Когда я был маленький
Завел подраздел в «Страницах», который назвал «Когда я был маленький». Во-первых, потому что там каждый абзац начинается с этих слов, ну, а во-вторых, потому что там все действительно о том времени, когда я был маленький.
Надеюсь, буду и дальше вспоминать и раздел будет пополняться. Заодно буду выкладывать и отдельными постами.
Здесь нет никаких малоизвестных фактов, анекдотов, литературы и полезных ссылок.
Здесь есть только короткие вспышки памяти, флэшбеки из моего далекого-далекого детства.
Иными словами, здесь нет вообще ничего, что могло бы оказаться интересно кому-либо кроме меня самого и самых близких мне людей.
***
Когда я был маленький, меня, как и большинство советских детей, водили в детский сад. А в детском саду почему-то надо было носить чулки и лифчик.
Зачем был нужен лифчик, я не помню. А чулки пристегивались резиновыми прищепками с проволочной петелькой, но все время сползали. Вполне возможно, что чулки как раз и пристегивались к этому лифчику. Пояс непременно сполз бы вместе с чулками, а лифчик держался на бретельках и деться никуда не мог.
Так я думаю.
Когда я был маленький и болел, мне давали пить горячее молоко с медом.
Худшей пыткой был только витамин А на черном хлебе, от которого выворачивало наизнанку.
С тех пор я не пью молока и не ем меда.
Тем более, горячего молока с медом. Ужас какой-то. От меда у меня начинает болеть горло и живот. Видимо, его делают неправильные пчелы.
Когда я был маленький, я не боялся атомной бомбы. И вообще никакой бомбы не боялся. Зато боялся «малярийных» комаров. Это такие здоровенные и совершенно безобидные, как я гораздо позже выяснил, насекомые. Но любви к ним я и сейчас не испытываю.
Когда я был маленький, мы с дедушкой частенько прогуливались по скверу и он покупал мне мороженое, облитое шоколадом и посыпанное ореховой крошкой. Не вафельной крошкой, а ореховой. Само мороженое было кофейного цвета. Оно продавалось завернутым в цветную фольгу и было очень красивым и вкусным. Стоило оно 28 копеек.
Иногда, для разнообразия мы покупали «Ленинградское». Такой прямоугольный брикет, облитый очень вкусным шоколадом и тоже завернутый в фольгу. Кажется, он стоил 22 копейки.
Сейчас такого мороженого не делают. Сейчас делают, извините, дерьмо.
Когда я был маленький, мы с дедушкой иногда доходили до киоска на другой стороне сквера и он покупал мне коробочку болгарского рахат-лукума, где на крышке была изображена тетка в национальном костюме.
В коробочке на вощеной бумаге, плотно прижатые друг к другу лежали желтые, розоватые и зеленоватые полупрозрачные очень красивые квадратики, припорошенные, как снегом сахарной пудрой.
Рахат-лукум нравился не только на вкус. Он доставлял мне эстетическое удовлетворение своим видом.
Но таких слов я тогда не знал, поэтому сперва я тщательно облизывал припорошенный сахарной пудрой кубик, и когда он становился прозрачно-розовым или прозрачно-желтым, просто сидел и с удовольствием его разглядывал, прежде чем начать есть.
Когда я был маленький, я очень любил засыпать под веселые разговоры взрослых гостей из соседней комнаты.
И чтобы из под двери пробивалась полоска света. Я лежал в темноте, смотрел на эту полоску, слушал жизнерадостные голоса и незаметно засыпал совершенно умиротворенным.
Когда я был маленький, все наши гости были веселые и жизнерадостные.
Когда я был маленький, я любил лечь пузом на диван и смотреть, как по оранжевому, натертому до блеска паркету бегают солнечные зайчики, проскальзывающие сквозь узорную листву за окном и прозрачные тюлевые занавески. Это было такое радостное зрелище, что в груди все сладко замирало от счастья.
Когда я был маленький, мне нравилось плавать под водой в ванной.
В ней тогда было удивительно много места.
Когда я был маленький, я любил поставить диванные подушки домиком, заползти туда и сладко замирать, представляя, что не смогу вылезти обратно. Было страшно, но приятно, потому что я знал, что в любой момент могу освободиться. Но именно это и делало страх таким сладким.
Когда я был маленький, в деревне меня два раза водили в женскую баню.
Я ничего не запомнил, кроме металлических тазов и пара.
Вот дурак-то.
Когда я был маленький, я лепил из пластилина солдатиков, у которых руки и ноги были из бечевки или старых шнурков, а на головах были папахи, сделанные из крышек тюбиков зубной пасты.
