Pepsimist

На радио и ТВ утомили жирные, гипертрофированно мужественные голоса, сочащиеся салом и синтетическим тестостероном.
Отчего рекламу отдают на откуп этим аудио-мачо?
Ладно, когда обладатель таких связок умеет ими пользоваться, правильно артикулирует и обладает хотя бы минимальными артистическими способностями.
Но чаще всего у каждого из жирноголосых есть один, в лучшем случае два артикуляционных шаблона, по которым они шпарят все подряд, независимо от смысла, построения фразы и долженствующей быть интонации.
Звучит это очень неприятно, уныло и монотонно.
Как если бы кто-то выучил на фортепиано куплет из Мурки одним пальцем и на все приглашения что-нибудь сыграть, бесконечно тычет в знакомые клавиши.
Подучил бы их кто-нибудь немножко что ли.

Теги: Всячина мозгоубогие плевательница

Когда говорят, что испортился компьютер, то обычно имеют в виду сдохший винт, сгоревшую память, накрывшуюся видеокарту или еще какую-то одну испорченную деталь.
Ни разу не видел компьютера, испорченного целиком, от разъема USB, до процессора.
То есть чаще всего можно одну-две детали поменять и комп снова будет работать.
Ну, не как новый, конечно, но пахать станет.
А когда все детали в нем вдруг приходят в негодность, тут уже делать нечего, придется выкидывать и покупать новый, если есть на что.
Это я к чему.
Давно уже заметил, что когда ситуации в жизни складываются херово, когда одномоментно наваливается масса дерьма самого разнообразного уровня зловонности, то пока с ним, с дерьмом разбираешься, проводишь неотложные ассенизационные работы и возишь говно тачками, то тяжело, конечно, и надрываешься, и задыхаешься, и через немогу делаешь, и одышка одолевает, и бок колет, и суставы ломит, но разгребаешь, как геракл конюшни.
То есть плохо, но не край. Тяжко, но держишься. Больно, но терпишь.
И вот когда, кажется, все стерпел, выдержал и конюшни разгреб, и проблемы решил, и слезы с потом пролил, и можешь вздохнуть свободно и легко, тут-то как раз и начинаются главные проблемы.
Не сразу даже, а спустя неделю-две.
Эти две недели ходишь, думаешь, мол, сейчас в себя приду, передохну, сил наберусь и снова все будет нормально.
А оно тебе хрен по всей морде.
И тут уже невозможно пожаловаться на какую-нибудь одну колику в печенке или перебои в сердце или скрип в позвоночнике вкупе с зудом в вилочковой железе, тут глобальный и повсеместный пипец организму настает.
Вмиг вылезают все болячки, про которые забыл двадцать лет назад, к ним немедленно примыкают толпы новых, еще неизвестных науке, и вся эта гнусная и злобная шобла беспардонно и хамски гогоча и плюясь, топчется грязными большевистскими сапогами у тебя по всему организму.
Ну ладно, если шли бы они небольшими штурмовыми группами, можно было бы их отстреливать по одному, крошить очередями и даже поджаривать напалмом.
А тут же не развернешься, не поймешь куда рубать, вокруг распоясавшиеся твари с хамскими рожами и тут же твой же организм, который собственными очередями повредить боишься.
И ты этих вонючих гегемонов голыми руками поодиночке душишь, давишь, ломаешь, а их все больше, и новые откуда-то подваливают, и от смрада портяночного уже голова кругом и бронхи слипаются и силы уходят.
А жить хочется.
И хорошо, если неплохо и в относительном здравии.
Но шобла в сапогах все топчется и мечется, и гадит, портит и ломает.
А ведь ты только что собрался в себя прийти, передохнуть малость.
А тут, гляди, как бы вовсе не сдохнуть.
И что интересно, всегда после неприятностей и тяжестей жизненных, эти две недели фальшивого штиля, и лишь вслед за штилем разом цунами налетает, и тогда уже только держись.
Вот и держусь.
А что еще поделаешь.
Придется.
Квантум сатис.

