Всё наше

07.03.2013

Чего молчим? А так чего-то… Молчится. Молчание — золото. А золото, это деньги. А деньги, это наше всё.
Молчим, думаем о судьбах демократии. А о чем еще думать? О бабах что ли или о бабках? Скучно это. А демократия, это наше всё.
Медитируем, да. А без медитации как же? Медитация, летаргия, ступор, геморрой, запой и атрофия головного мозга, это тоже наше всё.
Хорошая, настоящая медитация, это то же самое, что и добротный, правильно наведенный ступор. А ступор, это вообще русское народное состояние. Короче, наше всё.
Сидим без часов и без сети, экономим байто-секунды, килобайто-минуты, мегабайто-часы и гигабайто-дни… Режим разумной экономии, это тоже наше всё.
И вообще, чего ни коснись, оно давно уже, оказывается, всё наше.


Чистописанец

24.02.2013

Давным-давно, когда деревья были большими, небо голубым, а девки румяными, в школах преподавали чистописание.
Сейчас это называют просто курсивным письмом.
Чистописание обязывало писать буквы слитно, с правильным наклоном и правильным нажимом на каждой детали литеры, то есть буквы.
Не скажу, что тогда меня это сильно доставало, но позже, когда требовалась уже не красота письма, а скорость и разборчивость, как-то сам собою перешел на полупечатное начертание.
Слитный почерк по сию пору не разбираю вовсе или разбираю с большим трудом, и от всех друзей-знакомых, если у тех неожиданно возникает необходимость писать от руки, требую строго раздельных печатных букв.
То есть писать они вольны, как им вздумается, но если хотят, чтобы я их писанину разобрал, то уж будьте добры, почетче.
У меня же почти все буквы имеют по два-три варианта начертания, пользуюсь которыми совершенно от балды, спонтанно, не задумываясь, потому в одном слове могут встретиться абсолютно разные по написанию «а» или, к примеру, «ж», «в», «б».
Но это, мне кажется, не влияет ни на скорость письма, ни на разборчивость текста.
А вот курсивное письмо, скоропись, в котором буквы (а часто и слова) визуально никак не отделены друг от друга, где три четверти алфавита имеют одинаковое написание, и где прочитать слово можно лишь исходя из контекста, а не по составляющим его знакам, — это есть великое зло.
Впрочем, с этим злом знакомы все, кому когда-нибудь приходилось в недоумении и растерянности пялиться на рецепт или эпикриз-диагноз, накарябанные врачом.
Оттого все давние уже холивары по поводу отмены где-то в Англии или в России обучения курсивному письму полагаю бессмысленными.
Важна доступность информации, а не то, насколько красиво она будет оформлена.
Если хотите красоты, а не ясности смысла, научитесь писать готическим шрифтом, глаголицей или церковнославянской орнаментальной вязью — очень впечатляет, заодно добавляя работы уму и развивая смекалку.
А возражения логопедов и неврологов о возможном недостатке развития мелкой моторики у детей смешны.
Мелкую моторику великолепно развивает игра на любом музыкальном инструменте, рисование, лепка, собирание пазлов.
Не забивайте дитятям головы чистописанием, бросьте цепляться за «традиции», как когда-то цеплялись за чернильницы на партах, перьевые ручки и промокашки.
Не надо снова назад в будущее.

Чистописание, скоропись, пропись


Диван

14.02.2013

Обуреваемые чувствами они упали на старый диван с промятым поролоновым матрасом.
Диван охнул и привычно заскрипел древесностружечным скелетом.
Бурное дыхание и тяжелое сопение, разбавляемые хлюпаньем и хлопаньем потных тел наполнили комнату.
Диван держался из последних сил и шурупов.
Наконец сопение взбурлило и стихло.
Послышались приглушенные слова, невнятные звуки, голые пятки прохлопали из комнаты и мокро прошлепали обратно, прошуршали простыни, кто-то пару раз вздохнул и все замерло.
«Вот она какая, любовь…» — подумал диван, и скрипнул дряхлыми, натруженными березовыми костями.


Ой ты гой еси, рекламная пауза

12.02.2013

Даже жаль на минуту стало, что рекламу пива на ТВ запретили.
Вспоминая рекламные пивные ролики, пришел к выводу, что апофеозом развития российского пивоварения должно стать пиво «Мужик» и его крепкая разновидность «Настоящий мужик».
Бутылку необходимо стилизовать под лубяной туес, а на этикетке и в рекламе должен главенствовать потертый и грязноватенький персонаж в онучах, зипуне, перепоясанном пеньковой веревкой, засаленном треухе, весь в клочковатой сизой бороде и, вопреки исторической достоверности, с большой махорочной козьей ногой, торчащей из желтых никотиновых усов.
Речь его практически целиком обязана состоять из слов «зело», «надысь», «лепота» и «гой еси».
При этом ему необходимо выглядеть максимально непосредственным в своем оглушающем косноязычии.
Коронной фразой должно стать что-то вроде: «А нашенское-то, ужо, поядренее будет».
Хорошо может смотреться нежная пена, запутавшаяся в клочковатой бороде, и здоровая сытая отрыжка в качестве финального аккорда.

