Пришлось по вкусу определение, данное Хеннингом Манкеллем в одной из книг:
«Я человек верующий. В Бога я, правда, не верю, но ведь можно верить во что-то, что находится за пределами нашего ограниченного понимания.»
Оттуда же еще одно очень верное:
«Одних будит громкий звук, а другие просыпаются от того, что стало очень тихо.»
У Николая Лескова в Рассказах о трех праведниках есть повесть «Несмертельный Голован».
Лесковские словообороты приводят меня порой в недоумение, приходится их расшифровывать и переводить на доступный русский. Для меня головоломной является, к примеру, вот эта фраза:
«Но нехристианская сторона этого последнего поступка по любви народа к Головану нашла себе кое-какое извинение».
Вроде бы смысл предложения уловил, но исключительно вопреки всей его замысловатости и «неправильности».
Вообще же там множество всего любопытного можно вычитать, но сейчас привожу лишь пару коротеньких выписок, особенно мне понравившихся.
«Лыгендарный» Голован, персонаж чрезвычайно странный, но странный по-нашему, по-русски, то есть чудаковатый до святости.
«Голован казался «сумнителен в вере» и вел себя так, как будто он даже совсем не знал ничего настоящего о наилучшем пути, а ломал хлеб от своей краюхи без разбору каждому, кто просил, и сам садился за чей угодно стол, где его приглашали. Даже жиду Юшке из гарнизона он давал для детей молока. Но нехристианская сторона этого последнего поступка по любви народа к Головану нашла себе кое-какое извинение: люди проникли, что Голован, задабривая Юшку, хотел добыть у него тщательно сохраняемые евреями «иудины губы», которыми можно перед судом отолгаться, или «волосатый овощ», который жидам жажду тушит, так что они могут вина не пить».
Кстати, на Руси оба этих артефакта и по сию пору являются жизненно важными и даже необходимыми. В визуальном отношении особенно заинтриговал волосатый овощ.
Еще славно описан, казавшийся крестьянам совсем уже местным дурачком, но без головановской святости Антон-астроном, ночи напролет проводивший на крыше амбара, наблюдая звезды при помощи своей «плезирной трубки».
«Ему это могли бы простить, если бы он был ученый или, по крайней мере, немец, но как он был простой русский человек — его долго отучали, не раз доставали шестами и бросали навозом и дохлой кошкой».
А слыть слабоумным у нас до сих пор бывает очень полезно. Хотя, чаще всего, в разряд слабоумных попадают не по собственной воле. Достаточно всего лишь думать и говорить не сообразуясь с генеральной линией.
«Человек он был тихий и очень честный, но вольнодумец; уверял, что земля вертится и что мы бываем на ней вниз головами. За эту последнюю очевидную несообразность Антон был бит и признан дурачком, а потом, как дурачок, стал пользоваться свободою мышления, составляющего привилегию этого выгодного у нас звания, и заходил до невероятного. Он не признавал седьмин Даниила прореченными на русское царство, говорил, что «зверь десятирогий» заключается в одной аллегории, а зверь медведица — астрономическая фигура, которая есть в его планах. Так же он вовсе неправославно разумел о «крыле орла», о фиалах и о печати антихристовой. Но ему, как слабоумному, все это уже прощалось.»
Братья Гримм были очень своеобразными людьми, если судить по тем сказкам, которые они после себя оставили. Некоторые из зловещих и кошмарных русских-народных сказок, кишащих всяческой нечистью и нежитью могут даже показаться невинными детскими считалочками в сравнениями со сказками немецких братьев-сказочников. Даже адаптированные специально для детей, настроения они не поднимают, а вгоняют бедных детишек в уныние, хандру и тоску. А в своем чистом, нередактированном виде этим сказкам позавидует и Стивен Кинг и всевозможные руки-ножницы, ходящие мертвецы и подобные бодрые страшилки для детских утренников.
Вот несколько типичных сказок в очень кратком изложении.
«Бедный пастушок в могиле»
Круглого сироту, пастушка пристраивают жить у богатой пары. Те, как и положено богатым, всячески над ним издеваются, гнобят, морят голодом, избивают и заставляют работать с утра до ночи. Не выдержав такой жизни, пастушок решает покончить с собой. От хозяев он слышал, что под кроватью спрятан горшок отравы, а в шкафу стоит бутыль с ядом. Сирота для верности съедает все из горшка и выпивает содержимое бутыли. Но бедняга, кроме хлеба и воды никогда ничего не пробовавший не знал, что в горшке был мёд, а в бутыли вино, и сытый и пьяный идет на кладбище, находит пустую могилу, забирается в нее и от несварения и алкогольного отравления отдает Богу душу.