Теги: Манжеты жестом по мимике здоровье человеки

Я ничего не смыслю в привлечении аудитории к своей убогой анахоретской келье.
Не то, чтобы такая задача передо мной стояла, но всякое неумение несколько раздражает.
Даже в том случае, если вы всего лишь не умеете крутить хулахуп на коньке крыши, одновременно жонглируя пудовыми гирями и рассказывая скабрезные анекдоты.
Дело не в том, что сложно, а в том, что нафиг не нужно и никогда не понадобится.
А в здравом уме и в голову не придет искать на свою задницу подобного времяпрепровождения.
Но все равно чувствуется какая-то ущербность.
Вот он может хулахуп с гирями, а я нет. Почему так?
Неужели я неполноценен в смысле швыряния гирь и балансирования на крыше?
Если честно себе ответить, то ответ будет краткий, емкий и исчерпывающий — пофиг.
Желающие крутить хулахуп на любом месте своего тела в любых условиях и климате всегда найдутся.
Но мне с ними не по пути, ибо верчение хулахупов, а равно метание гирь на дальность и точность вне сферы моих интересов и устремлений.
Сейчас, проглядывая всемирную информационно-электрическую сеть Интернет, напал на кусок текста из очередного пособия типа «Как стать самим себе Теодором Драйзером и повысить количество посетителей в сто раз».
Кусок мне очень понравился.
Я его обчитывал со всех сторон, вычитывал крошки из середины, читал с конца к началу, наискосок и по диагонали сразу в обе стороны.
Если бы это был кусок рокфора, я бы долго и вдумчиво его смаковал, жевал и пережевывал, и запивал бы крошечной капелькой кофе для оттенения вкуса, а потом закусывал красной виноградиной для контраста и возникновения необычайных ощущений.
Вот он, кусок информационно-электрического рокфора:

Не обращая внимание на свое академическое образование, старайтесь писать максимально просто. Нет, еще проще. Никто не любит прикладывать дополнительные усилия в поиске спрятанного вами глубокого смысла или продираться через профессиональную терминологию. Люди любят читать простые и понятные вещи. Если вы не сможете таким образом рассказывать даже о самых сложных темах, то ваш ресурс будут тут же покидать в поисках более доступной информации.

Рокфор-то он рокфор, но что-то в нем дефектное, есть в нем гнильца, червоточинка, и песок на зубах похрустывает.
На каких мозгоубогих инфузорий должен быть рассчитан ресурс, описанный в этом куске?
Нет, ну если кроме пузомерок и бабла с баннеров вас больше ничего не интересует, то можно строгать и такую жвачку, все более становясь самому себе Теодором Драйзером.
Отмываться только долго потом.
Не касаясь других спрошу себя — интересен ли мне читатель, не любящий прилагать усилий для постижения смысла?
Себе же и отвечу — ни разу не нужен.
Нравится ли мне читатель, любящий простые и понятные вещи?
Отвечаю — нет, не нравится.
Вещи простые и понятные сами по себе хороши, если только не адаптированы специально под жвачных.
Вроде «Войны и мира» в виде конспекта с картинками карманного формата.
Ну, а по поводу ищущих исключительно доступную информацию, то тут даже и вопроса не возникает — флаг в руки и скатертью дорога.
Я не злой, не бука, не возомнивший о себе экслер, но блог этот делается так, как, по моему мнению должен делаться, и менять формат на «доступный» не стану.
Хочется чего попроще, — лирушек кругом пруд пруди.
Здесь же остаются совсем другие люди.
Те, которые лично мне интересны и важны.
А что еще нужно?

