Коммодификация актуального

04.12.2013

Думаю создать произведение живописи акрилом на холсте.
Что на нем будет живописано этим акрилом, не знаю, да это и неважно.
Что-нибудь широкомасштабное, удалое и разухабистое, нанесенное щедрыми мазками мастихином и малярной кистью.
Тут ведь, как оно принято в актуальном искусстве, важно название, а не сам арт-объект.
Вот, кстати, многие, наверное, обратили внимание, что все чаще стали заменять замшелые старорежимные понятия «картина», «скульптура» и прочие ретроградные окаменелости, емким инженерным словосочетанием «арт-объект».
Оно очень по-деловому звучит, современно, и отлично гармонирует с господствующим на художественном рынке направлением кэш-арт.
Тоже, кстати, символичное словосочетание: «художественный рынок».
Так вот, название для своего арт-объекта уже придумал.
Как раз для современного искусства, потому как дает бескрайний простор для понимания и толкования.
Искусствоведам раздолье для познаковой оплаты и пространного словоблудия о замысле художника, о глубине, ширине, длине и объеме его творческого порыва и ювелирной точности попадания в эпицентр современного эйдоса, тонком понимании ментального континуума в его субстанциальном начале, о тонко прочувствованных автором имманентном бытие и онтологическом статусе доминирующей экосферы, коммодифицирующей современные архетипы.
Название короткое и простое: «Трансцедентный консонанс».
Сами вслушайтесь, как много в этом звуке для сердца современного слилось.
Ну какая, в самом деле, разница, что и как будет на холсте, когда все необходимое заложено в названии.
Не выражено, а именно заложено, чтобы все желающие могли вытаскивать оттуда все что потребуется.
Очень актуально, как мне кажется.

Актуальное искусство


О напоминайзерах и дыросшивателях

01.12.2013

Мне нравится здоровый, разумный и функциональный минимализм.
Не тот, за который ратуют фанаты DOS, фидо, AT-PC-386 64Mb RAM и коктейля «Отвертка».
Я говорю о разумном минимализме.
Одно время, как раз в эпоху 386, у меня стояли разнообразные органайзеры, комбинайзеры, напоминайзеры, делопроизводители, времянапоминатели и прочие компьютерные дыросшиватели.
Место они занимали тонно-километрами, память жрали декалитрами, требовали какого-то особенного за собой ухода и вообще постоянно капризничали и много о себе воображали.
Потом, через несколько лет их место заняла одна крошечная, склепанная на коленке программка отечественного кулибина, которая, обладая чудовищным лебедевским дизайном, единственная заменила всех капризных многоголовых гидр и динозавров.
Делала она все мне нужное: могла в нужное время вывести сообщение, запустить программу, выйти в сеть, зайти по нужному адресу, проиграть музыку, спеть романс и сплясать камаринского.
Насчет сплясать соврал, но остальное могла, хоть одновременно, хоть по отдельности.
На этой программе успокоился и аналогов искать более не стал, поскольку все улучшения и модернизации обычно заканчиваются неповоротливыми капризными чудовищами, которые вам не только споют-спляшут, но могут еще потрясти монистами, постучать ложками, отчебучить чечетку, с выражением прочитать последний анекдот про вовочку и на бис подвесить систему.
Да и ни к чему все это.
Слова «тайм-менеджмент», «эффективность», «приоритеты», «успешность» и «мотивация» немедленно вызывают кислую отрыжку и стимулируют эманацию сквернословия.
С бесштанного и несознательного детства ненавижу всяческое планирование, распорядок дня, расписание, графики и прочее неукоснительное соблюдение.
Полагаю все это чушью и костылями для несобранных гиперактивных лентяев с недержанием внимания, подсознательно отлынивающих от «надо» и предпочитающих «хочу», что, в действительности, совершенно естественно для всякого человеческого организма.
Поэтому они уже не могут обходиться без подстегивания себя стимуляторами в виде все тех же органайзеров, менеджеров задач и списков дел.
Если действительно надо, вовремя вспомнишь и сделаешь без пинков со стороны.
А не сделал, значит не надо было.
Все истинное делается легко, как говорил какой-то умный человек.
Такое ощущение, что вокруг поголовная амнезия, никто ничего не в состоянии запомнить и вспомнить, все опаздывают, кругом сплошной дедлайн и суетливая ловля блох.
От этого невероятным спросом пользуются тайм-менеджеры для смартфонов, коих программеры наклепали сотни.
Коучеры зарабатывают на брошюрах «Как стать успешным».
И все равно, стремящиеся к успешности и эффективности продолжают опаздывать, забывать и не успевать.
Может, все же не в напоминайзерах дело?