У богатой пары, как водится, после этого сгорает дом со всем имуществом и они умирают в нищете и одиночестве.
«Жених-разбойник»
Солидный с виду жених пришел свататься за дочку-красавицу одного мельника. Мельник согласился, а умная дочка сразу заподозрила что-то недоброе в женишке. И вот он пригласил ее к себе в дом, где должны были собраться гости. Дом женишка был в самой чаще глухого леса, а чтобы красавица не сбилась с пути, он сказал ей, что посыпает дорогу пеплом и золой. Деваха поскучнела, но пошла. В страшном одиноком доме не было никого кроме старухи с трясущейся головой. Старуха и заявляет девице, что та попала в самое логово жуткого людоеда, и что вернувшись домой вся компания порубит ее на куски и зажарит на гриле. Спрятала девицу за большой бочкой и велела молчать.
Тут как раз заявляется жених с друганами, которые волокут за собою еще одну красавицу. Кинули ее на стол, порубили на куски, посыпали солью, обжарили слегка и сожрали под вино.
Ночью девица вместе со старухой выбрались из дома, вернулись к мельнику и велели ему позвать женишка на ужин, где его и повязали, предварительно вызванные доблестные слуги закона.
«Еврей в терновнике»
Некий гопник получает во владение скрипку, услышав которую любой пускается в пляс не в силах остановиться. На дороге гопник встречает еврея с длинной козлиной бородой, хитростью загоняет того в терновый куст и принимается наяривать на скрипке, пока еврей не соглашается отдать ему все деньги.
Забрав у еврея бабло гопник идет в город пропивать хабар, а еврей, повыдергав колючки из бороды, приходит к судье и, ай, вей! жалуется тому на гопника.
Гопника вяжут в ближайшем кабаке и, не долго думая, ведут на виселицу, забрав предварительно оставшиеся деньги и отдав их еврею.
Хитрый гопник просит судью исполнить последнее желание, то есть сыграть перед смертью на скрипочке. Судья соглашается, гопнику дают скрипку и через минуту все вокруг прыгают, дрыгают и машут конечностями. Позже, естественно, судья просит этого пройдоху прекратить мучение, и гопник соглашается с тем условием, что еврей признает, что это он украл у скрипача деньги, а не наоборот. Все соглашаются, гопника отпускают, а еврея, как водится, вешают.
«Синяя борода»
Герцог Синяя Борода обладал одной странной особенностью, видимо, врожденной — все его жены исчезали при странных обстоятельствах вскоре после замужества. Шерлоков Холмсов и майоров Прониных тогда еще не было, тела никто не искал, следствия не проводил, поэтому ничто не мешало Синей Бороде жениться еще раз. Что он и делает, выбрав младшую дочку мельника. Сразу после этого он уезжает в Ниццу то ли поразвлечься, то ли в командировку по делам, а жене отдает ключи от своего замка вместе с наказом, ни в коем случае не заходить в комнату в подвале. Ясное дело, что молодая любопытная девка первым делом сует нос именно в эту каморку. В каморке она видит вбитые в стену семь крюков, на которых висят предыдущие жены Синей Бороды и один свободный крюк, заботливо приготовленный, как она догадывается, для нее. Тут появляется сам герцог, и зловеще хохоча принимается точить большой страшный ножик, чтобы зарезать любопытную женушку. Но, как водится, именно в этот момент в замке появляются братья девки и рубят герцога в капусту.
«Можжевельник»
Злая (как принято во всех сказках) мачеха решила погубить пасынка. Кинула в здоровенный сундук яблоки и позвала пацана самому выбрать лучшее. Когда тот сунулся, опрокинула ему на шею крышку и отрубила пацану голову.
Чтобы скрыть свое злодеяние мачеха варит из пацана студень, которым кормит его отца, пришедшего с работы.
Но сестра парнишки собирает оставшиеся от студня кости в платок и выбрасывает под можжевеловое дерево. Из платка появляется чудесная птичка, которая летает по деревне и поет песни мрачного содержания. В конце концов она тащит с мельницы жернов и сбрасывает его на голову мачехи, разбрызгав той мозги. После чего вновь превращается в парнишку и все довольные и радостные идут в дом перекусывать.
Гипотеза о боге, например, даёт ни с чем не сравнимую возможность абсолютно всё понять, абсолютно ничего не узнавая… Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели. Такой подход не требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая интуиция, так называемая практическая сметка и так называемый здравый смысл.
(«Пикник на обочине»)
Человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.