Теги: Манжеты из жизни нежитей интернет слова

Да здравствует отечественный минздрав.
Нет, я серьезно, как бы смешно это ни звучало.
Ну что мы, граждане, с нездоровым румянцем или такой же нездоровой бледностью на озабоченных лицах, делали бы без родного минздрава.
Нам было бы очень скучно, абсолютно нечем занять свое свободное время, и даже деньги было бы совсем некуда девать, при условии, что они оставались бы после проявленного к ним интереса со стороны других министерств и ведомств.
Ни тебе взятку дать в поликлинике, ни тебе поставить на уши всех родных и знакомых для поиска необходимого врача, который в обмен на выданное тобою денежное довольствие был бы в состоянии вспомнить клятву Гиппократа и хотя бы пару лекций, слышанных им когда-то в медицинском институте.
Сколько приключений надо пережить, чтобы найти, пробить и выдержать очередь на, скажем, МРТ или какое-нибудь дуплексное сканирование.
А ведь после надо еще с лупой, ищейкой и толстым кошельком наготове прочесать город и окрестности, в поисках вменяемого доктора, который в состоянии правильно расшифровать, с таким трудом, потом и деньгами добытые дуплексы, томографии и прочие УЗИ с фотокарточками ваших внутренних и таких родных вам органов.
Но если у вас все же где-то что-то не совсем в порядке с этими органами, скучать вам не приходится.
Все ваше время занято, все деньги лежат в кубышке, придавленные чугунным утюгом «на черный день», каковой день продолжается семь дней в неделю, двенадцать месяцев в году.
И будет, увы, продолжаться без перерыва до скончания веков.
Вернее, до скончания вашего века, потому что у нас нельзя заболеть один раз и вылечиться.
Легко стать пациентом, но невозможно перестать им быть.
Это как снежный ком, как алкоголизм.
Можно прекратить пить, но нельзя прекратить быть алкоголиком.
Придя однажды в кабинет с насморком, вы венозной кровью подписываете договор, по которому душу вашу забирает минздравсоцразвития в обмен на имитацию демонстрации заботы о вашем здоровье за ваши деньги и ваше время.
У вас находят все больше разнообразных симптомов и синдромов, лечить которые не умеют даже при наличии желания, простимулированного вашими деньгами.
Пациент, это почти профессия.
Вы лучше врачей будете знать симптомы и признаки, описанные в большой медицинской энциклопедии, сможете без запинки перечислить препараты, помогающие от любой болезни.
В состоянии будете посреди ночи вспомнить список противопоказаний и побочных эффектов каждого из препаратов, курс, длительность и рекомендуемую дозировку.
Мельком глянув, будете расшифровывать кардиограмму, прикидывать результаты узи еще на мониторе, и третьим глазом видеть результаты флюорографии еще до её проявки.
Некоторые из вас, дошедшие до дна безнадежности и отчаяния станут даже украдкой просматривать передачи народного уриноцелителя и фекаловеда, собирать по паркам сморчки, черные поганки и жевать сомнительные корешки, запивая свеженастоянной уриной.
Это так захватывающе, это занимает все ваше время и все оставшиеся мысли, не говоря уже о деньгах, потраченных на мази, настойки, капли и гомеопатические шарики.
Пациент, это даже не образ мыслей, это образ жизни.
Есть пациенты активные, ежедневно обливающиеся ледяной водой и вываривающиеся в кипятке с травами и крапивой, бегающие по утрам, делающие специальные упражнения по системе норбекова и малышевой, все лето проводящие на лежбищах у ближайшего пруда, впитывая в себя целительные солнечные токи и энергии.
Можно голым зарываться в сугробы и плавать в проруби, ходить по битому стеклу, по углям, спать на ковриках с иглами, чистить зубы керосином и пить растительное масло.
Пассивные пациенты по часам принимают выписанные пилюли, таблетки, капли и настойки, чередуя их мазями и порошками, и часами просиживают в больничных очередях, горячо обсуждая чужие болячки.
И, главное, все заняты, у всех есть цель в жизни, есть занятие, хобби.
Отдельные граждане становятся профессиональными больными, кошмаром поликлиник и диспансеров.
Представьте, как стало бы скучно и пусто, будь у нас настоящая профессиональная медицина с вменяемыми грамотными докторами, сходу отличающими перелом от растяжения, гидроцефалию от энцефалопатии и тахикардию от аритмии.
Ты пришел, тебе что-то вкололи, что-то прописали, ты выпил, и снова здоров.
Где интрига, где сюжет, где эмоциональные волнения, где страдания и переживания?
Их нет, и это скучно, господа.
Пустая бездуховная жизнь, наполненная материальными интересами.
Потому и говорю — да здравствует отечественный минздрав, легко заменяемый передачами и шоу телецелителей.

Теги: Всячина здоровье плевательница россия

Неожиданно ранним московским утром я оказалась в районе Остоженки, свернула в 1-й Зачатьевский переулок и очутилась в заповедном уголке Москвы, который риелторы с подобострастием именуют «Золотой милей». Нет, по Остоженке я иногда хожу, но в переулках у меня не бывает никаких дел. Да и могут ли быть там дела у кого-нибудь, кроме тех, чья фамилия Васильева или Сердюков?

Отвратительное новоназвание «Золотая миля» погребло под собой чудные московские имена — Коробейников, Молочный, Пожарский, Хилков, Зачатьевский, Бутиковский — и отменило все смыслы, кроме прямых, финансовых — на вес золота дома, что построены здесь.

Теперь надо объяснять дикарям, что Бутиковский — исторический топоним, а не переулок бутиков. Бутиков тут как раз нет.

