О словах, зайцах и херне

14.06.2009

Почему пишется: «Не нужно», а произносится: «На хуй»?
Почему пишется: «Плохо», а произносится: «Херово»?
Почему пишется: «Ох!», а произносится: «Блять!»
Почему пишется: «Ты не прав», а произносится: «Охуел?»
Почему пишется: «Отлично!», а произносится: «Пиздато!»?
Почему пишется: «Крепкие бедра», а произносится: «Классная жопа!»
Почему пишется: «Элегантная дама», а произносится: «Клевая телка»?
Почему пишется: «Они горячо любили друг друга», а произносится: «Они трахались до утра и до упора»?
Почему пишется: «Управляемая демократия», а произносится: «Пиздец всему»?
И вообще, почему пишется все совсем не так, как произносится?
А произносится так, как кажется, а не так, как есть на самом деле?

«Ловушка нужна для ловли зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Слова нужны чтобы поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают; Как бы мне найти человека, забывшего про слова, — и поговорить с ним!»

Чжуан-цзы

Чжуан Чжоу


Любовь еще быть может…

10.06.2009

— Девушка, девушка, а можно ваш телефончик?
— Щас, блядь, тебе еще может и кошелек сразу отдать, уёбок?
— Да нет, вы меня не так поняли…
— Я тя, суку, как надо поняла! Кошелек тебе, телефончик, а там и на честь покусишься, гондон!
— Какая честь, о чем вы говорите? Я же всего лишь хотел…
— Вот-вот, падла, именно, что хотел. Хотелка, небось, из штанов уже вываливается от нетерпежу. У, гад! Давить вас всех надо!
— Помилуйте, девушка, какие гады, кого давить, зачем? Просто хотел с вами…
— Да заткнись пиздобол! Знаю я, чё ты хотел. На морде твоей очкастой написано, чего ты хотел. Это ты, сучонок, в отделении будешь свои сказки рассказывать, а мне не надо. Я, блядь, ученая, я таких как ты за версту чую. Так что давай-ка, хуй моржовый, бабло свое все вываливай, котлы снимай и уё! Понял, нет?
— Простите, какие котлы, какое бабло, причем тут отделение?
— Ты не духарись лошок, не духарись. Ты лопатничек доставай, бабло из него вынимай и мне давай. Чтоб я на тебя, мудака озабоченного, телегу не накатала. Принуждение с применением и тэде по полной программе. Короче, гони деньги, бля, а то мне уж похмеляться пора! Давай, давай, шевелись очкарик!.. Вот, и из маленького кармашка вынимай… А это чё?.. Карточку себе засунь знаешь куда?.. Вот, а ты боялся. Так бы сразу, а то ваньку валяет, телефончик ему, глисте очкастой… Ладно, ладно, вали, пока я добрая. Гуд бай май лав, как грится… И штаны подтяни, любовничек!