Ой ты, гой еси, рекламная пауза


Дубль второй

11.02.2013

Под покровом темноты, мрака, моросящего дождя и тусклых газовых фонарей, у ночной аптеки, где-то в районе латинских кварталов.
Под глухое уханье бандитских приемников в темных машинах со вспыхивающими точками конопляных сигарет.
Тихо крадучись на резиновых подошвах, с большим черным пистолетом с лазерным прицелом и толстым глушителем, в черной шапочке с прорезями для глаз и в длинном черном плаще, надетом поверх черного матового трико.
Мягким движением поправляет на плече инкрустированную перламутром и слоновой костью базуку сто тридцать восьмого калибра.
Тусклый свет луны падает на прикрученную к базуке тусклую золотую табличку: «Дорогому Дж. от любящего папы».
Крупный план: красивый мужественный глаз с отважным прищуром, в котором застыла скупая, суровая, наполненная детской нежностью слеза.
Рука в черной, матово блеснувшей перчатке, медленно поднимает большой черный пистолет.
Пум-пум-пум! Дзынь! А-а!.. What a… Пум-пум! Fuck..! Понг-понг! Дзынь! О-о-о…
Уханье бандитских приемников стало чуть громче, прорываясь сквозь множество маленьких отверстий.
Из окна второго этажа грациозно выпадает девушка с беззащитными глазами. Нежное тело ее прикрывает нечто прозрачное, воздушное и блестящее. Вроде взбитой пены для ванной.
Она изящно поднимается с грязного, заплеванного асфальта, и вынув длинную тонкую сигарету из глубокого декольте, открывающего ее невинное тело до трогательного лобка, покачивая упругими бедрами медленно подходит к фигуре в черном плаще.
Помедлив, фигура нарочито медленно снимает матовую черную перчатку и щелкает скромной платиновой зажигалкой с гравированной надписью: «Любимому Дж. от обожающей мамы».
Девушка, не отрывая взгляда своих больших беззащитных глаз от мужественных, красивых глаз с отважным прищуром, медленно прикуривает.
Их глаза излучают свет, из кончиков пальцев вылетают искры и бенгальским огнем падают на асфальт. Спящий у стены бродяга начинает тлеть и довольно похрапывать, кутаясь в дымящиеся тряпки.
Мужественные отважные глаза опускаются на большой циферблат инкрустированных крупными рубинами часов, на которых проглядывает надпись: «Единственному Дж. от верной Жд.»
Черная фигура дрогнув мужественными ресницами снова надевает перчатку, поправляет на плече антикварную базуку, коротко, но нежно кивает головой беззащитной девушке с пенными глазами и тихо, неспешно удаляется в в ночь.
Девушка в прозрачном неглиже и холодных ципках провожает фигуру страстным взглядом беззащитных глаз, в которых стоят светлые слезы с кулак величиной.

И снова вокруг все по-прежнему. Лишь только музыка стала звучать громче, прорываясь сквозь маленькие отверстия в стеклах. И огоньки конопляных сигарет больше не вспыхивают, а медленно тлеют на темных застывших лицах. И даже сонный бармен в аптеке не проснулся и продолжает дремать, строго глядя перед собой.
Ночь, улица, красный фонарь, аптека…

Отъезд, панорама, затемнение, титры.

Сценарий. Дубль второй.


