Новый взгляд на старое видение

18.12.2014

И хмельные слезы пионерского счастья размазывая по сизой колючей щетине…

Неплохо, остроумно сделано.
Полная версия (с плохим звуком) есть здесь. Но думаю, что большинству достаточно и этого.


Жванецкое

16.12.2014


ссылка на youtube

А я-то голову ломаю, отчего это все так дешевеет вокруг.
И ведь не подкопаешься, все правильно.
Вот, скажем, собирался я купить холодильник.
Когда собирался, он стоил 500 евро, а когда уже совсем собрался, он подешевел аж до 40 тысяч рублей.
Хоть и без холодильника, но довольный, что так повезло.
Месяц назад отдал бы 500, а сейчас отдал бы всего 40.
Но у меня и сорока нет.
Зато вчера были большие, но по 40, а сегодня маленькие, но по 80.
Или наоборот, это смотря как считать, по-людски или по-телевизионному.


Мне много лет, и от прожитой жизни два чувства остались – чувство страха и чувство голода: вечный голод и вечный страх!

16.12.2014

Из телеинтервью Леонида Броневого журналисту Дмитрию Гордону.

«Все, что в Советском Союзе происходило, даже в самых страшных не описано сказках — это жуткий, абсурдный, затянувшийся на 70 лет фильм ужасов: настолько тяжелый, что мы до сих пор от просмотра его не отошли и ни к какой другой картинке привыкнуть не можем. Вы только внимание обратите: сколько о зверствах в сталинских лагерях известно, о баржах, которые вместе с инакомыслящими затапливали, о расстрелах прямо на рабочих местах, о миллионах сирот — детей врагов народа, а поди ж ты, находятся те, кто Волгоград вновь хотят Сталинградом назвать или на митинги компартии выходят, которую Ельцин лишь потому, что водка помешала, не запретил, и кричат: «Ста-лин! Ста-лин!». Дураки, вы хоть знаете, что кричите? Я страшную вещь скажу: даже Гитлер и то лучше Сталина! Да-да, и хотя Гитлера я ненавижу, уважаю на полграмма больше, потому что он хотя бы своих, немцев, почти не трогал, а этот косил всех подряд: и осетин, и грузин, и русских, и украинцев… Как чувствовал, что спустя десятилетия отыщется такой, как Зюганов, способный многомиллионному народу доказывать, что Сталин дороже и ценнее Пушкина, потому что сделал больше…

Я хотел быть услышанным! О том, как система, которую мы до сих пор воспеваем и восхваляем, травила людей (в лучшем случае — убивала, в худшем — убивать заставляла других), не просто напоминать нужно — необходимо! Чтобы не было к ней возврата, чтобы даже мысли такой ни в одной голове не возникало, что там, в том времени, хорошо было! — ну что хорошего может быть, когда полстраны сидит, а полстраны сажает?

Те, кто сажал, кстати, еще живы — это те, кто сидел, почти вымерли, а я, чье детство испоганено было, чье место рождения — прекраснейший Киев — отравлено и намертво с воспоминаниями о том связано, как разбросали нашу семью по всему Союзу (отец на Колыме лес валил, мать по городам и весям скиталась, я по миру пошел голоштанником), всегда говорил и говорить буду: не смейте, не смейте тосковать по аду — помнить нужно добро, а не зло!

Все наши беды, между прочим, от того, что добра мы не помним. Например, что получили за эту Победу те, кто воевал, кому они в результате нужны? Лет семь или 10 назад по телевизору сюжеты, снятые в России и Германии, показали: лежит старый наш фронтовик, без ног, в каком-то углу закопченном, рядом страшные, уродливые протезы валяются (кто только их сделал?), и потом — Мюнхен, уютный домик, клумбы с цветами, дорожки песочные… По одной из них к своему «мерседесу» старичок бодро шагает — бывший солдат вермахта: в жизни не скажешь, что обеих ног у него нет! Так кто победил, спрашивается, мы или они? Или наш товарищ Сталин и все последующие товарищи и господа, которым абсолютно наплевать на то, что кто-то здоровье на войне потерял, чтобы они разъезжали сейчас в дорогих машинах и часы за сотни тысяч долларов себе выбирали?

