Pepsimist

7 ИЮНЯ 1937г. И З В Е С Т И Я. №130 (6292).

ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ МОНУМЕНТЫ

ДМИТРОВ, 3 июня. (По телеф. от наш. спец. корр.). На обоих берегах аванпорта развернулись работы по сооружению гигантских статуй Ленина и Сталина. Уже закончена закладка железо-бетонных фундаментов — громадных постаментов высотою в 10 метров, на которых будут покоиться скульптурные фигуры. В «Известиях» уже сообщалось, что высота каждой фигуры достигнет 15 метров.
На-днях начата облицовка постаментов серым гранитом. На ряду с этим сотни каменотесов, облицовщиков, кузнецов заняты подготовкой отдельных частей гигантских фигур. Из огромных блоков крупнозернистого серого гранита с розовым оттенком выделываются детали скульптуры. На каждую фигуру пойдет около 130 блоков весом от 800 до 2.000 пудов. Мастера Булкин и Мамченко под руководством известного мастера Елизарова тщательно обрабатывают глыбы гранита, из которых будут вытесаны головы скульптурных фигур. Эта необычайно тонкая работа требует исключительной внимательности и точности.
Пока идет обработка гранита, строители заканчивают сооружение лесов и монтаж механизмов для под'ема блоков при сборке деталей скульптур. На вершинах лесов устанавливаются мостовые краны.
Конструктивная трудность сооружения заключается в том, что фигуры имеют разворот и наклон. Для того, чтобы обеспечить полную устойчивость их, внутриблочное пространство будет залито железо-бетонным ядром. Швы же между блоками для водонепроницаемости будут зачеканены свинцом.
Близится день, когда строители приступят к одной из серьезных операций — к установке блоков и монтажу фигур.
Величественное зрелище будут представлять эти монументы на фоне сооружений аванпорта.