Грудь, это отцензурированные сиськи

31.05.2009

Самое большое свинство, самая большая пакость и наибольшее препятствие к любому делу, это цензор.
Не тот угрюмый цензор, что сидит где-то в душном кабинете в ситцевых нарукавниках и выпуклых очках и вычитывает твой текст на предмет следов контрреволюции, антисоветской агитации и пропаганды, разжигания всякой там розни и прочей советско-путинской херни.
Нет, этот цензор сидит у тебя в мозгах и, в отличие от упомянутого выше, не корежит уже написанное, а вообще не дает написать то и так, как тебе того хочется.
Он там, сволочь, сидит тихо и незаметно, до поры до времени не высовываясь, и только ждет, пока у тебя мысль какая-нибудь дельная забрезжит и на простор, на свежий воздух попросится.
Только мысль вознамерилась воспарить ввысь, чтобы вздохнуть воздух полной (лучше в районе третьего размера) грудью, как тут же мерзкий цензор, выскакивает из своего закутка, хищно вскидывает загребущие свои клешни, хватает мысль за нежную шкирку и принимается щупать ее за все места на предмет неправильного, вредного и непонятного.
Неправильного, вредного и непонятного с его, цензора, точки зрения.
Нащупал он, к примеру, у мысли жопу и сразу — «Ага! Где мои большие ножницы, где моя широкая кисть и ведро краски! Жопу нельзя! Жопа никуда не годится! Жопа, это грубо, это несоответствует, это подрывает, растлевает, пачкает и воняет! Дайте мне мою большую кисть, сейчас я замажу эту жопу, чтоб и духу ее здесь не было!»
И вот только ты собрался написать, что-нибудь невинное и пасторально-буколическое вроде: «Ласково светило июльское солнце, мягко стелилась изумрудная трава под теплым морским ветерком, широко раскинулась на траве мягкая приветливая жопа».
Но не тут-то было.
Не успеваешь опустить пальцы на клавиатуру, как приветливая жопа неожиданно исчезает, замазанная широкой кистью этого гребаного цензора.
Как? Где? Куда делась такая чудная жопа? Вот же только что я тут ее видел! Да не просто видел, а сам ее сюда посадил! Караул, украли ценную жопу!
И тут, потирая вымазанные в краске руки, вылезает цензор и объясняет тебе, что жопа подрывает, растлевает, пачкает и воняет.
И вообще не соответствует.
Так мало жопы, он, падла, у нее, у мысли, еще и сиськи нащупал, сволочь.
А сиськи, как известно всей советской и прочей прогрессивной общественности, это мерзко, это отвратительно, это распутно, гадко и стыдно.
То есть иметь сиськи вместе с жопой не стыдно и не гадко, а вот напечатать эти слова — неприлично.
Нельзя.
То есть, можно, но… не комильфо.
В приличных семьях так не выражаются.
А в приличных семьях, если кто не знает, даже трахаются под одеялом при выключенном свете и с закрытыми глазами.
Чтоб не было распутно и соответствовало нормам социалистической морали.
Если не социалистической, то христианской или любой другой, это цензора не волнует.
У него этих моралей — на выбор, коллекция, подборка на все случаи жизни.
Ну, не буду описывать, что он там еще у этой мысли нашел, ибо он, цензор, сука, сидит сейчас прямо рядом с мозжечком и пиздит, сволочь, что-то про инвективную лексику, порнографию и прочую хуйню.
Ну как в таких условиях можно что-то приличное написать…

Грудь, это отцензурированные сиськи


Причины

30.05.2009

Саша Витальевич с детства поднимал булыжники, отжимался от пола и подтягивался на ветках.
Потом открутил от старого паровоза пару колес, надел их на стальную трубу и пользовался, как штангой.
За три года самостоятельных занятий овладел геометрией лобачевского.
За два года самостоятельно вывел теорию относительности.
За год в совершенстве овладел шестнадцатью языками, три из которых несуществующие.
Саша Витальевич знал пять видов единоборств, не считая трех высокосекретных и одного таинственного тибетско-монгольского, известного лишь одному стодвадцатилетнему слепоглухонемому монаху-отшельнику.
Вся его комната была увешана поясами, борцовками, кимоно и татами.
Гвозди он забивал исключительно нунчаками или просто вдавливал большим пальцем.
Он мог зубами протащить из Североморска в Калугу состав угля из пятидесяти вагонов за пятнадцать дней с тремя остановками по пятнадцать минут.
Он три раза совершал кругосветное плавание.
Один раз на бамбуковом плоту, второй раз на тростниковой лодке, третий раз в спасательном круге от баржи «Страж революции».
Саша Витальевич прыгал с парашютом, с парапланом, со спасательным жилетом, с брезентом, с мокрыми штанами, с надувным матрацем, со страхом, с воздушными шарами, с матом и просто так.
Он был мастером спорта по быстрым шахматам, шашкам, домино, го, поддавкам, нардам и пинболлу на траве.
Саша Витальевич служил подводником, авиатором, акванавтом, пожарным, спасателем, каскадером и состоял в команде космонавтов.
Он забирался на самые высокие горы, опускался в самые глубокие ущелья, в марианский впадине выбил все полторы тыщи зубов напавшей на него акуле и задушил гигантского осьминога его же щупальцами.
Трижды пропадал в бермудском треугольнике, но каждый раз выбирался обратно целым и невредимым.
В одиночку дрейфовал на северном полюсе.
Белые медведи и полярные волки обходили его за километр и пугали им своих детей.
На автомашине делал трюк с пятнадцатью полными переворотами с выходом в стойку на одном колесе.
Выжимал левой рукой триста пятьдесят килограммов живого веса.
Мертвого веса выжимал еще больше.
Двумя пальцами рвал резиновые грелки, кружки эсмарха, телефонные справочники и танковые бронеплиты.
Грыз стекло, жевал бетон, пил сулему и переваривал нержавеющую сталь.
Выучил наизусть коран, библию, тору, махабхарату, большую советскую энциклопедию, полное собрание сочинений ленина и телефонный справочник города Саратов за одна тысяча семьдесят пятый год.
Мог процитировать и тут же перевести на другой язык любого европейского поэта конца семнадцатого - начала девятнадцатого веков.
Одним ударом кулака убивал буйвола.
Ударом ноги — слона.
Плевком — верблюда.
Взглядом сбивал в полете рябчиков, уток и вертолеты.
Голыми руками за сорок минут прокапывал шахту длинною в сто метров и глубиной в тридцать.
Он превзошел индийских йогов, научившись убирать сердце в желудок, вилочковую железу в печень, дышать почками, очищать кровь легкими и менять местами руки и ноги.
Пальцем протыкал бронежилет, голой рукой отрубал ствол гаубицы и головой разбивал чугунные отливки три на пять на восемь метров.
Саша Витальевич мог, умел и знал еще очень много всего.
Всю жизнь он посвятил тому, чтобы стать сильнее, смелее, умнее и выше.
Но все равно, каждый вечер перед сном его мучила встающая перед глазами сцена, когда в третьем классе Катька Сизова бросила ему: «Иди домой карапуз несчастный!» и отдала нести свой портфель высокому сильному Ваньке Звукову.
Саша Витальевич отворачивался к стене и плакал скрежеща титановыми зубами, ощущая свою неполноценность всем своим могучим телом.


