Pepsimist

Изводиться от простуды летом не столько противно, сколько обидно.
Восемь месяцев ждать солнца, мечтать о тепле, грезить о шортах, думать о футболке и помышлять о шлепанцах.
Восемь месяцев изнывать от желания скинуть опостылевшие надутые куртки, шерстяные шапки, меховые сапоги и еще тридцать три одежки под всем этим.
И, наконец, выйти из подъезда и пройтись по улице, небрежно засунув руки в глубокие карманы широких шорт, расправив вольно плечи в полощущейся на ветру футболке, лениво подшаркивая шлепанцами, хлопком подошвы отмечая шаг.
Подставлять солнцу свою наглую морду интеллигентную физиономию с выцветшей от времени бородой.
И вот вместо всего этого ты хрипишь, сипишь и кашляешь, с тоской в мутных глазах глядя в окно, где уже успела отцвести сирень и птицы уже не так яростно переговариваются по утрам.
И сидишь бесплодно пялясь в монитор, потому что пропитанная антибиотиками голова все равно работать не может, она вообще впала в терапевтический анабиоз.
Жаль этого времени, которого так ждал, и которое пролетает мимо тебя там, за окном среди зелени, оставляя тебе лишь нагретые стекла, духоту и уличный шум вместо птичьего щебетания.
Вот к чему приводят горячие желания, нетерпеливые ожидания, светлые надежды и радужные мечты.
Не ждал бы, не думал бы, не мечтал — и наступившее лето оказалось бы приятным сюрпризом и гнусный вирус так не раздражал бы своей вредительской деятельностью.
И вообще, все было бы проще и спокойнее.
Всегда лучше в своих предположениях ошибиться в худшую сторону, а потом приятно удивляться действительности.

Теги: Манжеты

Во времена моего детства и юности существовал такой продукт питания, который назывался «Котлеты микояновские» и стоил этот продукт семь советских копеек.
Давали эти котлеты в столовых и кафе с гарниром из серого пюре или из жареной картошки.
Но в столовых, это было не то.
В столовых вообще было противно, неряшливо и невкусно.
Мы эти котлеты покупали в отделах полуфабрикатов.
Их сразу было видно, потому что они были самые маленькие из всех советских котлет и были похожи на приплюснутую каплю.
Впрочем, тогда все котлеты почему-то были такой формы.
Даже вечные морковные и капустные.
Зайдешь в кулинарию, возьмешь штучки четыре или шесть, хмурая продавщица завернет их в толстую серую волокнистую бумагу и пока донесешь их до дома, бумага от котлет размокает и к ним прилипает, оставляя на котлетах волокна.
Но зато, когда волокна с котлет сдерешь, и поджаришь их на маслице, то они надуваются, становятся пухлыми, почти круглыми и с аппетитной корочкой.
А когда протыкаешь их вилкой, они плюются горячим соком.
Я не знаю, что входило в состав этих микояновских котлет, но они были ужасно вкусными.
Состав этих котлет был Великой Советской Тайной.
Дома такие сделать было невозможно.
Получалось или лучше или хуже, но никогда не получались Микояновские Котлеты.
То ли хлеб туда какой-то специальный клали, то ли крахмал или дрожжи или не знаю что еще, но только маленькие семикопеечные микояновские котлеты были действительно очень вкусными.
Вот такая Большая Советская Тайна существовала.
Сейчас совка нет, котлет микояновских нет и тайны никакой нет.
Все скучно и тошнотворно.
Глянешь на то, что продают на улицах или в кафешках, и немедленно хочется вымыть руки с хлоркой, сделать профилактическое промывание желудка и выпить залпом флакон противопаразитарного средства.
И слабительного заодно.
А потом сделать клизму из трех литров раствора марганцовки.
В общем, лучше всю эту отраву даже не нюхать и не смотреть в ее сторону.
Не говоря уже о том, чтоб ее есть.
Есть ее могут либо сумасшедшие, либо латентные мазохисты, либо самоубийцы.
Да не простые самоубийцы, а те, которые любят сперва помучатся.
Словом, даешь советские котлеты!

PS Кстати, настоятельно не рекомендую покупать котлеты, которые сейчас продаются под маркой микояновских. И вообще ничего нынешнего «микояновского» не рекомендую.
Ибо говно.

