О валенках и шпильках

27.07.2010

В советские еще времена был у меня знакомый, чей книжный шкаф сверху до низу заполняли «общие тетради», исписанные каллиграфическим почерком.
В тетради были занесены абсолютно все данные, с абсолютно всех виниловых альбомов, проходивших через его руки. Принеся домой очередной альбом, он садился, и принимался аккуратно копировать в тетрадку всё-всё-всё с обложки, с разворота, с обратной стороны, и с вкладышей, и с самой пластинки, словом, отовсюду.
И все это вписывал в заранее расчерченные по линейке таблицы, с маниакальной тщательностью и максимальной аккуратностью.
Несмотря на потраченное время и силы, было это занятием совершенно бессмысленным и, в общем, не нужным, потому что никто никогда больше в эти тетради не заглядывал.
Но моего знакомого это не волновало и не интересовало.
Он просто кайфовал от процесса.
Ему были интересны не музыка или оформление альбома, и даже не те данные, которые он переписывал, а лишь сам процесс.
Это было таинство, священнодействие, церемония, ритуал, который доставлял ему огромное удовольствие, наслаждение.
У него вообще была страсть все упорядочивать, рассортировывать, систематизировать, каталогизировать и раскладывать по полочкам в строго заведенном порядке.
Одет всегда был идиотически (с моей точки зрения) аккуратно, независимо от того, был ли это костюм или футболка с шортами.
Впрочем, шорт тогда не носили.
Голые коленки были позволительны на стадионе, на пляже и в бане.
За шорты можно было и по тыкве получить от не очень прогрессивно настроенных граждан.
Шорты были чем-то бесстыдным, эпатирующим и аморальным.
Чуть ли не диссидентским.
Типичное тлетворное влияние запада и развращающее действие буржуазной рок-музыки.
Однажды, моего соседа-аспиранта у лифта на входе в подъезд трое нетрезвых граждан долго и нудно били за то, что на нем были очень элегантные клетчатые брюки, пошитые в стране потенциального противника.
Брюки, по мнению подавляющего числа советского населения, могли быть черным, серыми или, на худой конец, темносиними.
Лишь так называемые «треники» могли быть еще и цвета фиолетового штемпеля в паспорте.
Словом, шорт мой знакомый тогда еще не носил, но вот его синие джинсы, которые ему привозил отец из командировок на загнивающий Запад и в страны процветающего социализма, всегда были тщательно выглажены и разрезали воздух идеальной отутюженой стрелкой.
Вот эта стрелка на джинсах меня всегда поражала больше всего.
Она не укладывалась в моей голове тогда, и сейчас выше моего понимания.
Для меня джинсы со стрелкой, что-то вроде валенок на шпильках.
Впрочем, во всем остальном он был довольно нормальным, без особых закидонов.
И есть у меня другой приятель, которого нимало не интересует процесс, а всегда волновал исключительно результат.
Причем, только с функционально-утилитарной точки зрения, то есть заработает ли очередной его вечный двигатель или нет.
Внешний вид изделия, равно как и процесс сборки, пайки, сварки и закручивания гаек, ему абсолютно безразличен.
Оттого вечные двигатели его производства вид имеют, в лучшем случае, непрезентабельный, а чаще более походят на груду металлолома, живописно обмотанную кабелями, проводами и проволокой.
Что-то вроде модных концептуальных инсталляций где-нибудь на Винзаводе или у Гельмана.
С таким же пренебрежением он относится к внешнему виду всего и всех.
В первую очередь, к собственному.
В одежде, по его убеждению, главное, это удобство и функциональность.
Все остальное от лукавого.
По этой, видимо, причине его нередко принимают за бомжа.
Дополнительное сходство придает извечная тележка, с притороченной к ней огромных размеров сумкой, перетянутой тремя резинками от эспандера.
В целом, я с ним согласен насчет примата удобства и функциональности над красотой и сиюминутной актуальностью, но не довожу это здравое отношение до абсурда.
У приятеля же USB-гарнитура прикручена к уху куском провода в белой оплетке, сам телефон болтается на старом обувном шнурке вместе с самодельным очечником из картона, обмотанного скотчем.
К раздутой поясной сумке булавками приколоты еще несколько разномастных шнурков с самыми неожиданными вещами вроде флешек без корпуса, зажигалки, сделанной из жести, трута и колесика от часов и раскладной многофункциональной пивной открывашки с лезвием, напильником, кусачками для проволоки и множеством дополнительных устройств.
Ему так действительно удобно.
И я его понимаю.
И аккуратиста с отутюженными джинсами тоже в чем-то понимаю.
Местами.
Не смеюсь над ними, как, наверное, можно было подумать.
Они славные ребята, хотя и своеобразные.
Напротив, я рад, что не все вокруг одинаковые, штампованные, клишированные и удручающе однообразные.
Хорошо, что есть и такие чудаки, делающие жизнь забавнее, веселее и интереснее.