Бирюлевский вольфенштайн

28.05.2009

Промзона

Бывалоча, в советские еще времена, зайдешь в поилку, и ну пиво пить.
Оно хоть и водянистое и со стиральным порошком для пены, и в подметки не годится бутылочному, но атмосфера в поилках была специфическая.
Народу вроде вокруг полно, а ты все равно один.
Нигде так больше не было, только в поилках.
Автопоилками в стародавние времена называли усыпанные воблыми костями и воблиными шкурками дешевые загончики с пивными автоматами по двадцати копеек за кружку.
Кто не знает — стиральный порошок тогда был почти без запаха.
А в пиво добавляли технический стиральный порошок, который вообще запаха не имел.
Ну и кроме того, порошка-то надо было совсем немного.
И вот, попив с какими-то знакомыми разного портвейну с вермутом для разгона, под вечер уже взяли ящик сухого и поехали к чьим-то друзьям.
Долго ехали какими-то автобусами, шли через клонированные кварталы одинаковых домов и, наконец, пришли.
Сухое быстро кончилось.
Мне, как самому трезво выглядевшему выдали десятилитровую пластмассовую канистру, деньги и указав неверным пальцем направление послали за пивом.
Я бы, конечно, никогда ничего в этих компьютерных вольфенштайновских кварталах не нашел.
Как там местные жители один квартал от другого отличают, я не знаю.
Там ходишь, как в зеркальной комнате или лабиринте.
Но алкоголь, это дело особое, тут меня нюх сам вывел.
Набрал я канистру, на оставшуюся мелочь выпил еще пару кружек и пошел обратно.
Вечер, какое-то то ли бирюлево-заднее то ли жулебино-нижнее, фонари не горят, не видно ни зги, а вокруг все одинаковое сквозь тьму окнами пробивается.
Куда идти?
Улицы не знаю, дома не знаю.
Да что улицы, я и района-то не знаю.
Покружил по этому вольфенштайну и загрустил.
Канистру открыл, отпил, и подумал, что не хотелось бы здесь всю ночь с этой тяжестью шляться.
Тем более, отовсюду гопницкий гогот раздается, а я тут в тертых трузерах да с хайром.
Неуютно стало.
Народу — никого, одни гопники по детским песочницам.
Как после нейтронной бомбы.
Через полчасика случайно мужика какого-то отловил.
Узнал где нахожусь и понял, что придется, видимо, где-то в парадном у чердака ночевать.
Метро уже не ходит, да и денег на него нет.
А район этот и на карте не нашел бы.
Даже не знаю, где его на ней искать — сверху, внизу или сбоку где-нибудь.
На всякий случай, не надеясь, спросил у мужика, в какой стороне мой район и сколько до него верст.
К счастью оказалось, что мой район мужик знал, пальцем направление мне показал и сказал, что ежели пешком через промзону, то к утру, может и дойду.
Ну, если не к утру, то до обеда точно успею.
Но через промзону, говорит. не советую, потому что чере нее можно вообще не дойти, а там где-нибудь и сгинуть.
Подумал, и добавил, что сгинуть можно и не через промзону.
Ну я и пошел.
Всю ночь шел с этой канистрой.
Тяжелая сволочь.
Правда, все легче и легче становилась.
Если бы не пивко, хрен бы я дошел.
Промзона точно была как из какого-нибудь варкрафта, фаркрая, или халфлайфа.
Сплошные километровые бетонные заборы, мрачные строения неопределенного назначения, груды бетона, железа, труб, арматуры, рельсов и черт знает чего еще.
Ужас, короче.
Но выбрался каким-то чудом оттуда в более-менее человеческие места.
Опять вольфенштайновские кварталы пошли, только дома чуть другие.
Что в них другое — не поймешь, вроде все одно и то же, но чем-то неуловимо отличались от тех, бирюлево-задних.
А когда уже автобусы из парков вылезли и одинокие заспанные пешеходы попадаться стали, сориентировался, повеселел и быстрее пошел.
Канистру по дороге бросил.
Пустую.
Домой пришел, деньги взял, в соседний дом к знакомым бутлегерам сбегал, портвейна взял, дома стаканчик выпил и радостный спать лег.
А тех знакомых я больше не видел.
Видимо, так они и остались в вольфенштайне навсегда, заплутали не сумев найти выход.
Ну, оно и хорошо.
А то стали бы канистру обратно требовать.
Да не пустую, а с пивом.
А где бы я им ее взял.
Ну их к лешему.


