Pepsimist

© Alison McCauley

Вот у меня новая кофеварка. Я ее все-таки выброшу. Может, даже сегодня. Она требует от меня каких-то интеллектуальных усилий, которые я не хочу тратить на нее. Я хочу, чтобы было две кнопки. Ну, три: «капучино», «эспрессо» и «ристретто»

«Креативно» — плохое модное слово. Лучше использовать «нетривиально».

Согласитесь, в этом есть некоторый абсурд: электроны знают, что им делать, планеты знают, живые существа знают, как им есть, пить, как синтезировать хлорофилл. Все это они и так делают, без всякого сознания.

Вот у меня случайности все время происходят: книжки падают на меня. Сеченов недавно упал очень вовремя и на нужной (как потом выяснилось) странице открылся.

Люди идут в церковь, как в стол заказов. А если вдруг заказ еще и не выполняют, они очень недовольны.

Если все усилия человеческой цивилизации будут направлены на то, чтобы человек из самолета управлял чайником у себя дома, то не стоило и стараться. Это миленькая шуточка, но если это все, что нам надо, беседы будут вестись с пылесосом.

Мозг работает на максимальных оборотах именно потому, что ему нужно делать трудную работу. Трудная работа для мозга — это лекарство.

Не вижу смысла жизнь свою тратить на то, что мне неинтересно. Мне очень интересно было в Масленицу печь блины разного вида. Нисколько не менее интересно, чем исследовать сознание. Я вам клянусь!

Мозг — это сети, пульсирующие сети. Там нет «мест», где отдельно работает что-то одно. Поэтому даже если бы мы нашли в мозгу зоны жертвенности, любви, совести, это нам никак не облегчило бы жизнь.

Люди делятся на тех, у кого нет вообще никакого темпа, и на тех, у кого темп высокий.

Я же не как Алла Пугачева — пою все время, у меня куча своих дел. Я действующий ученый, профессор, я исполняю обязанности декана, заведую кафедрой, лабораторией, у меня несколько грантов. Это само по себе любого человека валит на землю.

Мне на днях кто-то написал: «Ты не представляешь, что творится в сети, я тебе сейчас пришлю». Я говорю: «Вот этого не надо». Там какие-то фанаты, какие-то дискуссии вокруг меня идут. Я вам клянусь, что я про это не знаю ничего. Думаю, именно из-за этого я еще в своем уме.

Я не просто не веду никакой активности в интернете, я даже специально опубликовала там обращение: «Прошу иметь в виду, что я не создавала ничего, я даже не читала, что вы обо мне пишете».

Виртуальный мир становится все более реальным. Но что с этим делать? Человеку там хорошо. Потому что там можно всех поубивать, потом switch off, switch on (выключить, включить. — Esquire), и они опять все живые там бродят — красота!

Мой коллега однажды сказал: «Я запросто могу воздействовать на твой мозг». Я ответила ему, снобистски глядя: «Ты? На мой мозг? Ты меня не смеши только, пожалуйста».

Я обожаю рекламу, своим идиотизмом она мне просто доставляет наслаждение.

Я лучшие годы в дурдоме провела. Это правда. Психиатрическая больница N№3 имени Скворцова, а также Степанова. Через дефис. Как исследователь!

Мы не только биологические существа. С этим никто, кроме Фрейда, этого придурка, спорить не будет. Его Набоков, знаете, даже по имени не называл. Он писал «этот венский шарлатан».

Сейчас все спятили… Ты кому-то говоришь: «Это чашка», а он тебе отвечает: «Нет, это туманность Андромеды». Как будет дальше диалог идти?

Если у меня будет выбор: пойти в музей современного искусства или в пинакотеку, я ни одной секунды не буду думать.

Я очень люблю океан.