На углу 1-го Зачатьевского и Остоженки пылится очередной скуратов-строй. Сергей Скуратов — один из лучших российских архитекторов, который вместе с коллегами, такими же талантливыми модернизаторами, строит на месте исторических руин современный город из бетона, стекла, дорогого камня и даже меди. Теплая провинциальность московского центра уничтожена, зато получаются очень модные дома, от которых веет холодом, прозекторской и премиями. Дом на углу строили те, кого архитектор называет своими учениками. Он почему-то стоит незаселенным – двери забиты-заколочены, окна тусклые, на фасаде растяжка «продаются квартиры». Не покупает никто, что ли?

Помню, как его строили. Гигантский котлован вырыли, этажей на пять углубили, страшно было вниз глядеть. Будто бункер под тобой. А может, и бункер, кто их знает, девелоперов-модернистов. Рядом на Остоженке добивается очередная жертва большевистского конструктивизма – стена кружевная с оконцами, остальное снесено, а за стеной – опять котлованище страшный.

Иду я по переулку и чувствую — неуютно мне и неловко. Похожее ощущение накрывало однажды в прихожей модного ресторана. Я переобувала туфли, и менеджер при гардеробе смотрел нехорошо, презрительно. Когда я вручила ему пакет с сапогами, пояснил, что некуда повесить, не предусмотрено — обычно клиентки появляются уже на каблуках, выпархивают из машины. Для привратника переодевание означало, что доехала я сама или пешком дошла, то есть — нецелевая привратникова аудитория.

Нецелевая я шла по переулку, ежась от собственной неуместности, ускоряясь под чьим-то неодобрительным взглядом. Но чьим? В переулках-то нет никого. Ни собаки, ни кошки, ни прохожего. Тихо. Ватно-беззвучно. Чисто. И даже немного страшно.

В Москве не протолкнуться, ни проехать, ни пройти, город стонет от людей, а тут — напряженная нежилая тишина. Нежить.

С обеих сторон надвинулись на меня, будто намереваясь раздавить, хищные, угловатые дома с их подземными парковками, острыми пиками заборов, камерами наблюдения. Не жилища — укрепсооружения. Дома тут разные, но выглядят они одинаково несчастными — постные, мрачные. У одного, с изнанки служебного входа (довольно убогого), дежурит машина с мигалкой, ждет хозяина или хозяйку, прикорнув тремя колесами на тротуаре. На другом — золотая (опять золотая!) табличка: «Дом построен в 2003 году корпорацией Barcli». Это та самая корпорация, лицо которой Леонид Казинец в знаменитом интервью «Огоньку» призвал нецелевую аудиторию уехать из Москвы: «Скажите честно: в этом городе, если ты не получаешь несколько тысяч долларов в месяц, тебе нечего делать». Проходя мимо, отдаю должное чувству юмора Леонида Казинца, воткнувшего в 1-й Зачатьевский переулок дом с остроумным названием Barkli Virgin House.

Казалось бы, в переулке тихо, хорошо. Но нехорошо. Тревожно как-то. Как будто за этими глухими дверями и занавешенными окнами что-то ужасное происходит. Я никак не могла избавиться от неприятных ассоциаций – фильм «Елена», виагра, плебеи, пиво, инфаркт, больница, медицинский справочник, наследство, похороны, детеныш, свернувшийся червячком на покрывале Versace. Режиссер Андрей Звягинцев снял фильм про эти самые дома, хотя цену не обрушил.

Наконец-то показалась нужная дверь, и я с облегчением юркнула внутрь. Обратно я пробиралась уже партизанской тропой, желая побыстрее укрыться за стенами Зачатьевского монастыря. Перекрестилась и домой пошла, уже по пыльной, грязной, оживленной, закупоренной машинами Остоженке.

А тут опять дело. На этот раз я решила вечером. При свете дня трупик центра выглядит слишком натуралистично, а темнота, глядишь, и скроет неприятные подробности.

Вдруг я увидела в 1-м Зачатьевском детей. Сначала услышала голоса. Они доносились с детской площадки. Мальчик и девочка лет четырех, отделенные от меня железными штакетинами в ладонь толщиной, раскачивали красную машинку и договаривались о том, что они встретятся завтра. Набор доступных им развлечений был невелик — горка, машинка и снег, который летом, наверное, становится газоном. Молодая, судя по фасону шубы, няня (или мама?) стояла рядом и молчала, глядя на меня. Дети из гетто. Я поспешила свернуть за угол.