Пивонов и Накидонский

Детки в коротких брючках и отутюженных платьицах стояли рядами с бессмысленно-торжественными лицами. Время от времени серьезные дяди и тети в прическах подводили к микрофону очередную детку, которая заполошно что-то в него вещала вытянувшись по струнке.
Пивонов и Накидонский сидели в песочнице дымя беломором и потягивая теплый фиолетовый портвейн.
— А вот что, к примеру, об этом всем мнение имеете, я любопытствую? — спросил Накидонский, цыкая сизой слюной в песок.
   Пивонов посмотрел на толпу со стягами, на деревянный помост с детками и на две тяжелые каменные фигуры, хмуро возвышающиеся над всем этим.
— А об чем, я извиняюсь? — он выкашлял дым, — Если об чем дитяти кричат, то мне не слыхать, но в общем-то, довольно-таки замечательное мероприятие. Душа радуется глядеть на поколение и на этих, значит, из администрации. И публика, вона как аккуратно стоит. Там с нашего району тоже стоят, только не видать отседова. Как с утра увезли, так и стоят под палками. Даже не выпимши никто, не успели. — участливо добавил Пивонов.
— Дак с картонажной с нашей тоже, извиняюсь, два цеха забрали. Кого нашли, тех всех и забрали. Палыч со сборки, как у тещи ни прятался, а поди ж и там отыскали. Под микитки его и айда. Токмо палками не били, ни боже мой. Чинно все, культурно по мордасам, как положено ему объяснили, но чтоб, в смысле ударить, то не били.
— Я об чем объясняюсь-то, — поправил Пивонов. — Наших палками не трогали. Нашим палками в автобусе надавали. Как, значит, туда покидали, так каждому по палке сразу и надавали. А чего к ним, к палкам чиплять, к палкам-то, потом, сказали, раздадут, когда команда на это сверху, значит, будет.
— Я это, извиняюсь, конечно, но там, чиплять нечего было. Мне вчерась вечером Васька-дворник сказывал. Он в администрации там всякое такое подметает, баки носит, ну и слыхал, как Лесан-Лесаныч там убить очень страшно грозился. Как, кричал, вытащу из откуда он есть, так сразу немедля его, значит, в смысле, и того!
— Кого? — не понял Пивонов.
— Я ж объясняюсь, что Васька-дворник за самогоном вчерась и сказывал, еще супружница моя с нами вместе отдыхала, что художник наш, с картонажной в смысле, Разуменский, длинный такой, носатый, должон был что на палки чиплять, намалевать. Задание ему, значит, по партийной линии дали. А он хотя и беспартийный и слова разные знает, и когда не пьет, то завсегда вежливый, культурный такой, обходительный, ящик свой деревянный с краской возьмет и, значит, в лес, в поле. Природу, объясняет, рисовать идет. Так он, вот, извиняюсь, сразу и пропал. Как ему в администрации задание дали по партийной, значит, линии, так сразу и пропал. Ихтилигент, одно слово. — Накидонский деликатно булькнул зеленой бутылкой. — Тихий-тихий, выпимши даже особливо никому в глаз не даст, а гляди ж ты… Такое мероприятие, чтоб без иллюминации хотел оставить. Вредитель. — неуверенно добавил он.
— Где ж без люминации? — удивился Пивонов. — Вона, поди ж все под палками стоят, и ко всем чего причеплено. Не разобрать отсель, но культурно стоят, нарисовано разное, слова там какие по-делу написаны, фотографии лица опять же.
— Ну да, ну да. — согласился Накидонский. - Довольно-таки замечательно глядеть. Прямо сказать, парад. — он перхнул и снова потянул беломорину. — Вот ежели в смысле красоты, то да. А ежели в смысле идейной, значит, этой… мысли, то подкачали, подкачали. По причине его, Разуменского, вредительского сокрытия и саботажа. Художника, в смысле. — пояснил он.
— А чего там, извиняюсь, в идейном смысле не то? — спросил Пивонов. - Как отсюда, так все, значит, в идейном смысле просто-таки красота, лучше чтоб и не придумаешь.
— Так оно ежели отсюда, то да. А ежели как поглядеть чтобы, значит, вблизь, то сплошной конфуз и вредительство по партийной линии. — Он наклонился к Пивонову. — Они ж там, даже с выборов плакатов-то не нашли. Чтоб, значит, с правильными лицами. В сарае только у художника того, у Разуменского, старые какие-то нашли, те еще, с вредительской кликой которые. Ну и хоругви какие старые тоже нашли, с фамилиями неправильными. А делать-то чего? Мероприятие на носу горит, с утра начальство из центра прилетит, дети с лагеря уже вторую неделю репетиции репетируют, а тут вредительские фотографии заместо, извиняюсь, важных лиц.
— Так оно как же? — удивился Пивонов. — Так с вредительскими и стоят?
— Ну, извиняюсь, конечно, но в администрации нашей тоже не сами себе лиходеи сидят. Дураки-дураки, а в этом смысле оченно даже соображают. Собрали всю свою контору, ну там сами, машинистки, секретарши, уборщицы тоже. Всех, короче, собрали, и на ночь в конторе заперли. И сами заперлись. Ваську-дворника только не взяли. Не нашли. Он как раз у меня с отдыхал с самогоном. Ну и они карандашами-фломастерами там всей конторой и перерисовывали всю ночь. Чтоб, значит, не узнать было клику-то. Кому лысину волосами зарисовали, кому наоборот. Чтоб не в смысле похож был, а чтоб, в смысле наоборот, не узнать. А слова так почти все оставили. Кое-что только вырезали и все. Краски ж у них не было, а и была бы, так кистью ж, извиняюсь, никто водить не умеет, вот и вырезали те, которые неправильные.
— И что ж, так, я извиняюсь, с дырками и стоят? — Пивонов глотнул портвейна. — А эти ж тогда как, из центра которые? Неужто не сымут никого?
Накидонский взял у Пивонова бутылку, аккуратно приложился, и назидательно сказал:
— За дырки еще никого не сымали. Дырка, она дырка и есть. Пустое место. А с пустого места чего возьмешь? Чего с него спросишь? — Накидонский дунул в папиросу. — Вот оно и того, что ничего. В дырке ведь что главное? Чтоб она дыркой и была, чтоб в нее не запихали чего не надо. Сквозь дырку все видать. Что надо, то и видать. Сейчас одно, завтра, вдруг чего, — другое. Она ж, дырка, тем и пользительна, в том ее идейная полезность и есть. Вот так я, извиняюсь, понимаю.
Пивонов рассеянно смотрел на тяжелые каменные фигуры, на деток в фартучках, на дощатый помост с пиджачными мужиками, на что-то слабо колышущееся внизу под всем этим, с торчащими из него флагами и транспарантами.
— Я вот тут любопытствую на предмет, как бы нам насчет выпить еще культурно по одной? Покамест там со всем этим управятся, в смысле, отпразднуют по партийной линии, мы как раз идейно поддержали бы. По одной. Культурно отметили бы, так сказать. — Пивонов вдавил окурок в песок. — А то ж, как мероприятие закончится, как народ с него, я извиняюсь, попрет, так нам уже отмечать нечем будет, не останется.
— И то правда. — Накидонский вытряхнул из бутылки капли на песок и бережно засунул ее в карман кургузого пиджачка. — Мероприятия, оно завсегда так. Народ идейно вдохновляется, и идет справлять. В смысле, праздновать. По партийной линии.
Пивонов и Накидонский встали с детской скамеечки, и пошли в сторону центра города, к площади, к магазину.
За их спинами гремела музыка, что-то невнятно, но серьезно кричали, пели дети, а над всем этим колыхались в жарком дрожащем мареве две серые фигуры с каменными десницами и свинцом на стыках.
Было душно.

Теги: Жестом по мимике автография литература ненаписанное слова

Дубленые солеными волнами мужественные лица, обветренные холодными ветрами волевые лица, закаленные штормами несгибаемые лица, могучие руки с сильными волосатыми пальцами, широко расставленные железные ноги, стальные торсы под тельняшками и бушлатами, выцветшие брови, жесткие ершики под бескозырками, папироски в крепких зубах, два литра крепкой в луженых желудках, зудящие яйца в клешах, розовые бабы в головах. Бравые ребята!