А вот, говорят…

18.05.2009

Тут, говорят, евровидение пробегало.
И уже, вроде, пробежало.
Говорят, там было много.
Чего там было много, я не понял, но на всякий случай посочувствовал.
И кто-то там, говорят, выиграл.
Первый приз или первое место или путевку в дом отдыха или тысячу долларов сша.
Я не знаю, что там выигрывают.
Про евровидение я знаю только, что там абба и верка сердючка.
Как писал классик: «Где имение, и где вода».
Или как писал еще один классик: «… две вещи несовместные».
Ну и до кучи еще одну цитату, чтоб никто не ушел обиженным:
«В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»
А вот поди ж ты…
Еще говорят, что где-то что-то взорвалось, но не страшно.
Говорят, менты кого-то побили, кого-то забрали, кому-то подложили и шьют дело.
Ну, это не новость, это будни.
Президент, говорят, с кем-то встречался и о чем-то договорился.
Это тоже не новость, это банальность.
А еще он, говорят, в своем блоге приказы вывешивает, дацзыбао.
Приказы онлайн, это ново, это неожиданно, это оригинально, это может стать модным.
Со свежим почином вас, влади… блин, как его там… дмитрий анатольевич.
Рекомендую расширить способы общения с народом и дать президенту номер «аськи», какой-нибудь попрестижнее, а там и до скайпа недалеко.
Прям чтоб если чего спросить припрет, то чтоб прям в скайп.
И тебе в ответ тоже прям по скайпу.
Во жизнь пойдет тогда.
А избранные места из общения с президентом по аське выкладывать на башорге.
Потом составить из них «Цитатник ДАО».
В смысле Дмитрий Анатольевич Отвечает.
И издать во всех издательствах сумасшедшими тиражами.
И продавать в отдельно взятых странах за сумасшедшие деньги.
А если не будут брать, отключим газ.
Прямо так и сказать.
Еще, говорят, шендерович что-то написал.
Ну, это тоже не новость, хотя давно не видел.
Но, говорят, что-то даже и выпустил в массы.
Что уже более свежо и неожиданно.
Говорят, лужков снова кого-то пидорами обозвал.
Или пидоров кем-то обозвал.
Короче, опять матерился на половые темы.
Что снова не новость.
Говорят, что огурцы нам будут завозить из вьетнама, картошку из аргентины, а все остальное из израиля.
И говорят, поэтому подмосковный укроп будет стоить триста рублей пучок.
А два пучка — шестьсот рублей.
Что не новость, а арифметика.
Еще говорят, из-за этого мы все станем жить лучше, но голодать больше.
Больше, но лучше.
В смысле, эффективнее.
Ну, это все тоже, в общем, не новость.
Даже обещанный «убийца гугла» Wolfram Alpha на поверку оказался жидковат, мелковат и слабоват.
Что-то вроде Большой Советской Энциклопедии, но на английском.
То есть, определение смотришь в БСЭ, а за подробностями лезешь, как всегда, в гугол.
Но и это не новость, если только вы не сторонник яндекса или там рамблера какого.
Но эти сервисы дышат на ладан.
Причем, давно.
И, наверное, еще долго будут отравлять атмосферу своим дыханием.
Впрочем, нам здесь к разным запахам не привыкать.
У нас, говорят, даже деньги пахнут.
Но, говорят, лучше их не нюхать.
Ну так они и не кокаин, чтобы их нюхать.
Хотя, кайф и от них бывает.
Правда, ломка потом чумовая.
Поэтому лучше к ним не привыкать.
Чтобы потом не было мучительно больно.
Что, впрочем, для многих тоже совсем не новость.
Словом, об чем ни напиши, об чем ни подумай, а все уже было.
А если не было, то вот прям щас будет.
Поэтому все старо и не интересно.
Спокойной ночи.