Стругацкий - Возвращение в совок

23.07.2010

Борис Стругацкий

Борис Стругацкий: «Возвращение в совок — итог путинского десятилетия»

Писатель, чьи предсказания обычно сбываются, ищет выход из застоя

— Борис Натанович, 2009 год закончился целой серией катастроф: авария на Саяно-Шушенской ГЭС, «Невский экспресс», пожар в Перми… Случайность? Или начал разваливаться миф о «путинском благополучии» и «путинском чуде»?

— Идет давно уже предсказанная серия техногенных катастроф — результат безнадежной изношенности «матчасти», чинить которую неинтересно и невыгодно никому. «Держава заплатит». Уродливое порождение перехода от зрелого социализма к «красному» капитализму: собственность, пенки с которой снимает начальник (не собственник, а именно начальник, назначенный бюрократ), а потери возмещает государство (другой бюрократ).

— Так было ли «чудо»? И как можно оценить итоги «путинского десятилетия»?

— Было лишь одно: поворот от демократической революции девяностых к «стабильности и равновесию» нулевых. Фактически — отказ от курса политических и экономических реформ в пользу курса на державность и застой. Итог «путинского десятилетия» и есть возвращение к стабильности и застою брежневского типа. По сути — возвращение в совок.

— Правозащитники пытаются призвать к государственному осуждению сталинских преступлений, но безуспешно: руководители государства отделываются общими фразами, а в это время отмечают 130-летие Сталина и в учебниках истории продолжают рассказывать про «эффективного менеджера». Почему так происходит?

— Потому что сталинский режим это в конце концов апофеоз стабильности и равновесия! «Стабильность, управляемая удавкою». У нее есть определенные издержки (бюрократия не может считать себя в безопасности), но эти издержки, как показывает опыт, благополучно устранимы: см. режим застоя им. Л.И. Брежнева — абсолютный и незлой самодержец во главе толпы всемогущих бояр. К этому и идем.

— Ветераны войны — герои или не заслуживающие симпатии защитники сталинского режима? А генерал Власов — предатель или борец с «безбожным большевизмом»?

— Память о Великой Отечественной стала святыней. Не существует более ни понятия «правда о войне», ни понятия об «искажении исторической истины». Есть понятие «оскорбления святыни». И такое же отношение стремятся создать ко всей истории советского периода. Это уже не история, это, по сути, религия. С точки зрения верующего человека, с точки зрения церкви, не бывает искажения «правды Библии» — бывает покушение на святость, оскорбление веры, ересь. Библия Войны написана, и апокриф о предателе-генерале Власове в нее внесен. Все. Не вырубишь топором. Но с точки зрения «атеиста» нет здесь и не может быть ни простоты, ни однозначности. И генерал Власов — сложное явление истории, не проще Иосифа Флавия или Александра Невского; и ветераны — совершенно особая социальная группа, члены которой, как правило, различны между собою в гораздо большей степени, чем сходны.

— Многие правозащитники призывают к отмене 282-й статьи УК РФ — о разжигании межнациональной вражды и ненависти, потому, что по ней привлекают не столько фашистов, сколько оппозиционеров (обвиняя их в «разжигании ненависти» к таким «социальным группам», как милиционеры, чиновники или сотрудники ФСБ). Ваше мнение?

— Смешно рассчитывать на разумность и благородство Уголовного кодекса авторитарной страны! Правозащитники обречены бороться с уродливыми искажениями смысла и духа вполне благоразумных статей. Антифашисты у нас с легкостью становятся разжигателями межнациональной ненависти: критики нарушений Конституции — «экстремистами, выступающими против общественно-политического строя». Бюрократия защищает себя. Бюрократия не потерпит никакого инакомыслия и никакого нарушения стабильности. Тем более что и широким народным массам это тоже не нравится.

— Есть и такая точка зрения, что вообще нельзя преследовать никого по суду за высказывание любых идей, даже фашистских или расистских: мол, со словом надо бороться только словом, а не государственным насилием. Но разве в обществе должно быть позволено безнаказанно проповедовать фашистские идеи?