(«Понедельник начинается в субботу»)
Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют, и не видно этому конца… Дурак стал нормой, еще немного — и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы. А газеты водят хороводы уже сейчас. Ах, какой ты у нас славный, дурак! Ах, какой ты бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный, дурак, и какой ты, дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора, и как ты ловко решаешь кроссворды!.. Ты, главное, только не волнуйся, дурак, все так хорошо, все так отлично, и наука к твоим услугам, дурак, и литература, чтобы тебе было весело, дурак, и ни о чем не надо думать… А всяких там вредно влияющих хулиганов и скептиков мы с тобой, дурак, разнесем с тобой, да не разнести!).
(«Хищные вещи века»)
Спасать. Опять спасать. До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда нибудь научитесь спасать сами себя? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен, сложен и увлекателен? Почему вам все просто и скучно? Чем же таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Эйнштейна, Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я. Когда-нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне…
(«Хищные вещи века»)
Как вольно дышится в возрождённом Арканаре!
(«Трудно быть богом»)
Читатели этнографической литературы знают, что те традиционные ценности, за которые ратуют всевозможные почвенники и огородники, в действительности близко не лежали с теми идиллическо-буколическими картинками с аккуратными пастушками-Лелями в белых рубахах при свирелях и кинематографическими крестьянскими девками с румянцем во всю морду и русой косой до полу. В этом легендарном идеальном мире непременно обитают седобородые мудрые старцы в онучах и с гуслями и мощные крестьяне с богатырским здоровьем, полученным благодаря свежему воздуху и активному труду на благо общины.
На самом деле — серо, уныло и неприглядно.
Далее приводится отрывок из переизданной в 2010 году книги Ольги Петровны Семеновой-Тян-Шанской, «Жизнь "Ивана».
Все написанное в книге, это ее собственные наблюдения за жизнью в деревне Гремячка в Рязанской губернии, что находилась неподалеку от её фамильного имения.
Кстати, сама Ольга Петровна была дочерью известного географа и путешественника Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского.
Много лет Ольга Петровна заносила в дневники все, что узнавала о жизни крестьян: обычаи, суеверия, бытоустройство, отношения между сродственниками, сельчанами, привычки в одежде, еде, работе и так далее, вплоть до самых незначительных мелочей.
Первая публикация книги была осуществлена в 1906 году, в 39 томе «Записок Императорского Русского географического общества». Позже была выпущена отдельным изданием в 1914 году, после чего надолго о ней забыли, но в 2010 году все же была выпущена издательством «Ломоносовъ».
Заказать можно в нескольких онлайн-магазинах по цене от трехсот до пятисот рублей без учета доставки, или скачать в формате PDF с либрусеков-флибуст. Формат PDF исключительно неудобен для вдумчивого комфортного чтения, и правильно было бы конвертировать его в fb2 или epub.
Ниже привожу отдельные цитаты, выборки из книги. Почти случайные.
Жизнь "Ивана"
Очерки изъ быта крестьянъ одной изъ черноземныхъ губернiй.«Маленькие дети в крестьянском быту очень скоро развиваются. Взрослые не стесняются все говорить при ребенке, напиваться и драться при нем.
Бранным словам учатся от старших братьев и сестер очень рано, когда еще не умеют произносить связных фраз.
«Сукой» называют мать, когда она им в чем-нибудь отказывает — к потехе всей семьи и даже самой матери, поощрявших в таких случаях: «Продувной-то какой, ишь шельма»; «Так ее, так ее (мать), зачем тебя не слушает». Матери очень наивно иногда хвастаются способностями своих совсем малолетних детей: «И какой атаман — ведь сукой уже меня называет»; «атаманить» значит буянить, затевать какие-нибудь проказы, руководить ими. Нечего и говорить, что мальчик лет 7-12 и даже девочки этого возраста «ругаются». «Кобель», «сука», «сволочь», «блядь» — очень употребительные детьми ругательства.Если отец бьет мать, ребенок, разумеется, жалеет мать, но не с той точки зрения, что отец не прав. Жалеет он мать потому, что «того и гляди, убьет ее батя». А лишиться матери — самое ужасное несчастье для ребенка. Мать уж будет биться как рыба об лед, а поднимет своих детей на ноги. Что же до отца, то он замечательно беспечно относится к своим детям-сиротам. Для него их как бы не существует, а мачехи бьют и обижают их.
Какая мощь, какая игра ума, какой слог — блеск!
Первый раз открыл «Жизнь на Миссисипи» Твена и теперь получаю огромное удовольствие.