Нас, оборванцев, голодных, вшивых, сирых и убогих, в военные годы в республиках Средней Азии приютили. Узбеки, казахи, таджики пускали эвакуированных под крыши своих домов, последней лепешкой с ними делились, а теперь в Москве их детей и внуков за людей не считают, да и в Киеве, я уверен, едва завидев, брезгливо фыркают и этим унизительным словом «гастарбайтеры» обзывают. А почему бы русским — я спрашиваю — с «гастарбайтерами» за помощь эвакуированным не рассчитаться, компенсацию не выплатить — из нефтяных денег? Неужели они на нас тогда не потратились, или кто-то считает, что подметать улицы и штукатурить стены — единственное, на что «гастарбайтеры» эти годятся? Если так, то мы, победители, ничуть не лучше нацистов, деливших нации на высшие и низшие, — достойные дети отца народов, как ни крути…

Раздавать советы, как жить, права я не имею — в конце концов, и сам этого не знаю. Любой и каждый может упрекнуть меня в том, что получал в СССР премии, награды и звания, что отец мой одним из самых жестоких следователей киевского ОГПУ был, садистски людей допрашивал, деньги и показания выбивал… Ни пройденный путь, ни свою биографию я изменить не могу, но убежден, что в прошлое воз­вращаться нельзя, и ни один орден, ни одно в мире благо одной-единственной слезинки обиженного тобой человека не стоит.

Я благодарен за то, что высказался, и за то, что меня услышали, а если услышали и поняли остальные, значит, все было не зря — наша встреча, беседа, да и сама жизнь…»

В комментариях выложил остальные части интервью.
Надо смотреть и слушать.
Это не рекомендация, это императив.


Ссылка на youtube

2 и 3 части


Свобода, как колбасная шкурка

15.12.2014

Чем колбаса отличается от свободы слова?
Ничем — и того и другого могут лишить, но могут и дать.
И то и другое ты сам можешь у кого-то отобрать.
То и другое можно и производить и потреблять.
И тем и другим можно отравиться.
И то и другое в должных пропорциях приносит удовольствие.
Различие между ними лишь в том, что свобода многим не нравится или просто безразлична.
А колбасу любят все.
При всей своей несхожести колбаса и свобода поодиночке не существуют, и друг без друга чахнут, увядают и пропадают.
Как правило, вместе с теми, кто предпочитал колбасу.


Из отечественной орнитологии

15.12.2014

Не те ориентиры у граждан, не наши, ложные и сомнительные.
Откуда-то выкопали подозрительного снегиря, анархической расцветки, вместо того, чтобы взять отечественного вездесущего воробья.
Что характерно, очень серого, пыльного и шумного.
Потому-то, наверное, китайцы во время великой-культурной-революции имени мао-цзе-дуна и уничтожали воробьев миллионами, буквально массовый геноцид птичкам устроили.
Это они сублимировали, — стреляли воробьев, а представляли нас.
Все же странные у граждан из телевизора ассоциации с россией.
Какие-то анархические, даже где-то ближе к правосекам, чем к колорадам.
А вообще, сам черт запутается во всех колористическо-патриотически-шизофренических загогулинах в черепах у субъектов с «активной гражданской позицией».
И синичка им не русская, и василек не наш цветок, и «Золото на голубом» надобно запретить к исполнению.
Еще солнце на синем небе запретить осталось, как идейно сомнительные и вызывающие нездоровые ассоциации.
В комментах на ютьюбе кто-то написал, что настоящий символ россии, не политически сомнительный черно-красный снегирь, а бессмертный отечественный голубь — тупой, ленивый, вечно голодный, наглый, срет вокруг, и никак от него не избавиться.
И добавлю из shurwar'a — трудно с голубем в шахматы играть: фигуры раскидает, на доску насрет и улетит всем рассказывать, как он тебя уделал.
Из отечественной орнитологии


Он смотрел в глаза чудовищ

13.12.2014

В Красноярске скончался писатель-фантаст Михаил Успенский

13 декабря в Красноярске на 65-м году умер один из самых популярных российских писателей-фантастов Михаил Успенский. Известность и широкую читательскую любовь принесла ему трилогия «Приключения Жихаря» (роман «Там, где нас нет» и повести «Время Оно» и «Кого за смертью посылать»), позже получившая продолжение в романе «Белый хрен в конопляном поле» и в вышедшей в прошлом году «Богатыристике Кости Жихарева».