Репортаж из города Глюрих

09.02.2013

В городе Глюрих Центрально-азиатской губернии местные власти открыли большой музей Творчества душевно свободной интеллигенции и мастеров эзотерических искусств имени девицы Ленорман.
На открытии музея присутствовала вся местная знать, городской голова, члены Ордена охраны от домашних животных и член члена почетного ордена Большой министерской печати третьей степени.
Освещали открытие прибывшие на место журналисты местных и окружных сетевых малотиражек и городской СтенгазетыRu.
Прибывший из столицы фоторепортер был вынужден мыкаться от безделья, поскольку весь магниевый порошок у него еще на вокзале утащили беспризорники, промышляющие глушением рыбы и мелким киднэппингом.
В местном же сельпо порошка, как назло не оказалось. Впрочем, его там никогда и не было.
Участковый городовой Василий Бухлаев зорко охранял порядок на вверенном ему мероприятии, и придавал всему действу дополнительную торжественность длинными блестящими ножнами от шашки, утерянной в схватке с двумя озверевшими собутыльниками еще два года назад; начищенной мелом кокардой и торжественно звенящими шпорами, силой взятыми напрокат в местном краеведческом музее вместе с сапогами.
Дамы держались от Бухлаева с наветренной стороны, прикрываясь веерами и зонтиками.
Из соседнего квартала доносился невнятный ропот с запрещенного митинга Общественной организации самообороны живых.
В сторону квартала не привлекая внимания выдвинулись из толпы несколько человек в серых костюмах.
Раздались негромкие глухие хлопки, выкрики прекратились, а вернувшиеся граждане в серых костюмах тихо объяснили интересующимся, что Общественная организация самообороны живых только что объявила о самороспуске по причине внезапного и скоропостижного выхода из нее всего актива, включая двух случайных прохожих.
Член Академии Неестественных наук профессор Федор Себастьянович Двуглоточный зачитал приветственное слово, в котором популярно и доступным для масс языком объяснил присутствующим насущную необходимость создания музея, после чего от всей души поблагодарил Скромного и Сильного Светоча Партии и Народа за заботу и неусыпное внимание со стороны столь любимых народом органов и министерств.
После чего под звуки торжественного марша, исполняемого большим ударно-симфоническим сводным оркестром городского исправительного общежития строгого типа под управлением дирижера Рваного-Малиновского, профессор разрезал финским ножиком батистовую ленточку, и под аплодисменты и одобрительные возгласы толпы отпер двери музея.
Экспозицию открывало экспрессивное полотно русско-японского художника Сакамуры Самадуры под лаконичным и многозначительным названием «Куя!»
Репродукцией этого полотна мы и заканчиваем репортаж из города Глюриха.

Добро пожаловать в Сочи 2014!
Рисунок Василия Слонова


Буколический пейзаж с пейзанами

08.02.2013

На полях одухотворенные крестьяне орудуют мотыгами под пение прекрасных пастушек.
Подпоясанные кушаками пастушки́ с белесыми кудрями играют на свирелях, щелкают кнутами и пасут тучные стада.
Изящные дамы в кринолинах прогуливаются в аллеях, прикрываясь от солнца зонтами и кокетливо обмахивая лица веерами.
Джентельмены в котелках, перчатках и с элегантными тростями поблескивают лакированными штиблетами и набриолиненными усами.
На полянах резвятся аккуратные дети в матросских костюмчиках, вокруг них носятся бонны и болонки.
На скамьях сидят обросшие мхом старики с лицами пророков, дымя глиняными трубками, зажатыми в корявых пальцах.
А над всем этим, на холме, в тени платанов сидят трое осененных облаками мудрецов, с жаром объясняющих самим себе, почему все те, внизу, есть мелкие и ничтожные личности, обремененные страстями и необремененные умом.
И почему им, мудрецам, претит вот так бездумно прогуливаться, и делать они этого ни за что бы не стали.
Или, напротив, стали бы, но совсем не потому, что потребовалось подышать воздухом и размять ноги среди себе подобных.
Нет, мудрецы подводят под это глубокие, основательные, тщательно продуманные базисы, тезисы, анамнезы и катехизисы.
После чего все равно никуда не идут и ничего не делают.
Потому что прежде чем что-то сделать, надо это досконально и всесторонне обдумать, найти все явные и скрытые побудительные мотивы, тщательно проанализировать и сделать вывод.
Вывод всегда получается простой — все всех надували, надувают и будут надувать, а оттого ничто не имеет смысла и надо либо уезжать, либо оставаться, либо стреляться, либо жить долго и счастливо.
Но это все тоже требует тщательного анализа, а потому временно откладывается навсегда.
Если бы случайный посторонний подслушал весь этот пламенный спич, то задался бы вопросом: кто кого к чему склонял или, напротив, отговаривал или объяснял бессмысленность или насущную необходимость чего-то?
В чем вообще дело и об чем разговор, старики?
Судя по горячему воодушевлению всех участвовавших в беседе престарелых мудрецов, тема была им близка и не неожиданна.
Но если бы они услышали мнение случайного постороннего, то немедленно стали бы открещиваться, заявляя, что их это все как раз нисколько не волнует, не интересует, и им лишь просто любопытно разложить все по полочкам, по косточкам, по параграфам и пунктам.
Таких вот пунктуальных, аккуратных и педантичных мудрецов можно ещё встретить на холмах.

Буколический пейзаж с пейзанами