Теги: Манжеты

Самое большое свинство, самая большая пакость и наибольшее препятствие к любому делу, это цензор.
Не тот угрюмый цензор, что сидит где-то в душном кабинете в ситцевых нарукавниках и выпуклых очках и вычитывает твой текст на предмет следов контрреволюции, антисоветской агитации и пропаганды, разжигания всякой там розни и прочей советско-путинской херни.
Нет, этот цензор сидит у тебя в мозгах и, в отличие от упомянутого выше, не корежит уже написанное, а вообще не дает написать то и так, как тебе того хочется.
Он там, сволочь, сидит тихо и незаметно, до поры до времени не высовываясь, и только ждет, пока у тебя мысль какая-нибудь дельная забрезжит и на простор, на свежий воздух попросится.
Только мысль вознамерилась воспарить ввысь, чтобы вздохнуть воздух полной (лучше в районе третьего размера) грудью, как тут же мерзкий цензор, выскакивает из своего закутка, хищно вскидывает загребущие свои клешни, хватает мысль за нежную шкирку и принимается щупать ее за все места на предмет неправильного, вредного и непонятного.
Неправильного, вредного и непонятного с его, цензора, точки зрения.
Нащупал он, к примеру, у мысли жопу и сразу — «Ага! Где мои большие ножницы, где моя широкая кисть и ведро краски! Жопу нельзя! Жопа никуда не годится! Жопа, это грубо, это несоответствует, это подрывает, растлевает, пачкает и воняет! Дайте мне мою большую кисть, сейчас я замажу эту жопу, чтоб и духу ее здесь не было!»
И вот только ты собрался написать, что-нибудь невинное и пасторально-буколическое вроде: «Ласково светило июльское солнце, мягко стелилась изумрудная трава под теплым морским ветерком, широко раскинулась на траве мягкая приветливая жопа».
Но не тут-то было.
Не успеваешь опустить пальцы на клавиатуру, как приветливая жопа неожиданно исчезает, замазанная широкой кистью этого гребаного цензора.
Как? Где? Куда делась такая чудная жопа? Вот же только что я тут ее видел! Да не просто видел, а сам ее сюда посадил! Караул, украли ценную жопу!
И тут, потирая вымазанные в краске руки, вылезает цензор и объясняет тебе, что жопа подрывает, растлевает, пачкает и воняет.
И вообще не соответствует.
Так мало жопы, он, падла, у нее, у мысли, еще и сиськи нащупал, сволочь.
А сиськи, как известно всей советской и прочей прогрессивной общественности, это мерзко, это отвратительно, это распутно, гадко и стыдно.
То есть иметь сиськи вместе с жопой не стыдно и не гадко, а вот напечатать эти слова — неприлично.
Нельзя.
То есть, можно, но… не комильфо.
В приличных семьях так не выражаются.
А в приличных семьях, если кто не знает, даже трахаются под одеялом при выключенном свете и с закрытыми глазами.
Чтоб не было распутно и соответствовало нормам социалистической морали.
Если не социалистической, то христианской или любой другой, это цензора не волнует.
У него этих моралей — на выбор, коллекция, подборка на все случаи жизни.
Ну, не буду описывать, что он там еще у этой мысли нашел, ибо он, цензор, сука, сидит сейчас прямо рядом с мозжечком и пиздит, сволочь, что-то про инвективную лексику, порнографию и прочую хуйню.
Ну как в таких условиях можно что-то приличное написать…

