудела, зажигалась с громким хлопком и иногда неожиданно стреляла. Да и вообще, вид у нее был страшный.

Когда я был маленький, дверь в ванную у нас была весьма странной советской конструкции, смысл которой так и остался для меня загадкой. То есть все в ней было, как в обычных дверях, но в самом низу был просверлен ряд отверстий, в которые свободно входил палец.
И когда кто-нибудь из взрослых шел принимать душ или мыться, мы начинали играть в разведчиков. По пластунски проползали по коридору до двери и внимательно следили за тем, что там делает «шпион». Иногда даже стреляли в него из пальца, а шпион в ответ брызгал в нас мыльной водой и кричал что-то грозное. Тогда мы переползали к балкону и оттуда наблюдали за прохожими, время от времени постреливая в них из пальцев. Прохожие не возражали, не брызгались и не кричали.

Когда я был маленький, на даче мы забирались на сеновал, рвали газету на квадратные кусочки, заворачивали в них сухие листья и сено, поджигали украденными с кухни спичками и «курили». Такие «козьи ножки» с махоркой лихо сворачивал сосед дядя Костя. Мы, как завороженные смотрели на этот трюк и нам страшно хотелось научиться делать так же. И как мы только сеновал тогда не спалили…

Когда я был маленький, у меня был шикарный трехколесный велосипед. То есть мне он казался шикарным. А, может быть, он таким и был. Тем более, что тогда их выпускали одного вида, типа, модели, сорта и цены. Со временем я научился совершать на нем разнообразные почти акробатические трюки вроде стояния на голове и прочей ерунды. Но больше всего мне нравилось просто встать одной ногой на перекладину, а второй изо всех сил отталкиваться от земли и катить-катить-катить… Потом перекладина сломалась и велосипед кончился.

Когда я был маленький, нам нравилось на даче прыгать с крыши сарая в кучу песка. В животе все замирало, а потом радость приземления, и снова бегом на лестницу, на крышу и снова холодок в животе и снова радость… Потом Валерка сломал ногу и лафа кончилась.

Когда я был маленький, на даче я любил пить чай с черемуховым листом. В свежезаваренный чай наливалось немного горячего молока и бросалась пара только что сорванных листьев черемухи. Чай начинал распространять аромат миндаля. И на вкус тоже становился миндальным.

Когда я был маленький, на даче еду готовили на керосинках. Их у нас было три штуки и все разного вида и разных конструкций. А раз в неделю мы со взрослыми ходили к станции к большому железному гаражу, где продавали керосин. Блестящим стальным черпаком на длинной ручке через большую воронку нам доверху наполняли зеленую канистру, и мы шли домой отчаянно воняя керосином.

Когда я был маленький, в магазине у станции всегда продавали коричневые карамельки-подушечки в сахаре. Они лежали россыпью в больших картонных коробках. Иногда мы покупали по кулечку этих карамелек и шли к дому со вкусом ими похрустывая.

Когда я был маленький, мы на даче очень любили брать в местном сельпо самую дешевую карамель с фруктовой начинкой и жевать ее, запивая холодной-холодной водой.
Лучше всего прямо из колонки, так, чтобы зубы сводило.
Было очень вкусно.

Когда я был маленький, никаких целлофановых пакетов не было и даже представить их себе было невозможно. Были только коричневые и серые бумажные пакеты, в которых, в основном, продавали уже фасованные продукты. А все остальное продавали в кульках и кулечках. На прилавках лежали стопки нарезанной бумаги, которую продавщица ловко брала за уголок, привычным движением оборачивала вокруг ладони, уголок заворачивала и получался кулек, куда она и сыпала наши карамельки. Или сахар или макароны или крупу. Да все, что угодно.

Когда я был маленький, все носили с собой сумки-авоськи. Они ничего не весили, места вообще не занимали, а вмещали очень много и были ужасно крепкими. Много позже я узнал, что одна авоська легко вмещает ящик пива.

Когда я был маленький, в деревне мы ездили за подосиновиками в вересковые заросли. Идешь в резиновых сапогах, как огромный великан по лесу из маленьких деревьев. И вдруг видишь среди этих деревьев оранжевую или красную шляпку подосиновика. А рядом еще одна. А там еще и еще…
Возвращались оттуда всегда с полными корзинами.

Когда я был маленький, в деревне соседом у нас был сумасшедший Леня. Я его звал дядей Леней и не знал, что он сумасшедший. Однажды я зашел к нему в гости, а он жарил на закопченой керосинке грибы. Мы поболтали о том о сем, он угостил меня грибами, которые показались очень вкусными. Потом меня два дня рвало, чуть не помер. Бабушка пошла к Лене, скрутила его в бараний рог, выпорола веревкой и лишила выпивки на две недели. Когда я смог вставать, мне стало жалко дядю Леню, потому что он не виноват, что сумасшедший и его никто не предупреждал, что меня нельзя угощать грибами. А мне никто не говорил, что у сумасшедшего Лени и грибы сумасшедшие. Так что все виноваты, но никто не виноват.

Когда я был маленький, у нас в шкафчике в ванной комнате всегда лежало много-много прокладок. Не тех, о которых вы подумали, а маленьких черных резиновых колечек, с помощью которых чинили выходящие из строя краны. Когда прокладки в кранах истирались, краны начинали гудеть, вибрировать и пропускать воду. Вот тогда кран разбирали и заменяли прокладку на новую. А поскольку выходили они из строя часто, запасных прокладок приходилось держать много. Нам их приносил дядя Женя, который сам их делал на заводе из куска резины, потому что в продаже прокладок не было. Прокладки были дефицитом и водились только у сантехников, которые тоже сами вырезали их из кусков резины и ставили жильцам за деньги.

