Здоровейте, чтоб лечиться

11.06.2006

В этой стране на попытки вылечить хоть что-нибудь с помощью страховой, как бы общедоступной и как бы бесплатной медицины, уходит поразительное количество времени и денег. И это несмотря на, чаще всего, полную тщету и безрезультатность этих попыток.
Банальное УЗИ превращается в длительный изнуряющий марафон с препятствиями в виде рвов, надолбов и спирали Бруно.
Сперва, в строго определенный день и час нужно попасть в очередь, чтобы записаться в очередь на запись в очередь на очередь для получения талончика.
Не поняли? Я сперва тоже не понял. Потом, когда выстоял третью очередь на запись в очередь на очередь для получения талончика, то понял. Тем более что между этими очередями проходит две недели, и времени, чтобы понять, было достаточно.
Обычное арифметическое сложение показывает, что для того, чтобы сделать, например, тот же УЗИ, нужен всего-навсего месяц с гаком. Правда, этот гак растягивается, как правило, еще на две недели как минимум.
Прибавляем сюда же по часу-два, а то и по три-четыре часа стояния в каждой из очередей, плюсуем все и результат вычитаем из вашего возраста. Вычитаем, потому что время это из вашей жизни пропало, исчезло, его как бы и вовсе не было, а потому можно его не учитывать и вычеркнуть. Чувствуете, как сразу помолодели? А ведь это еще только самое начало. То ли еще будет…
После того, как вы все же сделали рентген, нужно отстоять очередь на запись в очередь за талоном к врачу.
Тоже не поняли? Ничего страшного, не дай бог понадобится, все поймете.
Между этими очередями проходит еще от недели до двух.
Наконец, вы с талончиком в одной потной руке и результатами рентгена в другой, зажатый со всех сторон хворыми и болезными тяжело дышите в узком коридорчике с заветной дверью в конце.
На талончике, добытым с таким трудом, у каждого указано время с точностью до минуты.
Но это абсолютно ничего не значит, потому что очередь «живая», и тот, у кого в талоне стоит 15.45 пройдет раньше того, у кого значится 11.00.
Впрочем, и это тоже ничего не значит, потому что время работы врача указанное в расписании, есть вещь абсолютно формальная и абстрактная и ни кем, включая врачей, во внимание не принимается.
Попадя в настороженную толпу сумрачных граждан с печатью заботы минздрава на лицах вы долго и пытливо сканируете острым взглядом того, за кем заняли очередь, пытаясь его запомнить, чтобы потом отличить его от сотни еще таких же. После въедливо выясняете, за кем занимал тот, за кем заняли вы, и тоже пытаетесь его запомнить.
Умудренные многолетним опытом хронические больные прослеживают такую цепочку на пять-семь человек в обе стороны и цепко держат в памяти все лица, одежду и особые приметы. Если, не дай бог, вы вдруг забудете за кем стояли, или этот человек не вынеся забот минздрава о его здоровье уйдет, то неожиданно окажется, что вы здесь никогда не стояли, ни за кем не занимали, и вас вообще здесь никто никогда не видел. Очередь плотно сомкнет ряды и с решительно поджатыми губами вытеснит вас наружу, как чужеродное и совершенно лишнее тело.
Наконец, вы выяснили трех перед вами и двух за вами, проявили достаточную активность для того, чтобы вас запомнило максимальное количество народа, и теперь уже можете немного расслабиться и просто стоять, решительно и твердо пресекая любые попытки протиснуться мимо вас с криками «Я только спросить!».
Врач, не глядя ни на кого, появляется у кабинета минут на тридцать позже времени указанного в расписании.
Еще минут через пятнадцать из-за двери раздается долгожданное: «Войдите!».
Глядя на часы, вы засекаете, сколько времени уходит на прием одного пациента, и потом уныло прикидываете, через сколько часов очередь дойдет до вас.
Но ваши рассчеты тоже ничего не значат, потому что через тридцать минут врач не говоря ни слова уходит, и появляется еще через полчаса с какой-то теткой, тортом и заварным чайником. Через десять минут туда же заходят еще трое веселых дам в белых халатах. Сорок минут из кабинета слышен заливистый смех и звяканье посуды. На робкие попытки близстоящих старушек с бледными лицами заглянуть в кабинет раздается раздраженное: «Закройте дверь! Вы что, не видите, я занята!».
Очередь потеет, чихает, кашляет, вздыхает, стонет и покорно стоит. Тут и там образовались группы по интересам. В них горячо и со знанием дела обсуждаются геморрой, свищи, диабетическая пятка, токсический зоб, язва двенадцатиперстной кишки и прочие ужасно увлекательные вещи.
Через энное количество часов вы, уставший, вымотанный и мокрый как мышь, попадаете в кабинет, и тут же узнаете, что результаты сданной еще два месяца назад крови еще не готовы, что результаты анализа вашей мочи устарели вместе с мочой, а принесенный вами снимок вашего любимого кишечного тракта сделан не в той проекции, не с той стороны и вообще снимать нужно было верхний отдел позвоночника.
И вот, пройдя всего лишь несколько первых кругов этого ада, я поражаюсь тому, сколько же у нас людей, обладающих поразительной выносливостью, крепостью, настойчивостью, железным упорством, спартанской неприхотливостью и имеющих настолько крепкое здоровье, чтобы лечиться в наших поликлиниках.
Из этих людей не гвозди, а железнодорожные костыли делать можно.
Хотя лучше бы им оставаться просто людьми. Мягкими, дружелюбными и жизнерадостными.


О теоретической практике

02.03.2006

Теоретически мы все здорово подкованы, а некоторые даже местами сильно образованы.
В теории мы всё знаем: и как надо, и как не надо, и что вредно, и что полезно, и что важно, а что пустяк, и что капля никотина за тридцать с половиной минут доводит здоровую лошадь до белой горячки с циррозом печени и болезнью Меньера по всем каппилярам.
Только что с той теории…

Один практик лучше, чем целый институт теоретиков.

Почему никто в здравом уме не даст своего ребенка, да хоть бы и себя, оперировать академику?
Вот именно потому и не даст. У академика симпозиумы, научные работы, публикации, кафедра, воспитание научной смены, умные теоретические разработки и встречи в верхах. Он не помнит уже какой рукой скальпель держать. Или там фонендоскоп. Он весь в мыслях, в размышлениях. Он мыслит не одной твоей жалкой поджелудочной железой, а глобально, тысячами, миллионами. У него стратегия. Маршал тоже не о солдатике с мозолью в правом сапоге думает. Он армиями мыслит, дивизиями. Вот и академик весь в научных эмпиреях витает. Небожитель.
А тут и мы все к нему — пациенты-практики.
Полный текст »