Напоминайзеры с дыросшивателями


Не по чувству, а по кошельку

30.11.2013

Сколько мы старались догнать и перегнать Америку, а все как-то не получалось.
То по ракетам мы их за пояс заткнем, а они с другой стороны выползают и снова впереди нас ягодицами трясут.
То мы их своим балетом уроем.
А они откапываются, отрываются, и опять только где-то далеко впереди топот слышен.
Зато теперь Америка вместе со своими американцами, а заодно и со всем миром тоскливо плетутся у нас в хвосте.
Теперь и нам есть чем похвалиться: Москва оказалась на первых местах среди самых дорогих городов мира.
То есть кое-кто из нас живет в самом дорогом городе мира и может этим фактом жутко гордиться и кичиться, особенно если больше ему гордиться нечем.
Заодно он может хвастаться тем, что у нас самая дешевая жизнь в самом дорогом городе мира.
В каком еще городе мира жизнь ничего не стоит, даже когда за нее столько платят?
И как будто мы не из этого города, а город не из этой страны.
И страна как будто не из этого мира, а из параллельного.
Весь мир идет в одну сторону, и мы вроде туда же, но не рядом, не сзади и не сбоку, а как-то перпендикулярно.
Вроде и со всеми, но совершенно своим путем в абсолютно другую сторону.
И они все нам как-то абсолютно параллельно.
А и в самом деле, нам же есть чем гордиться, это у нас самый дорогой город с самым дешевым населением.
Вот Токио до нас был самым дорогим, а такого дешевого населения в нем все равно не было.
По всей Японии искали, по всем островам поисковые экспедиции высылали, а не нашли.
Население есть, дешевого — нет.
Так что мы теперь самые первые по самой дорогой дешевизне и дешевой дороговизне.
Дешевле есть, дороже могут быть, а так, чтобы такой дешевый народ в таком дорогом городе — нет.
Вот если из Новой Гвинеи привезти в Берн, а тех, которые в Берне выселить куда-нибудь, то наверное вполне могли бы нас переплюнуть.
Но те, которые сейчас в Берне, не соглашаются.
У них, это вам не у нас.
Их там спрашивают.
У них там разгул демократии, закона и конституции.
Никакой жизни, все скучно, спокойно, размеренно, все по правилам и по закону. Сдохнуть можно.
А у нас ни черта нет, даже мяса в колбасе нет, а город самый дорогой.
Население бедное, а миллиардеров больше всех.
Не на душу населения, а на квадратный километр.
Там они миллиардеров равномерно рассредотачивают по всей площади, чтоб в одном месте не толпились, ажиотаж не создавали, а у на наоборот — всех миллионеров в одну кучу собирают, в один кооператив.
Чтоб наблюдать за ними сподручнее было.
В случае чего всех сразу одной сетью накрыть можно.
Чтоб не бегать за каждым по отдельности с сачком.
Рационализация, научный подход, уменьшение энтропии.
И им спокойнее и другим удобнее.
А прочих нас, которые без миллионов, чего ловить?
Куда мы, нафиг, денемся из самого дорогого города мира.
Дорогого не по чувству, а по кошельку.

Не по чувству, а по кошельку.