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Саша Витальевич с детства поднимал булыжники, отжимался от пола и подтягивался на ветках.
Потом открутил от старого паровоза пару колес, надел их на стальную трубу и пользовался, как штангой.
За три года самостоятельных занятий овладел геометрией лобачевского.
За два года самостоятельно вывел теорию относительности.
За год в совершенстве овладел шестнадцатью языками, три из которых несуществующие.
Саша Витальевич знал пять видов единоборств, не считая трех высокосекретных и одного таинственного тибетско-монгольского, известного лишь одному стодвадцатилетнему слепоглухонемому монаху-отшельнику.
Вся его комната была увешана поясами, борцовками, кимоно и татами.
Гвозди он забивал исключительно нунчаками или просто вдавливал большим пальцем.
Он мог зубами протащить из Североморска в Калугу состав угля из пятидесяти вагонов за пятнадцать дней с тремя остановками по пятнадцать минут.
Он три раза совершал кругосветное плавание.
Один раз на бамбуковом плоту, второй раз на тростниковой лодке, третий раз в спасательном круге от баржи «Страж революции».
Саша Витальевич прыгал с парашютом, с парапланом, со спасательным жилетом, с брезентом, с мокрыми штанами, с надувным матрацем, со страхом, с воздушными шарами, с матом и просто так.
Он был мастером спорта по быстрым шахматам, шашкам, домино, го, поддавкам, нардам и пинболлу на траве.
Саша Витальевич служил подводником, авиатором, акванавтом, пожарным, спасателем, каскадером и состоял в команде космонавтов.
Он забирался на самые высокие горы, опускался в самые глубокие ущелья, в марианский впадине выбил все полторы тыщи зубов напавшей на него акуле и задушил гигантского осьминога его же щупальцами.
Трижды пропадал в бермудском треугольнике, но каждый раз выбирался обратно целым и невредимым.
В одиночку дрейфовал на северном полюсе.
Белые медведи и полярные волки обходили его за километр и пугали им своих детей.
На автомашине делал трюк с пятнадцатью полными переворотами с выходом в стойку на одном колесе.
Выжимал левой рукой триста пятьдесят килограммов живого веса.
Мертвого веса выжимал еще больше.
Двумя пальцами рвал резиновые грелки, кружки эсмарха, телефонные справочники и танковые бронеплиты.
Грыз стекло, жевал бетон, пил сулему и переваривал нержавеющую сталь.
Выучил наизусть коран, библию, тору, махабхарату, большую советскую энциклопедию, полное собрание сочинений ленина и телефонный справочник города Саратов за одна тысяча семьдесят пятый год.
Мог процитировать и тут же перевести на другой язык любого европейского поэта конца семнадцатого - начала девятнадцатого веков.
Одним ударом кулака убивал буйвола.
Ударом ноги — слона.
Плевком — верблюда.
Взглядом сбивал в полете рябчиков, уток и вертолеты.
Голыми руками за сорок минут прокапывал шахту длинною в сто метров и глубиной в тридцать.
Он превзошел индийских йогов, научившись убирать сердце в желудок, вилочковую железу в печень, дышать почками, очищать кровь легкими и менять местами руки и ноги.
Пальцем протыкал бронежилет, голой рукой отрубал ствол гаубицы и головой разбивал чугунные отливки три на пять на восемь метров.
Саша Витальевич мог, умел и знал еще очень много всего.
Всю жизнь он посвятил тому, чтобы стать сильнее, смелее, умнее и выше.
Но все равно, каждый вечер перед сном его мучила встающая перед глазами сцена, когда в третьем классе Катька Сизова бросила ему: «Иди домой карапуз несчастный!» и отдала нести свой портфель высокому сильному Ваньке Звукову.
Саша Витальевич отворачивался к стене и плакал скрежеща титановыми зубами, ощущая свою неполноценность всем своим могучим телом.