В детстве у меня были только четыре романа о Томе и Геке, не считая, естественно, Принца и нищего, Янки из Коннектикута, рассказов и публицистики, а вот Жизнь на Миссисипи тогда найти не получалось, так что сейчас наверстываю.
… Тут самый здоровенный из них вскочил и говорит: «Сидите, где сидели, джентльмены. Дайте его мне: он мне как раз по зубам!»
И он трижды подпрыгнул, щелкая каблуками при каждом прыжке, потом сбросил свою изодранную в клочья овчинную куртку и прокричал: «Сидите смирно, пока я его не отделаю! — Сбросил свою истрепанную шляпу и снова прокричал: — Сидите смирно, пока не кончатся его страдания!»
И, подпрыгнув, снова щелкнул каблуками и завопил: «У-ух! Я настоящий старый убийца, с железной челюстью, стальной хваткой и медным брюхом, я трупных дел мастер из дебрей Арканзаса! Смотрите на меня! Я тот, кого прозвали «Черной Смертью» и «Злой Погибелью!» Отец мой ураган, мать — землетрясение, я сводный брат холеры и родственник черной оспы с материнской стороны. Смотрите на меня! Я проглатываю на завтрак девятнадцать аллигаторов и бочку виски, когда я в добром здоровье, или бушель гремучих змей и мертвеца, когда мне нездоровится. Я раскалываю несокрушимые скалы одним взглядом и могу перереветь гром! У-ух! Отойди все назад! Дайте моей мощи простор! Кровь — мой излюбленный напиток, и стоны умирающих — музыка для моего слуха! Обратите иа меня ваши взоры, джентльмены, и замрите, затаив дыхание, — вот я сейчас выйду из себя!»
При этих словах он тряс головой, свирепо озирался, топчась на месте и засучивая рукава, потом вдруг выпрямлялся и, колотя себя кулаком в грудь, выкрикивал: «Взгляните на меня, джентльмены!» Окончив свою речь, он снова трижды подпрыгнул, щелкая каблуками, и заревел вовсю: «У-ух! Я самый кровожадный на свете из всех сыновей дикой кошки!»
Тогда тот, который начал ссору, нахлобучил свою старую шляпу на правый глаз, потом наклонился вперед, скрючив спину и выпятив корму, то выставляя, то пряча кулаки, и так прошелся по кругу раза три, пыжась и тяжело дыша. Потом вдруг выпрямился, подпрыгнул трижды, щелкая в воздухе каблуками (за что ему громко заорали «ура»), и тоже стал выкрикивать: «У-ух! Склоните головы и падите ниц, ибо приблизилось царство скорби! Держите меня, не пускайте — я чувствую, как рвутся из меня силы! У-ух! Я — сын греха, не давайте мне воли! Эй, хватайте закопченные стекла, вы все! Не рискуйте смотреть на меня простым глазом, джентльмены! Когда я хочу порезвиться, я сплетаю меридианы и параллели вместо сети и ловлю китов в Атлантическом океане! Я почесываю голову молнией и убаюкиваю себя громом! Когда мне холодно, я подогреваю Мексиканский залив и купаюсь в нем, а когда жарко — обмахиваюсь полярной бурей; захочется пить — хватаю облако и высасываю его, как губку; захочется есть — обгладываю земной шар, и голод ползет за мной по пятам. У-ух! Склоните головы и падите ниц! Я накладываю ладонь на солнце — и на земле наступает ночь; я откусываю ломти луны и ускоряю смепу времен года; только встряхнусь — и горы рассыпаются. Созерцайте меня через кусок кожи — не пробуйте взглянуть простым глазом! Я человек с каменным сердцем и лужеными кишками! Избиение небольших общин для меня минутное развлечение; истребление народов — дело моей жизни! Необъятные просторы великой американской пустыни принадлежат мне: кого убиваю — хороню в собственных владениях! — Он снова подпрыгнул и трижды щелкнул каблуками в воздухе (за что его снова приветствовали воем «ура!»), потом остановился и проревел: — У-ух! Склоните головы и падите ниц, ибо на вас идет любимое Детище Напасти!»
Марк Твен «Жизнь на Миссисипи»
… мы до того привыкли пребывать в ожиданиях неприятностей и перемен к худшему (вроде бы возникло нечто полуустойчивое, но не верим в него, вот-вот упадут цены на нефть и нате вам — обвалы, дефолт, сухие лепешки), что для нас главным становится и не жизнь, а именно ожидание неприятностей. Или нелепиц и невероятных поворотов судеб.
Подпишись на RSSЕсли увидели ошибку,
выделяйте её мышью ,
и жмите Ctrl+Enter,
Спасибо!
Реактивный
хостинг
Тэги