За углом начинался тот самый Бутиковский переулок, где нет бутиков. Невозможные в тесной Москве широченные тротуары, по которым никто не ходит – только я да охранник. Через стекло видно, как посыльный растолковывает что-то двум унылым служивым на ресепшн. «Купер Хаус», эфир-офис («Эфир» — это название офисного центра, оригинально-чудовищного), лед-ужас, белые торосы, айсберги, кафе «Академия», черный фасад, сугробы, закрытые двери, наглухо задраенные три этажа (что там — бассейн, ангар, склад? зачем ставить огромные окна, если все равно их потом закрывать жалюзи?), мрамор, холлы, бесконечная перспектива пустоты, служебный вход (а где же парадный? дом, повернись к лесу передом, к людям — задом?), полированные пульты домофонов, эксклюзивная продажа, объект сдан, тут еще можно пройти (не распродано, значит), будка охранника пуста, посольство, остатки особнячка, он здесь последний. На декоративной простыне нарисованы виньетки, окна, крыша. И это все, что осталось от Остоженки. Последнее полотнище полощется на ветру.

Новая московская архитектура — как вечный 37-й год, длящиеся репрессии городской среды, а дома эти — как дети, зачатые в результате изнасилования. Хочешь не хочешь, а они уже есть, живи теперь с этим фактом и полюби его.

А вот и Молочный, дом 6. Обиталище узницы «Оборонсервиса». Переулок, чувствую, сразу напрягается. Закончились даже охранники. Я в центре Зоны. Делая несколько отвлекающих маневров (как будто я заблудилась и сверяюсь с навигатором), я подбираюсь поближе. Мало ли что им в голову взбредет.

Тут уже по-настоящему страшно. Дом тих и темен. Только наверху светится пара окон. Входная дверь мертва, за стеклом растекается темнота, черная и глянцевитая, как нефть, но трудно сказать с точностью, дверь это или очередная ловушка-обманка. Удивительно, но штукатурка на фасаде васильевского укрывища потрескалась. Не до позорного состояния, но грим пора накладывать, пятна проступают.

Вдруг за моей спиной что-то произошло. Обернулась. Вздрогнула. Черная машина. Остановилась. Стоит. Стоит.

Я сдержалась, не побежала.

Машина помедлила, а потом ее поглотил черный зев подземной парковки дома напротив. «Воронок» был не за мной.

Тут и колокола зазвонили в Зачатьевском, очень вовремя. Я, оказывается, недалеко от монастыря была, слава богу.

По льду, по сугробам, мимо стеклянных парников террас, мимо домофонов и камер, золотых веночков, мимо заборов в три человеческих роста, к свету, к месту, где я приткнула свою красную немодную машину, я чуть не бегом бежала.

Как же хорошо, что нет у меня денег на квартиру в этих «домах на набережной».
©Источник

Теги: Всячина из жизни нежитей мозгоубогие москва плевательница

Забавный чувак. И ведь ничего лишнего, никаких девок на подтанцовках, никакой пафосной музыки и героических поз, как у Копперфильда.
Стакан, кружка и какие-то резиновые пасхальные яйца.
И ловкость рук.
Молодец, парень.

Теги: ART'икль арт рекомендации человеки

Оставшись один, вдыхая забытые запахи чернил, мела, никогда не оседающей пыли, запаха «до первой крови», изнурительных допросов у доски, запаха тюрьмы, бесправия возведенного в принцип, он все надеялся вызвать в памяти какие-то сладкие воспоминания о детстве и юношестве, о рыцарстве, о товариществе, о первой чистой любви, но ничего из этого не получалось, хотя он очень старался, готовый умилиться при первой возможности. Все оставалось по прежнему — и светлые затхлые классы, и поцарапанные доски, парты, изрезанные закрашенными инициалами и апокрифическими надписями, и казематные стены, выкрашенные до половины веселой зеленой краской, и обитая штукатурка на углах — все оставалось по-прежнему неказисто, гадко, наводило злобу и беспросветность.