Теги: Портреты ненаписанное слова

Вялые узловатые пальцы с обломанными траурными ногтями, тусклый безразличный взгляд недоопохмелившегося со вчера. Обшарпанный фанерный чемоданчик заваленный обмасленными гайками, разводками, газовыми ключами, не женскими прокладками с дырками, не женскими юбками, не женскими коленами, ветошью, паклей и еще кучей разного неразличимого хлама. Задубелые ватные брюки, огромные пыльные говнодавы и большое доброе сердце простого советского слесаря-сантехника гулко бьющееся под сальным ватником с тремя оборванными пуговицами.

Теги: Портреты ненаписанное слова

Как хорошие идеи, интересные и умные слова легко превратить в груду дурнопахнущего хлама, переложив их жирными навозными лепешками мата, невежества и малоумия.
Вроде как для экспрессии, для доходчивости, все в благих целях донесения чувств до собеседника.
Но чуть переборщил, чуть дал воли собственной злобе и низости, и дорога оказывается вымощена все туда же, и чувства до собеседника доносятся все те же: грязные, тухлые, смердящие, и сам превращаешься в то, что ненавидишь и презираешь — в планктон, в жвачное…

Теги: Манжеты автография жестом по мимике ненаписанное слова

Детство
Розово зефирное, сладко карамельное детство со счастливыми, радостными пятнами солнца на янтарном полу. Все вокруг еще кажутся добрыми или, по крайней мере, кажется, что они должны быть такими.
Высокие пушистые сугробы чистого белого снега, в которых можно купаться, кататься, можно зарыться в них и прокопать в них длинные уютные норы, где так сладко прятаться от всех.
Желтые-желтые поля одуванчиков, и ты идешь через них и храбро рубишь это бесчисленное воинство ореховым прутом.
И кем-то привязанный над прудом канат с узлом на конце, с которого так смело и ухарски прыгают в воду большие мальчишки, и как потом мы, малышня, сломанной веткой подтягиваем этот канат и с большой ледяной жабой в животе, мертвой хваткой уцепившись за канат тоже шагаем с песчаного обрыва и со сладким ужасом пролетев пару метров шумно падем в воду.
А потом мокрые, но счастливые и гордые поднимаемся по холму и найдя муравьиную тропинку ловим больших коричневых муравьев и слизываем с них муравьиную кислоту.
А после проходим еще немного и чуть побродя среди молоденьких сосен, видим яркие желтые или кофейно коричневые натеки смолы и отодрав их от коры засовываем за щеку и мужественно жуем пока не уйдет горечь и смола не превратиться в отличную первоклассную "жевачку".
Становится жарко и мы идем к колонке у развилки желтой песчаной дороги и пока один налегает животом на тяжелую железную ручку, другие пьют из ледяной упругой струи.
И войско желтых одуванчиков уже сменило обмундирование и теперь это армия вражеских парашютистов, которых так весело и азартно истреблять из рогатки с белой резинкой вынутой из трусов.
И так интересно наблюдать за "солдатиками", красными с черными пятнами жуками, которые вечно толпятся и суетятся у корней двух больших берез.
А когда "солдатики" надоели, то лучше всего забраться на самый верх разлапистой густой черемухи и устроившись поудобнее на широкой шершавой развилке лакомиться черными вяжущими ягодами, а косточками кидаться в спящего на скамье под деревом кота.
А потом самому улечься на спину на плавно раскачивающемся дереве, и смотреть на текущие в голубизне облака сквозь шевелящиеся темно зеленые листья.
И так хотелось лежать и лежать, и мерно качаясь плыть куда-то сладко и радостно не помня и не зная забот и обид. Только плавно качает тебя надежное широкое дерево, прикрывают от яркого солнца заботливые листья и текут, текут неспешно, играя формами по голубому глубокому небу белые чистые облака.
И я знаю, что этого никогда больше не будет.
Ни-ко-гда.

Теги: Манжеты автография детство ненаписанное слова

Туманный взор, небрежно забытая шевелюра в колтунах, лунатические движения, внезапные приступы экстатического маниакального говорения, бегания из угла в угол, размахивания руками, порывов что-то сделать с холстом, глиной, смычком, пером, бумагой, компьютером и окружающими зрителями. Столь же внезапное выключение и впадание в глубокую меланхолию с самокопанием, самоуничижением, самобичеванием и самоедством, переходящее в глухие невнятные угрозы, заканчивающиеся настойчивыми просьбами «стольника до четверга» и запоем до воскресенья.

Теги: Портреты ненаписанное слова

Летчики, это такие мужественные мужчины, храбрецы и красавцы, которые стремительным домкратом мечутся, как соколы и ястребы в облаках туда-сюда, туда-сюда и дальше во все стороны. У них элегантная форма, сексуальные фуражки, героические подбородки, стальные, но добрые глаза и сильные красивые руки с чистыми ногтями. А еще они в свободное от туда-сюда время элегантно пьют чинзано, курят ароматные тонкие сигары и трахаются, как Бонд. Джеймс Бонд.

Теги: Портреты ненаписанное слова