источник

Теги: Читатник Дао люди фразы

Перечитываю книгу сестры Фаины Раневской, Изабеллы Аллен-Фельдман «Раневская в домашних тапочках». Когда читаю все время хочется сделать выписки, но обычно, по разным причинам, не удается. Сейчас решил специально все же хоть чем-то поделиться.
Изабелла Фельдман переехала к сестре в Россию в 1960-м году. Прожив всю жизнь в Европе и оставив свою виллу во Франции, Белла так и не привыкла до конца к российским реалиям. К примеру, долго не могла понять, отчего продукты нельзя заказывать на дом по телефону. Или не могла взять в толк, что в магазине, на вывеске которого значится «Продукты», может не оказаться многих из оных.
— Принесите, пожалуйста, полкилограмма буженины, — миролюбиво просила Изабелла Георгиевна, не замечая, как лицо натруженной продавщицы каменеет в ужасе.
Прямо в очереди она справлялась о здоровье «батюшки и матушки» кассиршы. Пыталась вступить в диалог с захмелевшим прапорщиком, взывая к его «офицерской чести».
В магазинах Беллу считали сумасшедшей… Объяснить ей, что наша действительность — это нечто отличное от Парижа, так никому и не удалось. Улицу 25 октября она называла «Проспектом какого-то сентября».

«Из пяти дам, пришедших вчера вечером, задавала тон вульгарная громогласная особа в платье ужасного оттенка фиолетового цвета. Представилась она Таней, так и сказала: «просто Таня, без церемоний». Она забросала меня вопросами о Париже, не столько интересуясь городом, сколько желая обнаружить свое с ним знакомство, а затем стала рассказывать про то, как она фотографировала какого-то писателя, Бабена или Баделя, я так толком и не расслышала. Рассказывала она для меня, потому что все остальные во время ее рассказа откровенно скучали. Должно быть, слышали его уже не раз.
— Бадэн? — переспросила я, вспомнив автора биографии знаменитого корсара Жана Бара. — Разве он еще жив?
На меня посмотрели как на сумасшедшую, а сестра повертела пальцем у виска. При желании она может быть удивительно бесцеремонный. Оказалось, что это совсем другой писатель, который воевал на стороне красных, и красные его за это потом расстреляли. Уточнять обстоятельства я не стала, потому что сестра предупреждала меня не один раз, чтобы я не смела разговаривать о политике. «Ди фис золн дир динен нор аф рематес, Белла! — повторяла она. — Ты не заметишь, как скажешь что-то такое, за что нас обеих посадят в тюрьму, поэтому держи язык за зубами. Если захочешь сказать о политике, мишигине коп, то говори о погоде». Но то, как на меня смотрели гости, меня покоробило, если не сказать — оскорбило. Разве их Бабен — Мопассан или Пушкин, что так стыдно его не знать. А сами не читали Pauline Reage, даже сестра не имеет о ней понятия.»

«Не перестаю удивляться тому, что здесь принято спрашивать не только, где была куплена та или иная вещь, но и за сколько. «Сугубый моветон», как говорила наша классная. Я не запоминаю цен, но, если меня расспрашивают настойчиво, называю какие-то цифры. Франки с фунтами тут же переводятся в рубли и неизменно следует сравнение с местными ценами. Здесь, как мне кажется, все что-то продают. Даже сестра этим занимается — то помогает кому-то из знакомых сбыть кофточки, то предлагает итальянские чулки, которые какая-то Галочка (по рекомендации сестры — актриса от Бога и золотой человек) посылает ей из Одессы. Но самое удивительное то, что здесь не стесняются или не слишком стесняются просить уступить ту или иную вещь, которую человек уже носит. Моя черная сумочка вызывает у местных женщин чувство, близкое к вожделению. Едва ли не каждая третья интересуется тем, не уступлю ли я ей сумочку за деньги или в обмен на что-то. Одна дама предложила мне живого попугая, которого ее отец обучил разговаривать.
— Он очень способный, — уверяла она, обдавая меня терпким спиртным духом. — Он и ваше имя выучит, Белладонна Григорьевна…
Сама бы выучила для начала. Я не стала обижаться на нее, потому что бедняжка была пьяна настолько, что то и дело норовила свалиться со стула…»

«Теперь у нас временно новая прислуга — Таисия, угрюмая неразговорчивая девушка откуда-то из Сибири. Сестра попросила приглядеть за ней. Я приглядываю, но все время стоять, что называется, «над душой» у Таисии невозможно и неловко. Занимаюсь своими делами и время от времени интересуюсь тем, что она делает. Полы она трет старательно, но неловкая — то и дело на что-то натыкается. Чай пьет с блюдца, шумно отдуваясь. Я целую вечность не видела, как пьют чай с блюдца, забыла даже, что такое бывает. Попыталась завести разговор, но неудачно. Таисия по три раза переспрашивает, а потом вздыхает вместо ответа. Мишигене копф.»