Стругацкие «Гадкие лебеди»

Советская система образования меня не устраивала, ибо всё, что лично я вынес из школы, это таблица умножения, вызубренная еще до школы и благополучно забытая в дальнейшем.
Все же прочее, что знаю и умею, получил не благодаря, а вопреки системе советского образования.
Возможно, что мне так «повезло» со школой и преподавателями. Не исключаю. Но моего отношения это не меняет и изменить не может.
Я могу точно сказать, что в моем образовании является заслугой моей, родителей, окружения, а что заслуга школы.
Вернее, абсолютно точно могу сказать, что НЕ является заслугой школы.
Помимо упомянутой таблицы умножения, все остальное, НЕ заслуга школы.
До школы и до тех пор, пока не стали проходить эти предметы, мне нравилась химия, физика, интересовали иностранные языки, литература, ну и все прочее понемножку.
Так вот «заслуга» школы в том, что она, школа, отбила напрочь желание учить все вышеперечисленное и остальное сверх этого.
Всю русскую классику я прочел значительно позже, уже сам, ломая вбитую школой нелюбовь, если не сказать ненависть к русской литературе.
Из школы я не вынес ни одного грамматического правила. Собственно, и сейчас их не знаю.
Люто ненавижу математику, физику, химию. Сколько пытался после школы перебороть это в себе — не получилось.
Ничего из того, что проходили в школе не знаю, не помню и в жизни не пригодилось. Ни разу.
Читал совсем не то, что «проходили». А то, что учили, приходилось выбивать из памяти и учить заново самостоятельно.
Возможно, что это «заслуга» не системы образования в целом, а отдельных преподавателей.
Но значит, что всех моих школьных преподавателей надо было, как минимум, выкинуть за профнепригодность. Всех. Что в принципе возможно, но маловероятно.
«"Лишние люди" в произведениях Пушкина и Лермонтова.» «Социально-историческое и общечеловеческое в героях Н.В. Гоголя.»
Этим они думали и думают привить любовь к литературе?
Один работающий физический прибор на всю школу, навечно запертый в лабораторном шкафу.
Три недели на усвоения физического термина «материя» и ни одного лабораторного занятия за весь год.
На второй год попытка учителя раскрутить какие-то колеса и добиться искры, которой так и не получилось.
Зубрежка, зубрежка, зубрежка.
Из истории требовалось помнить только даты, имена и названия. Больше ничего.
Английский — «Зыс из э тейбл» в течении всего года. С произношением, как в предыдущем предложении.
Русский язык. Понятия не имею, что такое подлежащее и сказуемое. Про «определение» могу только догадываться. Ни одного правила не знаю, запятые ставлю по наитию. Орфографию от грамматики тоже не отличаю.
«Вот качусь я с горки…» до белого каления, до головокружения, до тошноты. Пока не вдолбишь в голову, чтобы только успеть донести до доски не расплескав.
Заполнение бесчисленных контурных карт. Что там на них? Почему это зеленым, а это красным? Кто, что, зачем?…
И единственный запомнившийся мне «факт» из всей школьной географии: «Северный ледовитый океан находится на юге нашей страны». До сих пор не берусь сразу найти на карте москву. Не говоря уже о прочих городах и странах.
Теорема Пифагора. Про штаны. Это все мои знания по геометрии. То есть теоремы я не знаю, но помню, что там фигурируют штаны. И надо сказать, так ни разу по этому поводу и не расстроился. Что мне пользы с пифагоровых штанов?
Уроки рисования и черчения вообще выпали из памяти.
Совершенно загадочный и совершенно же бесполезный предмет — алгебра. Про нее не помню вообще ничего, кроме названия. Зачем она мне? Бог весть…
Уроки труда уже как-то описывал довольно подробно.
Из музыкальных уроков занозой сидит в памяти хоровое «распетие» двух шлягеров всех времен и народов: «И ленин такой молодой» и «Картошка-тошка-тошка».
Вот, собственно, и все, что вынес из школы.
А все остальное, это совсем другая история, другие люди, иные цели, интересы, навыки, знания, стремления. Строго перпендикулярные школьным.
Если кому-то со школой повезло больше, чем мне, могу только порадоваться за них. Им повезло. Мне — нет.
Книги, прочитанные в детстве остаются на всю жизнь и во многом определяют характер и, как следствие, судьбу. Поэтому, что именно надо «проходить» в школе, считаю важным. Из школьной программы не читал ничего. Что-то, возможно, пролистывал по диагонали, чтобы «сдать», но не не помню. Читал в огромном количестве совершенно иные книги, почему, видимо, и не стал «как все».
По всему вышесказанному, приведенная в начале цитата из Стругацких близка и понятна.

Теги: Жестом по мимике автография детство плевательница совок