— Это чрезвычайно сложный и тонкий вопрос. Если бы речь шла об инакомыслии в науке, никакие вопросы не возникали бы: свобода мысли, свобода формулировок ограничены здесь только логикой и доказанными фактами. Но когда мы приближаемся к области идеологии, философии, социологии, на нас «из-за угла» обрушивается пресловутый принцип «идея, овладевшая массами, становится материальной силой» — и тогда берегись! И все-таки… и все-таки… Идее может и должна противостоять только идея. Преступно жечь на кострах носителей идей — будь то книги или пророки. Ибо мерзость не в словах, и не в мыслях, и не в лозунгах — мерзость всегда в клыках, кулаках и бейсбольных битах. За «нацизм в голове» непозволительно карать, как нельзя карать за план ограбления банка. Этот фундаментальный принцип правосудия — «наказывается преступление, а не умысел» — невозможно обосновать логически, но мы вынуждены его принять, ибо слишком уж легко он доводится до абсурда. И мы приходим к выводу, что единственным оружием против слова должно быть слово, против идеи — идея, против книги — книга. Слишком уж легко в противном случае скатиться от диспута к кровавой бойне. Тем более что к кровавой бойне норовят обычно скатиться не побеждающие в диспуте, а проигрывающие его.

— Минуло почти полтора года после российско-грузинской войны. Как вы оцениваете ее последствия?

— Это была наша первая, кажется, демонстрация силы, примененная к фундаментальным проблемам новейшей внешней политики. И демонстрация готовности нынешней властной элиты идти сколь угодно далеко в стремлении удержать в сфере российского влияния «бунтующие» бывшие братские республики. Теперь ясно, что правящая российская элита никогда уже не отпустит на волю ни Грузию, ни Украину (ни Белоруссию, кстати) и никогда не допустит ухода этих бывших «братских стран» в сферу влияния Запада. Война продемонстрировала, насколько далеко мы готовы пойти в этом вопросе. Очень далеко. Опасно далеко. Неприлично далеко для страны, по инерции все еще провозглашающей старые добрые лозунги: «Миру — мир!», «Нет» — войне!» и т. д. И теперь очевидно, что есть всего лишь единственная причина, не позволяющая России включить себя в число безусловно агрессивных держав, — плохое состояние армии.

— После скандальных откровений майора Дымовского и его последователей казалось, что перемены в милицейской сфере неизбежны. Но пар, похоже, ушел в свисток, и, скорее всего, все обойдется мелкими изменениями. Что делать с милицией, которую граждане боятся больше, чем преступников?

— Что делать с властью бюрократии вообще? Вот вопрос! Мы все, во главе с самым высоким начальством, хотели равновесия и стабильности. Мы их получили, — ценой создания класса всемогущей бюрократии, которой вообще ничего не надо, кроме самого равновесия и стабильности. Развитие, прогресс, движение — это всегда нарушение равновесия и стабильности, всегда — риск, всегда неуправляемое неравенство. Бюрократия зорко следит, чтобы ничего этого не было, чтобы каждый сверчок знал свой шесток, чтобы откат следовал за откатом, а прогресс… да гори он огнем этот прогресс, кому он нужен?! Это и есть классическая ситуация застоя: стабильность — всё, прогресс — ничто. И в этой ситуации разгон чего бы то ни было (кроме пикета с плакатами), невозможен. Бюрократия никогда не станет разгонять сама себя — нарушать основополагающий принцип равновесия и стабильности.

— Может ли Дмитрий Медведев стать самостоятельной фигурой? Или так и останется в тени Владимира Путина? И стоит ли искать признаки расхождений между ними?

— Так мы с вами решим или иначе, но «признаки расхождения» искать все равно будем. Было бы странно и противоестественно их не искать. Ведь такое расхождение сейчас — единственная «точка сингулярности» в окружающем нас океане стабильности, и именно в этой точке, казалось бы, должны мы обнаружить первые признаки распада застоя. «Где тонко, там и рвется…» Но, надо думать, не одни мы это понимаем, а значит, надлежащие меры правящей элитой будут приняты.

— Вы верите в модернизацию, о которой говорит президент? Или это такой же лозунг, как советская «интенсификация»? И какая модернизация нам на самом деле нужна?

— Боюсь, это только слова. Модернизировать надо политическую жизнь, без этого никакая модернизация экономики и науки невозможна (разве что милитаризация, которая не есть выход из тупика, а как раз углубление в него). Модернизация же политической жизни означает схватку между элитами («державниками» и «либералами», «аскетами» и «гедонистами», «антизападниками» и «прозападниками»). К этой схватке ни одна из элит не готова, риск слишком велик, можно разрушить страну и потерять все. Поэтому и модернизации никакой не произойдет, а наступит одно лишь «одержание и слияние», медленное гниение без резких движений вплоть до очередного кризиса. А практически — до появления нового Горбачева или Сталина.