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Есть категория граждан, прямолинейных и незамысловатых, как палубные доски.
Им неведомы ни сомнения, ни оттенки, ни полутени, ни детали, ни нюансы.
Они правы всегда, ибо всегда правы.
Для них не существует дорог, тропинок, и тем более, перепутий и тупиков.
Они передвигаются исключительно по рельсам.
Разные там душевные метания, смятения, растерянность, замешательство, поиски себя, для них эти все понятия из дурного мексиканского сериала.
В жизни такого не бывает, потому что не должно быть и называется это все «достоевщиной».
А такие дисциплины, как психология и психиатрия они считают лженауками, придуманными специально для слабых и ленивых.
И, следовательно, всё, что выходит за пределы их собственных знаний, личного опыта и приобретенных убеждений — ничего этого не существует.
Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
И такого, например, клинического и хрестоматийного понятия, как «саморазрушение» тоже не существует.
А все пьяницы — слабаки, лузеры и безвольные слюнтяи.
И спиваются исключительно по лености, слабости и мозгоубогости.
Пример ленивого и мозгоубогого слюнтяя — Владимир Семенович Высоцкий.
Тяжелый алкоголик, наркоман, токсикоман, неврастеник и т.д.
Да что он, один что ли такой?
К этому же племени ленивых и мозгоубогих относится и Джек Лондон, тоже тяжелый запойный алкоголик и наркоман.
Владимир Маяковский, который кроме всего прочего еще застрелился, то есть проявил крайнюю степень слабости характера, отсутствия силы воли, и лености ума.
Мусоргский, просто клинический случай алкоголизма в крайней стадии.
И тоже бесхарактерный идиот, слабак и бездельник.
Кстати, насчет идиотов — Федер Михайлович.
Как нынче называют — игроман.
Неисправимый, а точнее, неизлечимый.
Ну и кроме этого имел еще массу своеобразных поведенческих закидонов.
Ван Гог, большой любитель абсента, заложник туйона, клинический психопат.
Да можно навскидку просто перечислить таких же слабовольных идиотов и бездельников с мышлением лузеров: Петр I, Иван Грозный, Сергей Есенин, Веня Ерофеев, Хэмингуэй, Элизабет Тейлор, Джексон Поллок, Лайза Миннелли, Юрий Олеша, Александр Фадеев, Нуриев, Довлатов, Иван Барков, Джойс, Гарринча, О Тул, Микки Рурк и далее, далее, далее…
Если порыться в памяти, поскрести по сусекам в сети, то список можно почти бесконечно продолжить.
И это только из более-менее известных персонажей.
А если не акцентироваться на откровенной клинике и алкоголиках, то можно повнимательнее присмотреться, скажем, к тому же Льву Николаичу с его сермяжной правдой, опрощением и вниманием к молодым селянкам.
И это вместо такой многообещающей карьеры, красивой, беспечной и веселой жизни.
Ну и много их еще таких, латентных лузеров-психов-убогоньких.
Только присмотреться повнимательнее и в большинстве успешных, богатых и знаменитых найдется доминанта-червоточинка, которая их к этому и вела.
Ну, что-то вроде комплекса Наполеона, заставляющего малорослых пытаться быть успешнее, смелее, активнее своих дылд-ровестников.
Пример - владимир-владимирович.
Типичный.
И, кстати, на сладкое из Федор Михалыча:
«Закон саморазрушения и закон самосохранения одинаково сильны в человечестве!»
Но это, конечно, типичная «достоевщина».

Теги: Манжеты

Бывалоча, в советские еще времена, зайдешь в поилку, и ну пиво пить.
Оно хоть и водянистое и со стиральным порошком для пены, и в подметки не годится бутылочному, но атмосфера в поилках была специфическая.
Народу вроде вокруг полно, а ты все равно один.
Нигде так больше не было, только в поилках.
Автопоилками в стародавние времена называли усыпанные воблыми костями и воблиными шкурками дешевые загончики с пивными автоматами по двадцати копеек за кружку.
Кто не знает — стиральный порошок тогда был почти без запаха.
А в пиво добавляли технический стиральный порошок, который вообще запаха не имел.
Ну и кроме того, порошка-то надо было совсем немного.
И вот, попив с какими-то знакомыми разного портвейну с вермутом для разгона, под вечер уже взяли ящик сухого и поехали к чьим-то друзьям.
Долго ехали какими-то автобусами, шли через клонированные кварталы одинаковых домов и, наконец, пришли.
Сухое быстро кончилось.
Мне, как самому трезво выглядевшему выдали десятилитровую пластмассовую канистру, деньги и указав неверным пальцем направление послали за пивом.
Я бы, конечно, никогда ничего в этих компьютерных вольфенштайновских кварталах не нашел.
Как там местные жители один квартал от другого отличают, я не знаю.
Там ходишь, как в зеркальной комнате или лабиринте.
Но алкоголь, это дело особое, тут меня нюх сам вывел.
Набрал я канистру, на оставшуюся мелочь выпил еще пару кружек и пошел обратно.
Вечер, какое-то то ли бирюлево-заднее то ли жулебино-нижнее, фонари не горят, не видно ни зги, а вокруг все одинаковое сквозь тьму окнами пробивается.
Куда идти?
Улицы не знаю, дома не знаю.
Да что улицы, я и района-то не знаю.
Покружил по этому вольфенштайну и загрустил.
Канистру открыл, отпил, и подумал, что не хотелось бы здесь всю ночь с этой тяжестью шляться.
Тем более, отовсюду гопницкий гогот раздается, а я тут в тертых трузерах да с хайром.
Неуютно стало.
Народу — никого, одни гопники по детским песочницам.
Как после нейтронной бомбы.
Через полчасика случайно мужика какого-то отловил.
Узнал где нахожусь и понял, что придется, видимо, где-то в парадном у чердака ночевать.
Метро уже не ходит, да и денег на него нет.
А район этот и на карте не нашел бы.
Даже не знаю, где его на ней искать — сверху, внизу или сбоку где-нибудь.
На всякий случай, не надеясь, спросил у мужика, в какой стороне мой район и сколько до него верст.
К счастью оказалось, что мой район мужик знал, пальцем направление мне показал и сказал, что ежели пешком через промзону, то к утру, может и дойду.
Ну, если не к утру, то до обеда точно успею.
Но через промзону, говорит. не советую, потому что чере нее можно вообще не дойти, а там где-нибудь и сгинуть.
Подумал, и добавил, что сгинуть можно и не через промзону.
Ну я и пошел.
Всю ночь шел с этой канистрой.
Тяжелая сволочь.
Правда, все легче и легче становилась.
Если бы не пивко, хрен бы я дошел.
Промзона точно была как из какого-нибудь варкрафта, фаркрая, или халфлайфа.
Сплошные километровые бетонные заборы, мрачные строения неопределенного назначения, груды бетона, железа, труб, арматуры, рельсов и черт знает чего еще.
Ужас, короче.
Но выбрался каким-то чудом оттуда в более-менее человеческие места.
Опять вольфенштайновские кварталы пошли, только дома чуть другие.
Что в них другое — не поймешь, вроде все одно и то же, но чем-то неуловимо отличались от тех, бирюлево-задних.
А когда уже автобусы из парков вылезли и одинокие заспанные пешеходы попадаться стали, сориентировался, повеселел и быстрее пошел.
Канистру по дороге бросил.
Пустую.
Домой пришел, деньги взял, в соседний дом к знакомым бутлегерам сбегал, портвейна взял, дома стаканчик выпил и радостный спать лег.
А тех знакомых я больше не видел.
Видимо, так они и остались в вольфенштайне навсегда, заплутали не сумев найти выход.
Ну, оно и хорошо.
А то стали бы канистру обратно требовать.
Да не пустую, а с пивом.
А где бы я им ее взял.
Ну их к лешему.