В солдатиков было очень интересно играть, потому что двигались они, как живые.
А держа их за папахи ими было удобно управлять.
Когда я был маленький, любимым местом для игры в этих солдатиков был один из книжных шкафов в коридоре с особенно толстыми и потрепанными книжками самых разных размеров, который представлялся огромной скалой с выступами и пещерами, по которым карабкались солдатики, и на которых они перестреливались между собой из спичечных автоматов, и с которых они потом срывались и падали.
Но не насмерть, а как в кино — вставали и снова лезли и стреляли и выкрикивали что-то героическое.
Когда я был маленький и меня укладывали спать, а спать не хотелось, я ложился лицом к стене и рассматривал рисунок на обоях, где водилось много разных людей, животных и сказочных чудовищ, которые каждый раз показывали что-то новенькое.
Когда я был маленький, мне нравилось лечь на оранжево-желтый блестящий паркет, высыпать из коробки много-много разных маленьких разноцветных лакированных деталек деревянного конструктора и долго-долго складывать из них красивые и причудливые сооружения.
Все они были не только красивы, но обязательно имели и какое-то утилитарное, прикладное, народно-хозяйственное значение, о котором я тогда не догадывался, но чувствовал потенциальную важность для страны своих построек. Поэтому никому их не показывал, а разбирал и начинал собирать новые, не менее красивые. Наверное, с детства чувствовал, что инициатива наказуема, а прекрасное никому не нужно.
Когда я был маленький, телевизор у нас был черно-белый и тоже маленький.
И по черно-белому телевизору иногда показывали мультфильмы.
Показывали очень редко, очень скучные, очень одинаковые и ужасно нравоучительные.
И почему-то одни и те же.
А мне нравились «Приключения Буратино», «Чиполлино» и «Беги ручеек».
Но их, как и все хорошее, показывали только раз или два в год.
Когда я был маленький, я терпеть не мог «Спокойной ночи, малыши». Мне были отвратительны фальшивые животные с ужасными характерами. Все они были суетливые, без конца подпрыгивали и крутились, и вообще отнимали время у мультфильма, ради которого я эту передачу и смотрел.
Когда я был маленький, я ненавидел радио, которое всегда говорило что-то непонятное и скучное и даже почему-то одним и тем же голосом.
Когда я был маленький, я ненавидел радио за то, что в полночь оно громко играло гимн, потом долго и противно тикало, а в шесть утра ни с того ни с сего снова разражалось гимном.
Когда я был маленький, я хотел убить радио.
Но не умел.
Я убил его, когда вырос.
И получил колоссальное удовольствие.
Я ему отомстил за все.
Когда я был маленький, я очень любил достать с книжной полки сразу все тома Херлуфа Бидструпа, лечь на диван и погрузиться с головой в нарисованную жизнь.
Это было как кино, только интереснее. Я мог так провести целый день.
Когда я был маленький, я не хотел быть маленьким.
Я хотел быть большим и сильным.
Потому что был глупым.
Когда я был маленький, я любил дома играть один, чтобы никто не мешал и не лез со своими правилами и советами, и не жульничал, и не прерывал игру в неподходящее время, и не задавал дурацких вопросов и не начинал кричать и злиться, когда проигрывает.
Когда я был маленький, я любил придумывать разные игры, в которые мы играли нашей дачной компанией.
Игры были очень интересными. Потому что я уже тогда был умным.
Когда я был маленький, я не любил играть со своей московской дворовой компанией, потому что они все играли, чтобы обязательно выиграть.
А выиграть неинтересно.
Интересно — играть.
Они этого не понимали.
Когда я был маленький, я любил соевые батончики, конфеты «Школьник», мармелад «Апельсино-лимонные дольки» в картонной круглой коробке с металлической крышкой и разноцветное монпансье в жестяных коробочках.
А еще иногда можно было купить липких петушков на палочке из самого настоящего жженого сахара. Мы все их обожали. Кто их продавал в москве, не помню, а на даче — цыгане-старьевщики.
Когда я был маленький, по дворам ходили точильщики ножей со станком наперевес и протяжно кричали: "Ножи-ножницы! Точу ножи-ножницы! А во-о-от кому ножи-ножницы!" Но кричали они это почему-то так неразборчиво, что я их совершенно не понимал, и репертуар их знал от старших, которые мне его переводили на «русский».
А на даче, иногда и в Москве тоже, ходили старьевщики, которым можно было отнести всякий хлам, а они тебе за это давали вкусного петушка на палочке или забавный шарик из папье-маше на резинке.
На схожие темы:
Подпишись на RSS