«… Впрочем, сестре явно было не до моего настроения, она сильно расстроена болезнью Полины Леонтьевны. Хочет устроить так, чтобы та смогла пролечиться в «кремлевской» клинике, которая считается лучшей больницей страны. Мне непонятно, почему клиника называется «кремлевской», если она расположена не в Кремле, а совсем в другом месте. Сестра толком ничего не объяснила, сказала только, что лишь такие простодушные люди, как я, могут подумать, якобы в Кремле есть больница. «Это же — Кремль! — сказала она с наигранным пафосом. — Царь-колокол, царь-пушка, ГУМ напротив!» ГУМ — это бывшие Верхние торговые ряды, где в 95 году у отца украли золотые часы и бумажник. Я усмехнулась и поинтересовалась, почему там, где устроено кладбище, не может быть места больнице. Сестра покачала головой, вздохнула и сказала:
— Бедная моя Белочка, — говорила она ласково и с примесью горечи, — ты думаешь, что вернулась на родину? Ты даже не представляешь, куда ты вернулась! Кладбище на Красной площади — это всего лишь мелкая деталь. Характерная, но незначительная.»

«Я то и дело совершаю досадные оплошности. Вчера назвала таксиста «голубчиком», а он в ответ назвал меня «гражданкой мамашей». Сестра перевела его ответ так — таксист решил, что я с ним заигрываю, и вежливо (по его мнению — вежливо) напомнил мне о моем возрасте. Именно что вежливо, иначе бы не стал добавлять к «мамаше» гражданку. Оказывается, слово «голубчик» давно уже вышло из употребления. Этот идиот решил, что я с ним заигрываю! Как бы низко я ни пала и каким бы ни был мой возраст, но, даже стоя одной ногой в гробу, я ни за что не стану заигрывать с небритым мужчиной, от которого пахнет луком, у которого немытая шея и грязь под ногтями! Ни-ког-да!»

Теги: Читатник Дао литература люди читатник

Я хочу, понимаете-знаете,
Чтобы были мы сами с усами.
Я хочу, чтоб боролись на Западе
С преклонением перед нами!..

Чтобы космополиты Америки
Нью-йоркские хаяли фирмы,
Указуя в безумной истерике
На советские книги и фильмы.

Чтобы женщины американские
У витрин цепенели зловеще,
Пяля глазки на заокеанские
Астраханско-рязанские вещи.

Чтоб стиляги Парижа и Лондона
Ярославские ткани носили
И про джемперы самые модные
Говорили: "Они из России!"

Чтоб спортсмены норвежские, шведские
Не могли возразить против факта,
Что всех лучше, конечно, советские
И коньки, и байдарки, и яхты!

Я хочу, чтобы люди заморские
О своем превосходстве забыли
И, ловя передачи московские,
Подражали бы людям Сибири!

Николай Глазков, 1956

Теги: Читатник Дао культурка россия

Вот же подлый голландец, только бы обосрать русского человека под диктовку госдепа. Или что у них тогда вместо него было. Короче, навет и клевета.

Ян Янсен Стрейс
Путешествие по России голландца Стрюйса

«На основании того, что говорилось до сих пор, можно судить о том, что такое Московское государство; но чтобы иметь о нем точное понятие, нужно познакомиться с жителями, которых, я полагаю, довольно изучил, чтобы представить их наружный вид. Начну с роста. Обыкновенно Русский выше среднего роста: но сложен нехорошо и несоразмерно: толст и неуклюж, brutal. Хотя все сильны и крепки, однако ж очень похожи на животных, с которыми у них много общего. Человек здесь родился для рабства и так привык к утомлению и работе, что спит обыкновенно на скамье или столе, а вместо пуха служит ему солома. Как образ жизни, так и все остальное, чисто первобытное. Видишь отца, мать, дитя, слуг и служанок (спящими) как ни попало, в одной даже печи, в которой каждый совершает всякую всячину, son tripotage, не сообразуясь с правилами благопристойности. Его кухонная посуда состоит из нескольких горшков и глиняных или деревянных чашек и лотков, pots et plats, которые моются раз в неделю; одной оловянной чарки, из которой пьют водку, одного деревянного кубка для меда, hydromel, которого почти никогда не полощут. (Избы) украшаются двумя или тремя неискусно нарисованными иконами, на которых изображены святые и святые, и пред которыми Русский молится, в особенности пред образом св. Николая, на которого полагает все свои надежды. От природы он так ленив, что никогда бы не работал, если бы его не принуждала крайняя нужда или жестокость. Так как он низок, de boue, то предпочитает жить только в рабстве, и когда, вследствие смерти своего господина, или по доброте сего последнего, получает свободу, то первая забота продать или закабалить себя по-прежнему. Так как цель его в этом случае состоит не в послушании или работе, то он ничего не делает иначе, как из-под палки, без чего невозможно добиться от него ни малейшей услуги. Как ни работай, кормят его плохо, и он, как может, заботится о том, чего ему недостает — не стыдится он и красть все, что ему ни попадется, даже убивает того, кто противится его намерению. Вот что делает страну небезопасною и скучною: необходимость быть всегда на стороже из-за страха быть или обокраденным или убитым, если будешь очень суровым в каком-нибудь отношении. Правда, закон весьма строго наказывает за малейшее воровство; но страсть у Русских к этому пороку до того сильна, что нет наказания, посредством которого можно было бы подавить ее.