О свойствах памяти

19.11.2013

У всех разные свойства памяти.
К примеру, у многих родившихся и выросших в совке остались самые благостные воспоминания о вкусной колбасе по два двадцать, о дешевой водке по два восемьдесят семь, о ситцевых семейных трусах по колено, тряпочных ботинках «прощай молодость», дешевых пельменных, и почти бесплатной радиоточке в каждой квартире.
Они помнят тогдашний свой молодой задор, чистую печень, бесперебойное сердце и, вообще, то время, когда они еще не знали что такое язва желудка, аденома простаты и отложение солей.
Девки тогда, разумеется, были горячей, вода чище, водка крепче, небо голубее, а окружающее их пространство называлось великой страной победившего социализма.
Кого именно победил социализм не уточнялось, но все были уверены, что не их самих, а каких-нибудь гнусных взяточников, нечистых на руку подпольных дельцов и заокеанских агрессоров, злоумышляющих недоброе.
И граждане страшно хотят обратно, хотят вернуть молодость, здоровье, бесперебойный половой аппарат и ливерную колбасу за 56 копеек.
Я совок тоже помню, и хотел бы, если не забыть совсем, то вспоминать как можно реже.
Хотя получается не очень, ибо чем дальше, тем больше окружающее настоящее походит именно на все скверное, выволоченное из того времени.
Положительное почему-то там и остается, а вытаскивается лишь самое отвратительное и гнусное.
А ведь в то время разное происходило — и скверное и тоскливое, и радостное и веселое.
Но само на поверхность всплывает, как ему и положено, лишь дерьмо, а что-то жизнерадостное силком не вытащишь из хитросплетений извилин.
К чему отнести кусочки памяти о том, как сложно было подписаться на приличную периодику, а на партийные газеты существовала добровольно-принудительная подписка?
Мой дед каким-то образом умудрялся ежегодно оформлять подписку на «Науку и жизнь» и иногда, по большому блату, на «Юность».
Ему же в нагрузку приходили и вынужденно-обязательные «Правда» и «Известия».
Я, будучи школьником, подписывался на юношеские журналы, в которых печатали неплохие по тем временам повести.
«Юность», «Химия и жизнь», «Вокруг света», «Знание - сила» и прочее в том же духе, правдами и неправдами если не выписывали, то покупали, доставали, выклянчивали, выменивали.
За годовую подшивку «Уральского следопыта» могли отдать набор чешского хрусталя, сервиз Мадонны или подержанный холодильник Юрюзань.
С одной стороны, в памяти колом стоит вечное советское отсутствие всего, а это нельзя назвать добрым воспоминанием.
С другой стороны, в памяти хранятся упомянутые повести в журналах и чувство радостного нетерпения, когда приходил очередной номер, — а это уже абсолютно положительные воспоминания.
Или, скажем, шмотки, на которые в целом было плевать, но и мерзнуть зимой категорически не хотелось.
Свою первую «аляску» помню хорошо.
В режиме строжайшей секретности знакомая девица из «Одежды» сообщила в какой день и в каком отделе выкинут в продажу куртки.
За два часа до открытия магазина очередь из «осведомленных» растянулась на полтора квартала.
Поскольку тогда работал в торговле, и потому был «особо приближенным», то стоял в первой пятерке, и в начавшейся давке получил из заботливых рук заранее отобранный экземпляр нужного размера.
Аляска тогда была чем-то вроде кабриолета за лимон баксов сейчас, и редким их обладателям завидовали все окружающие.
Мне это не нравилось, но более удобной, легкой и теплой куртки тогда не было, а были черные бушлаты на ватине, нейлоновые курточки на синтепоне и драповые пальто.
Вот это к каким воспоминаниям отнести, к добрым или скверным? Не знаю.
С книгами лично мне повезло, но, как и с одеждой, лишь потому, что снова почти случайно оказался в числе редких счастливчиков, имеющих доступ к закромам родины.
Зато с ментовскими пиздюлями и прочими не афишируемыми прелестями развитого социализма впервые познакомился еще до получения паспорта.
И чем дальше, тем плотнее было знакомство.
Казалось бы, чего в этом хорошего.
Но зато таким образом очень рано избавился от остатков каких бы то ни было иллюзий и получил вечную прививку от промывки мозгов.
Лично мне не за что любить или уважать совок.
Он угробил мою юность, угробил близких людей, угробил многих друзей и чуть не угробил меня самого.
Он был фальшивым, лживым и подлым ничтожеством.