А еще были повести «Чугунный всадник», «Змеиное молоко» и «Дорогой товарищ король». Написанные в сотрудничестве с еще одним красноярским писателем Андреем Лазарчуком «Жёлтая подводная лодка „Комсомолец Мордовии“», «Посмотри в глаза чудовищ», «Гиперборейская чума», «Марш экклезиастов» (последнее произведение в соавторстве с Лазарчуком и Ириной Андронати). Еще — «Устав соколиной охоты», «Семь разговоров в Атлантиде». Из последних наиболее значительным был роман «Райская машина».

Михаила Глебовича высоко оценивало профессиональное сообщество, он был лауреатом многочисленных литературных премий: «Бронзовая улитка», «Странник», «Золотой Остап», «Интерпресскон», «Серебряная стрела», «Меч в камне».

Пока в Красноярске оставалась неподцензурная пресса, Успенский работал в газете. Возможно, из-за его критического отношения к современной российской действительности, в Красноярске, где он жил с 1977 года, местный истеблишмент его не особо жаловал, он получал приглашения от западных университетов, в Оксфорде о нем писали монографии, а находящийся с ним по соседству Сибирский федеральный университет Успенским практически не интересовался.

Не всегда выступал на оппозиционных митингах, но считал своим долгом приходить на них. На митинге белоленточников в 2012-м он говорил о политических узниках, а на недавнем «Марше мира» — за прекращение агрессии в отношении Украины. Успенский вышел на сцену и попытался образумить молодчиков, срывавших митинг, не дававших никому говорить.

«На каждой свадьбе, на каждом застолье обязательно должны быть два-три человека, которые остаются трезвыми. То, что происходит в России сейчас, то, что происходит с нами со всеми сродни вот такому загулу. Это болезнь, которой надо переболеть, и обязательно должны быть люди, которые сохраняют трезвую голову. Это очень трудно. Таких людей мало. Но без них все бы пошло вразнос», — говорил Успенский.

Ему в ответ прокричали: «Фашист!». Начали скандировать: «Чемодан, вокзал, Украина!». Из толпы поднимались руки, показывая писателю средний палец. Успенский усмехнулся: «Несчастные, обиженные люди. Можете показывать, что угодно. Можете даже не символ, а само свое хозяйство показать. Ради бога. Вы же трусы!» И писатель с достоинством сошел со сцены.
via

Михаил Успенский


Зафигачили себе министров

12.12.2014

А что вы еще хотите?
Что можно требовать от министров культуры россии и москвы?
То есть культуры от них требовать можно, но получить нельзя.
Они под нее, под культуру не заточены.
Органов её производящих и потребляющих у них нет, не выросли.
Или атрофировались за ненадобностью.
Культура у нас, это вообще рудимент, доставшийся, от наших предков, которых либо вырезали, либо выгнали предки этих самых министров..
Вот и получайте вместо интеллигентной корректной речи советы по «маринованию кошек и собак», рекомендации «поднять жопу» и строгие отповеди любителям «рашки-говняшки», и негодование в ответ на требования жителей «зафигачить пешеходные зоны»..
Хотя в рационализме и хозяйственной сметке им не откажешь.
Действительно, чем ждать от мясоперерабатывающих комбинатов или кафе качественную продукцию, лучше поступить по совету министра культуры Москвы: «Хочет человек сделать вкусную сосиску или кофе — пусть сделает».
Захочет вдруг добротной книжки, — пусть напишет, интересный фильм захотелось — сними, поставь балет или напиши оперу.
Сам напиши, не жди, пока это сделают другие с помощью министерства культуры.
Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих, ибо нянек тут для них нет.
Что с предельной ясностью и показали нам оба министра культуры.
Наверное, слово «культуры» следовало бы поставить в кавычки.
Как и слово «министры».

Рашка-говняшка