и тому подобное

Теги: Читатник Дао любопытно россия читатник

• Невежество — ночь ума, ночь безлунная и беззвездная.
  Цицерон
• Широкую публику интересуют только три вещи: деньги, любовь и преступление.
  Марти Ларни
• Критиковать — значит объяснять автору, что он делает не так, как делал бы я, если бы умел.
  Карел Чапек
• Глупость, сопровождаемая музыкой, танцами, обставленная блестящими декорациями, — все равно остается глупостью, и ничем большим.
  Ривароль
• Невежество — это сумерки, где рыщет зло.
  Виктор Гюго
• Неграмотные вынуждены диктовать.
  Станислав Ежи Лец
• Есть люди в стиле барокко: много красивых деталей, но в целом — безвкусица.
  Эбнер-Эшенбах
• Театральный критик — это лицо, разъясняющее изумленному драматургу смысл его пьесы.
  Уилсон Мизнер
• Я знавал множество людей, обладавших огромными познаниями и не имевших ни одной собственной мысли.
  Уилсон Мизнер

Теги: Читатник Дао фразы цитаты

Большинство людей готовы принять все, что угодно как должное.

+13

Теги: Читатник Дао афоризмы фразы цитаты

«Я унаследовал фамильную особенность, не перестающую удивлять, а частенько и злить большинство моих друзей: глубокое и неискоренимое отвращение ко всяким путешествиям.
Нас не влечет белый свет, мы не испытываем к нему особого любопытства. Мы тоскуем не по дальним странам, а по дому. Зачем нам в Шварцвальд, на Эверест или Трафальгарскую площадь? Когда каштан перед домом, дрезденский Волчий холм и площадь Альтмаркт вполне их нам заменяют. Вот ежели б прихватить свою кровать и окно гостиной, еще можно подумать! Но отправиться в чужие края и бросить дома обжитой угол? Увольте! Нет на земле такой высокой вершины и манящего оазиса, такой экзотической гавани и грохочущей Ниагары, чтобы мы уверовали в необходимость их увидеть! Еще куда ни шло, если бы уснуть дома и проснуться в Буэнос-Айресе. Пребывание там можно бы ненадолго вынести, но путешествие туда? Да ни за что на свете! Боюсь, мы страстные почитатели привычки и уюта. Но, помимо этих сомнительных свойств, у нас есть одно достоинство: мы неспособны скучать. Какая-нибудь божья коровка на оконном стекле занимает нас целиком и полностью. Нам вовсе не требуется лев в пустыне.»

«И взрослые любят всякие переодевания и маскарады. Особенно в феврале. Тогда они покупают, берут напрокат или шьют себе костюмы, пляшут в виде одалисок, марсиан, негров, апашей и цыганок в бальных залах и ведут себя совсем-совсем по-другому, чем бывает всегда и есть на самом деле.
Этот счастливый дар целиком мне чужд. Как бы я из кожи вон ни лез, мне ее не скинуть. Я могу выдумывать персонажи, но не способен их представлять. Я всей душой люблю театр, но лишь в роли зрителя. И если, собираясь на карнавал, чтобы не портить другим удовольствие, я наклеиваю себе усы под императора Вильгельма, то стою или сижу в бальном зале как истукан и не участвую в игре, а лишь наблюдаю. То ли я чересчур робок? То ли чересчур трезв? Я и сам не знаю.»

Теги: Читатник Дао фразы цитаты читатник