Телеграмма

05.05.2009

Вдруг захотелось отправить кому-нибудь телеграмму.
Самую настоящую, на бумаге с буквами.
И не самому брать на почте бланк и грязной шариковой ручкой что-то там царапать.
А так, чтобы к окошку подойти, а там ослепительной красоты девица сидит с голубыми волосами.
То есть, с голубыми глазами, а волосы, конечно, ржаные.
Не как хлеб, а как колосья.
И вот подхожу к окошку и говорю: «Здравствуйте, барышня. Я хотел бы отправить телеграмму».
А она говорит: «Диктуйте».
Я стою и молчу.
Соображаю.
А она на меня голубыми-голубыми глазами смотрит.
Ждет, пока соображу.
И я говорю: «Пишите. Выходи за меня замуж зпт только я уже женат тчк»
Она быстро-быстро написала и спрашивает: «А подпись будет?»
Я говорю: «Конечно. Пишите. Подпись.»
Она снова глазами смотрит и говорит: "Имя ваше нужно для подписи. Или фамилия. У вас фамилия есть?"
Я подумал и говорю: «Я никто и звать меня никак. Так и напишите.»
Она написала и говорит: «Кому посылать будете? Адрес назовите.»
Тут я совсем уже молчу, потому что ни одного адреса кроме электронных не знаю.
Даже свой и тот плохо помню.
Помню что «москва-российская-федерация», а дальше забыл.
Говорю: «А давайте, я вам ее пошлю.»
Она снова глазами смотрит и говорит: «А это зачем?»
«Ну понимаете, барышня, я адресов не помню. А вы свой-то наверняка знаете. Вот и впишите его.»
Она говорит: «А зачем мне ваша телеграмма, когда там даже и фамилии вашей нет. И вообще, неприличная у вас телеграмма. К чему мне такая?»
А я говорю: «Давайте, перепишем. Вы бы какую телеграмму хотели получить?»
Девица подумала-подумала, и говорит: «Я хочу чтобы добрая и про любовь.»
Говорю: «Пишите. Жди вечером зпт мое золотко вскл приду тчк целую зпт люблю вскл.»
Она говорит: «И все?»
Я говорю: «Остальное вечером зпт когда приду тчк.»
Она говорит: «Это писать?»
Я отвечаю: «Нет, это принять к сведению.»
Она подумала и говорит: «Только я водку не люблю. Мне шампанское нравится. И маринованные огурцы.»
А я говорю: «Конечно! О чем разговор. Самое лучшее шампанское в серебряном ведерке, икра, бочонок огурцов, шоколад и упаковка этих… Ну, словом, все будет. Можете не беспокоиться.»
Она глазами своими голубыми эдак повела, волосами тряхнула и говорит: «С вас сорок семь рублей одиннадцать копеек.»
А я говорю: «Давайте я доплачу, а вы ее срочной пошлите, чтоб не опоздала.»
Она говорит: «Телеграммы у нас не опаздывают. Это вы, смотрите, не опоздайте.»
Я говорю так твердо: «Никогда! К вам опоздать? Невозможно!» И даже каблуками щелкнул. Щелчка, правда, не вышло, потому что я был в шлепанцах.
Она говорит: «Ну вот вам квитанция, а на обратной стороне адрес. Чтоб не забыли, куда шампанское принести.»
Я отвечаю: «Жди, мое золотко! Приду! Целую и люблю!»
Она говорит: «Тчк.»
Я отвечаю: «Многоточие…»
И иду с почты домой романтический и весь в светлой грусти, потому что шампанского не пью, огурцов не ем и вообще женат.
Да и к чему мне эта мальвина, когда всего-то хотел телеграмму послать.
Обычную.
Бумажную, с буквами.
И все.