— Чем более нечестными становятся выборы — тем меньше активных граждан на них ходит и тем легче фальсифицировать их результаты и сделать выборы еще более нечестными, а власть — еще меньше отражающей волю граждан. И еще: за оппозицию не голосуют потому, что она не может ни на что влиять и решать проблемы граждан, а влиять и решать проблемы она не может потому, что за нее не голосуют… Как разорвать этот порочный круг?

— «Ты этого хотел, Жорж Дандэн…» Мы хотели покоя — мы его получили. Теперь это надолго. Например, до очередного катастрофического падения уровня цен на нефть. Или до обострения финансового кризиса. Или, не дай бог, до неудачной военной экспедиции в Иксландию… Нужен взрыв инфляции. Нашествие дефицита. Дефолт Сбербанка… (Митинги и забастовки не предлагать — они не эффективны.) Вот тогда и повеют у нас знакомые ветры перемен, стабильность станет вдруг поперек горла, и мы гаркнем (как у Салтыкова-Щедрина): «Воняет! Шабаш!»

Источник


Читатник дао - Жванецкий

10.07.2010

Ребята!
Значит, после того, как я всех объездил и понял, что счастливых глаз мало там — в эмиграции, что когда мне говорят:
— Миша, Вы должны здесь, в Америке 3-4, а кто говорит — 4-5 лет — провести в дерьме, чтобы потом встать на ноги, — я думаю: «Зачем же там сидеть в дерьме эти 4-5 лет?» Может быть здесь эти 4-5 лет? Всё же вокруг своё… И рядом свои же сидят. И результат может быть интереснее гораздо: там же всё готово, а здесь-то всё надо. Поэтому отсюда когда человек уезжает — здесь такая дыра образуется — там не прибавляется ничего.
И вот поездив всюду говорю: «Ребята! Спокойно, не переживайте, жить негде, мы в ловушке, весь земной шар — дерьмо, поздравляю..»
Чисто, стерильно, качественно, протёрто: Германия — матерь всех наших побед. Скучно так, что можно повеситься на входе и на выходе.
Свиная нога с капустой, пюре с пивом… На голодный московский желудок обожрёшься до оловянных глаз. И тут они начинают петь марши, одевать мундиры, бежать строем через Берлин: 200 тысяч немцев бегут, а ты опять еврей.
А они опять бегут — молча. Девушки выносят пиво, в магазинах — полно, они здоровеют и маршем куда-то бегут…
Большая свобода в Германии… «Ваш мальчик брал у нашего велосипед, там соскочила цепь — вот счёт…»
Да — влюблены, да — держаться за руки, да — сидят в кафе, пьют только левой рукой, правой руки не отрывая друг от друга… Отрывают только один раз — чтобы рассчитаться. Каждый сам за себя. Он и она. Конечно — это их обычай. Но нам-то что там делать?
Один «наш» в ихней немецкой бане, где все вместе — мужчины и женщины (то есть первый обычай, который мне понравился) один «наш» сказал как-то на плохом английском языке:
— «Что ж, мол, вы в сухом пару сидите? Хотите я вам покажу настоящий пар?»
Все молчали. Он прибежал, достал, плеснул, убежал, опять прибежал, опять плеснул, опять отбил, опять убежал. Все молчали.
Хозяин, по просьбе присутствующих попросил его больше не приходить…
Да — в Германии чисто, качественно, тщательно, полезно — хочешь узнать, как в Германии — постели себе в аптеке и ложись…
Свобода полная, только «не принято». Это не принято, то не принято, тут не принято, там не принято… Хочешь к себе домой даму пригласить — позвони соседям, извинись, и пригласи. Хочешь у себя дома запеть — позвони соседям, извинись, и запой. Хочешь прекратить пение — позвони соседям, извинись, и перестань петь.
Большая свобода… Едем дальше.


Теория разбитых окон

01.07.2010

Собственно, это теория, которую иначе можно было бы назвать просто — Бытие определяет сознание. Но разработчики решили назвать ее иначе. Ну, хозяин — барин.
Сразу надо сказать, что производились и другие эксперименты на эту же тему, несколько иначе построенные и выясняли немного другое, но по сути похожие, и выводы друг друга подтверждающие.
В нашей российской действительности выводы эти, увы, оптимизма и веры в светлое будущее не прибавляют.
Текст, за исключением дополнительно переведенных пары абзацев, взят из статьи в википедии.