Теги: Манжеты москва ненаписанное слова ссср

Ну вот взять к примеру… Щас, щас… Да! Вот хотя бы взять шендеровича.
То есть брать его, конечно, не надо, это оборот такой.
И в оборот его брать тоже не надо.
Ну, можно начать так: приведем для примера шендеровича…
Ну что ж такое-то! Вот язык-то!..
Не надо его никуда приводить, если надо будет, сам придет.
Ладно, скажем совсем просто: шендерович.
Хотя и это уже кое-кому много о чем говорит.
Вот он — да.
А я — нет.
Это если по пятому пункту.
Он ведет здоровый образ жизни и бегает джоггингом.
А я веду больной образ жизни и курю трубкой.
Он жизнерадостный, активный и плодотворный, а я пью крепкий чай, играю на струнах и умствую.
Он общительный, живой и образованный, а я анахорет с шестью классами образования.
Вот его даже когда-то куда-то избирали.
Или собирались.
Меня даже в школе в пионеры чуть не забыли принять.
Мне же предложи миллион американских долларов — никуда не пойду.
Потому что моментально поеду быстрым шагом ближайшим аэропланом.
Или по ту сторону просить политического убежища, или по эту сторону уйду в муромские леса.
Ибо у нас миллион американских долларов за доброе дело не дадут.
Да и вообще не дадут.
Потому что нет человека, нет проблемы.
Да и что мне с эти мильёном делать?
В смысле — здесь.
В смысле — там, я нашел бы куда его деть и на что потратить, чтоб жить радостно и ни о чем не переживать.
Здесь он весь уйдет на строительство бункера все в тех же муромских лесах и снабжение всем необходимым на сто лет автономной жизни.
То есть абсолютно автономной.
Такой, чтоб ну его на фиг пополам совсем!
А причем здесь шендерович, могут спросить.
А я отвечу.
Он здесь при том, что не верю я в астрологию и прочую астрально-ментальную чушь с эктоплазмой по всей морде.
Всякие там сатурны в пятом доме, квадратуры меркурия, зодиаки и прочий космический вздор за большие деньги.
А шендерович подвернулся единственно подходящим, кого я нашел из родившихся со мной в один год, в один месяц и в один день.
Ну почти в один.
Он старше меня на тридцать два дня, что в моем возрасте уже не считается.
Словом, астрология идет лесом.
А я пойду чаю заварю крепкого, духовитого, цвета красного вина с шоколадом.
И перечту Женитьбу Фигаро.

Теги: Манжеты