Pepsimist

Давний, юношеский еще приятель.
Времен расцвета застоя или как его там правильно…
Короче, портвейн, гитары шиховского мебельного комбината, какие-то девицы, от которых запомнились только красные губы, шумные компании и ни одной тринадцатой зарплаты, потому что работать целый год, это очень долго, это почти вся жизнь.
А жизнь должна быть легкой и веселой, даже если она тяжелая и унылая.
Саша — уникум.
Саша фантастически неудачливый, неуклюжий, умудрявшийся разбить или сломать все, что только можно, и даже то, что в принципе, казалось бы, сломать нельзя.
Но Саша мог все.
Если вы слышали что-нибудь про торнадо, тайфуны, землетрясения и взрывы вакуумных бомб, то можете считать, что знаете Сашу.
Саша милейший, добрейший человек и застенчив до неприличия.
При этом пригласить его в дом, как позвать в гости цунами.
Саша всегда старался очень аккуратно и осторожно ходить, поворачиваться, вставать, садиться, выпивать стакан и брать вилкой селедку с луком.
При этом сама собой падала посуда, трескались стекла в дверях, взрывались лампочки в люстре, из магнитофона начинал валить едкий дым, котам на хвост с дальних полок падал Брокгауз и Эфрон в кожаном переплете, в холодильнике лопалась бутылка «Салюта», а на лестнице вышибало пробки с искрами и дымом.
Никто никогда не позволял Саше сделать что-то важное.
Это было немыслимо.
Например, сходить за портвейном.
Или открыть уже принесенный портвейн.
Или разлить по стаканам уже открытый.
Или производить любые движения руками, ногами, туловищем и головой, пока стаканы не выпитые стоят на столе.
Когда он однажды переходил дорогу на пустынной улице, откуда-то с неба упал камаз и Саша успел сунуть ему под колесо большой палец ноги.
Мы были рядом, но не успели среагировать.
Когда привели его в чувство и спросили зачем он это сделал, Саша ответил, что ведь шина, это просто надутая резина и поэтому, по его мнению, не должно быть больно, а тут как раз появился камаз и он решил это проверить.
Доля секунды.
Две недели он ходил без ботинка с гипсом на большом пальце.
Он вообще все время был либо в гипсе, либо в бинтах, либо в пластыре, либо просто с синяками и шишками.
Однажды он проверил напряжение в сети, сунув в контакты железную вилку.
Когда ему забинтовывали обгоревшие пальцы и спрашивали зачем он это сделал, он ответил, что специально сунул вилку, а не пальцы, поэтому не понимает, как его могло ударить.
В гостях у одного знакомого его едва успели остановить, когда он решил нажать на курок охотничьего ружья, заглядывая при этом в ствол.
Он сказал, что просто хотел посмотреть, как работает боёк.
Перед этим он сам сунул патроны в ствол, но по вечной рассеянности не подумал, что боек и патроны как-то взаимосвязаны.
Как-то, проезжая на велосипеде по набережной, на довольно крутом спуске он влетел в стоящую тогда у светофора круглую милицейскую будку, разбив и будку, и велосипед, поломав ребра и пробив голову.
Видевший это наш общий знакомый рассказывал, что Саша метров за пятьдесят от будки стал, как сумасшедший крутить педали, все больше разгоняясь и в будку уже въехал на максимальной скорости.
Когда у него в больнице спросили, зачем он это сделал, он ответил, что хотел притормозить на спуске, но разволновался, растерялся и забыл в какую сторону крутить педали, чтобы затормозить.
Ручного тормоза на его велосипеде не было.
А повернуть руль он не мог, потому что смотрел только на будку, чтобы в нее не врезаться.
Сесть с ним в один лифт, значило застрять между этажами без света и связи.
Когда мы садились в вагон метро, у него что-нибудь обязательно защемляло дверьми.
Хотя мы всегда пускали его впереди, а сами проходили за ним, чтобы не упускать из виду.
И все равно или сумка или шарф или нога или рука оказывались между дверьми.
Однажды он проехал остановку на автобусе не успев с него сойти.
По пояс он был уже снаружи, а другая половина оставалась в автобусе.
Саша выходил с задней площадки полупустого автобуса и никто из редких пассажиров его одинокую заднюю часть не заметил, а водителю, видимо, было лениво лишний раз смотреть в зеркало.
Как Саша нам потом рассказывал, ему было очень неловко отвлекать водителя и пассажиров, поэтому звать на помощь он постеснялся.
И целую остановку проехал, скромно глядя на ехавшие рядом жигули.
Саша, единственный человек из тех кого я знаю, кому чуть не выбило глаз лопнувшей гитарной струной.
Этого в принципе не бывает, но с Сашей бывает все.
При мне на даче он взял топор, чтобы отнести его к мангалу.
Топор выскользнул у него из рук и упал точнехонько углом на единственную дырку в его старом дачном ботинке.
Шашлыки он ел лежа в бинтах.
Шампуры ему не давали.
Специально для него шашлыки снимали с шампуров, клали на алюминиевую тарелку и давали столовую ложку.
Вилка в сашиных руках, как атомное оружие в руках заокеанских агрессоров — может и обойдется, а может и рвануть.
Вместо стакана давали жестяную кружку, а нож не давали вообще никогда и ни при каких обстоятельствах.
Саша очень страдал от своих разрушительных свойств.
Страдал физически и страдал морально, мучаясь стыдом и неловкостью за причиненные разрушения.
Может быть, поэтому у него всегда была такая милая извиняющаяся улыбка.

Теги: Портреты Жестом по мимике ненаписанное ностальгия слова

Опубликовал:  . 24.06.2009 (Среда) 23:39 пп Раздел Портреты, Жестом по мимике. Комментарии RSS.