Теория разбитых окон

Полный текст »


We are the World

11.06.2010

Очень смачно.
Когда давным-давно в первый раз смотрел, просто взлетал от душевной восторженности и вдохновенности.
Сейчас ощущения хоть и послабее, но все равно вещь внушительная.
А какие люди!..
Спрингстин и Синди, конечно, самые выразительные, а Дилан с Нельсоном самые чудаковатые (как обычно).
Кенни Роджерс порадовал, Рей Чарльз, Хью Льюис хороши.
Да все они там молодцы.
Под катом, кстати, полный список персон с текстом песни.
Рекомендую.

USA for Africa - We are the World (Original 1985)

исполнители и текст


Гимн инакомыслию

07.06.2010

Очень хорошо понимаю уличных музыкантов, уличных художников, портретистов, скетчеров и прочих представителей подобных вольных профессий.
Не со стороны, а изнутри.
Но вот живые скульптуры выше моего понимания.
Тоже не извне, а изнутри.
Не со стороны зрителя, а с пьедестала, с постамента.
Это же немыслимо, вот так вот не шевелясь простоять даже пять минут.
А они же часами стоят.
Я без движения тридцати секунд не выдержу.
Через минуту начну вскипать и брызгать паром, а через полторы минуты — ломать, крушить и оскорблять.
То есть восполнять и компенсировать в организме недостаток мышечной и нервной активности.
А эти же не просто так стоят.
Они же еще в краске все, в одеждах невероятных.
Они же дышат только ртом и носом, у них все поры закрыты
Да еще в одежду краской пропитанную с головы до ног упакованы.
Нет, не понимаю.
Чтобы по собственной воле устраивать себе такую пытку…
Да ни за какие деньги.
Они либо мазохисты, либо со сниженным болевым порогом, либо латентные каталептики.
Либо просто психи.
Реальные сумасшедшие.
В хорошем смысле этого слова.
В хорошем, потому что именно такие сумасшедшие и позволяют видеть мир куда боле нормальным и вменяемым, чем он есть в действительности.
Именно эти чокнутые и делают мир добрее и веселее.
Да, они тоже действуют, как алкоголь и наркотики.
Они изменяют ваше сознание, меняют восприятие, дают посмотреть на мир сквозь розовые очки.
На какое-то время.
Но не оставляют похмелья и ломки.
Остается лишь тонкое послевкусие, воспоминание об аромате, ощущение праздника на кончиках пальцев, сладкий холодок под ложечкой и отсвет забытой детской радости.
Ура сумасшедшим!
Да здравствуют психи!
Даешь чокнутых и не таких как все!
Будьте инакомыслящими, инакочувствующими, инакодумающими.
Не будьте как все.
И будет вам щастье!

смотреть живые статуи


Коснись незнакомца

06.06.2010

Если бы Ричард Ринальди (Richard Renaldi) при работе над этой серией снимков случайно обратился ко мне, то, вернее всего, был бы послан культурным, но решительным матом.
Личная дистанция у меня довольно большая, а прикосновений, не говоря уже о руке на плече или объятиях, не переношу на дух.
Во всяком случае, со стороны лиц своего пола.
Хотя, какие могут быть у лиц руки?
У лиц есть только носы и уши, которые они вряд ли решили бы дружески положить мне на плечо.
Вот до чего доводит российский чиновничий канцелярит.
По улице шло лицо неславянской национальности.
Это же чистый Гоголь Николай Васильевич.
У Гоголя нос по Невскому проспекту самостоятельно гулял, а у нас лица отдельно от тел во множестве разгуливают по всей стране.
Хотя среди лиц часто попадаются рожи, хари и рыла уже безотносительно национальной принадлежности.
Из телевизора вещало рыло официального лица.
Да, так я отвлекся.
Словом, если я вдруг и согласился бы участвовать в фото-сессии упомянутого выше Ричарда Ринальди, то лишь как-то так или так.
Замысел фотографа прост: он встречает на улице людей не знакомых друг с другом и предлагает им сняться вместе.
Непременным условием было прикосновение.
То есть можно и просто коснуться пальцами, а можно крепко обняться, или взяться за руки, или положить руку на плечо и тому подобное.
Таким образом Ринальди и сделал серию фотографий под названием Touching Strangers.
Но должен отметить, что вся идея абсолютно не советская.
В смысле, не российская.
Наш человек всегда начеку, во всем подозревает подвох и провокацию, в каждом видит афериста, уголовника или мента, а потому скорее сразу превентивно даст в глаз, поддых и по колену, после чего стремительно побежит не открывая рта, чтобы не привлекать внимания.
Так что у нас этому Ричарду пришлось бы попыхтеть.
А вообще, надо будет ему подкинуть идею.

смотреть фотографии