Когда я был маленький, на кухне у нас стояла чугунная раковина-умывальник, эмалированная только изнутри. Снаружи она была шероховатой и покрашена масляной краской в цвет стены. Умывальники тогда почему-то часто называли рукомойниками, как будто лицо в них вымыть было нельзя.

Когда я был маленький, у нас в ванной комнате под самым потолком было окошко, выходящее на кухню. Оно было так высоко и так неудобно расположено, что даже мыть его было трудно и неудобно, поэтому оно всегда было мутным. Для чего оно было нужно — до сих пор ума не приложу.

Когда я был маленький, я ненавидел вареный лук и не переносил даже запаха жареного лука. Картошку с жареным луком не просто не любил, а не мог ее есть. Физиологически. Меня от нее тошнило.
Зато очень любил тоненькие колечки лука, залитые уксусом и маслом. Их вкусно было есть с горячей рассыпчатой картошкой и черным хлебом. Но и просто так, без ничего тоже было вкусно.

Когда я был маленький, я терпеть не мог соленого масла, да и обычное сливочное ел только в кашах, а на хлеб если и намазывал то то-о-оненьким слоем.
А сало ненавидел всей душой. Да и до сих пор не люблю.

Когда я был маленький, я ненавидел сопливую геркулесовую кашу с вечной шелухой, которой приходилось беспрерывно плеваться. Если бы не эта шелуха, я, может, кашу эту и ел. Но ее так плохо обрабатывали на фабрике, что шелухи там было не намного меньше, чем самой каши.

Когда я был маленький, в каждом магазине продавались коробочки с коричневой толокняной мукой. Из этой муки варили коричневую толокняную кашу. Каша мне казалось самой вкусной из всех, особенно, если в нее положить побольше масла и насыпать ложку сахара.

Когда я был маленький, я не любил зразы, колбасу с жиром и сало.
И сейчас их не люблю.

Когда я был маленький, на даче мы любили есть клевер. Сладкий, вкусный.
А еще папортник. Очищали и грызли.

Когда я был маленький, мы делали свистульки из стручков акации. Уже даже и не помню как именно, но помню место, где акации было особенно много и помню сами стручки. А вот как свистели — забыл.

Когда я был маленький, девчонкам нравилось воображать, надевая на пальцы какие-то цветы, похожие на накладные ногти. Что это за цветы, и как они называются не знаю до сих пор.

Когда я был маленький, о жевательной резинке никто и не слышал даже. Но зато мы жевали смолу с вишен и слив. Еще и сосновую жевали. Она сперва горькая и противная, но когда подольше пожуешь, отплюешься, то очень даже неплохо жевалась.

Когда я был маленький, мне очень нравился запах дегтярного мыла. А еще запах обычного бензина и отработанного топлива. Прямо к выхлопной трубе садились и нюхали. Запах очень нравился. А теперь совсем не нравится. Теперь от него подташнивает. А вот дегтярное мыло до сих пор люблю и даже предпочитаю.

Когда я был маленький, на дверях каждой квартиры были прибиты почтовые ящики. Если квартира коммунальная, то обе створки двери могли быть завешены ящиками, на которых были наклеены названия газет и журналов, чтобы почтальон не перепутал что в какой ящик класть.

Когда я был маленький, в подъезде на первом этаже не было штабелей с почтовыми ящиками. Почтальоны поднимались на каждый этаж и опускали корреспонденцию в ящики «Для почты», висевшие на каждой двери.
А на некоторых дверях были прорезаны отверстия, со вставленными в них специальными металлическими литыми заглушками, на которых была рельефная надпись «Для писем и газет». А в совсем старых дореволюционных квартирах на заглушке была надпись «Для писемъ и газетъ» с твердым знаком, а сами заглушки были узорные и с глубоким рисунком.
Надо было приподнять крышку с надписью и засунуть туда письмо или газету.

Когда я был маленький, рядом с дверьми коммунальных квартир было прикручено множество самых разных звонков и над каждым была приклеена бумажка с фамилией. А еще звонок мог быть один, но тогда на длиной бумажке были написаны фамилии жильцов и напротив каждой фамилии количество звонков. Например: «Ивановым - 7 зв.» Максимальное количество звонков зависело от количества семей, живущих в квартире.
Были и по двенадцать звонков.

Когда я был маленький, в некоторых старых квартирах на дверях вместо электрических звонков еще оставались механические, которые надо было крутить и тогда они тарахтели вроде простуженных будильников.

Когда я был маленький, специально для коммунальных квартир выпускали пластмассовые звонки, где под прозрачную длинненькую кнопку можно было вложить бумажку с фамилией, чтобы не клеить ее на стенку.

Когда я был маленький, мне очень нравился запах немецких игрушечных машинок, которые мне иногда покупали в магазине «Лейпциг», который в те времена еще был на Ленинском проспекте. Эти машинки как-то по-особенному пахли резиной, металлом и краской. Наши машинки никак не пахли. Да их и покупать не хотелось. Из наших помню только желтые пластмассовые дутые самосвалы, которые хороши были только тем, что если их поджечь, они горели, капая замечательными свистящими «бомбочками».

Теги: Манжеты автография арт детство люди ненаписанное ностальгия