Надгробный камень Совка


От Илиады Гомера до твиттера Пестеля

25.10.2013

Несмотря на неопределенное отношение к г-ну Минкину, и невзирая на достаточно брезгливое отношение к ресурсу mk.ru, не могу не порекомендовать статью вышеупомянутого Минкина в вышеупомянутом ресурсе.

О вреде чтения

«В том мире, который, размножаясь, производят сникерс с прокладкой, нет книг вообще. А следовательно, нет и героев. В том мире нет ни Дон Кихота, ни Ричарда Львиное Сердце, ни ученого Паганеля, ни печального весельчака Тиля Уленшпигеля.
В мире ТВ-рекламы нет справедливости, достоинства, ума. Человеческие добродетели отняты у людей и отданы товарам. Чистота отдана стиральным порошкам и прокладкам. Стойкость — батарейкам и жвачке. Честь отсутствует. Доброта отсутствует. Рекламные люди ничего не читают. Не работают. Только жуют и без конца моют посуду — в точности как еноты в Уголке Дурова.
Чтение — непростая работа.

Если бы у Пушкина в глуши, в деревне, в ссылке, в карантине (в Михайловском, в Болдине), в кибитке, в коляске, в телеге — были интернет, радио и мобильник, у нас бы не было ни Онегина, ни Годунова… Он же непрерывно звонил бы друзьям на Сенатскую. Твиттер Пестеля, твиттер Рылеева, информационные сообщения из Зимнего дворца.
Не было бы Гоголя, Достоевского, Чехова… Вероятно, великой русской литературы не было бы вообще. И не только русской.
Посмотрите, как измельчала литература. Посмотрите, как она расплодилась. Трудно сказать, что быстрее: падение в ничтожество или взрыв массы писателей. Возможно, это один процесс.»

источник


Даешь кураж

18.10.2013

Что-то вы, судари и сударыни, завяли совсем.
Куражу в вас нет.
Даже Братья Уорнеры вкупе с Твенти Сенчури Фокс вас не интересуют никаким образом.
А это тревожный фактор.
Может, вам развеяться как-нибудь на широких и вольных просторах столицы нашей Родины?
Съездить на Поклонную гору взяв с собой какую-нибудь девку, выпить там пивасика, похрустеть чипсами, поглядеть на крашеные пушки с танками, сфотографироваться на память на фоне церетелиевского угробища…
Вот это был бы отдых.
А то все по офисам да по домам сидите, тухнете, вянете, жуете посконно-суконные сопли.
Где ж тут бодрости духа взяться, откуда же рабочему настрою влиться в пересохшие чресла, как национальному самосознанию попасть в опустевшую пыльную голову?
Остается Поклонная гора, Исторический музей и фонтаны на Манежной площади.
Говорят, очень способствует.
Особенно с пивом.

С терапевтическим приветом


Тапки, как инструмент угнетения

15.10.2013

Приятель как-то прислал возмущенное письмо, переполненное нападками на злокозненных китайцев, сбывающих нам разное дерьмо.
В частности, его очень обидели китайские тапочки по три рубля за пару, развалившиеся на следующий день.
В конце письма следовал ритуальный вопрос заплеванной гордости: «Почему китайцы считают, что это можно привозить в Россию и здесь продавать? За кого ОНИ принимают НАС?»
Я полагаю, что нас принимают ровно за тех, за кого мы сами себя принимаем — за народ, который скупает дерьмо, как горячие пирожки.
Почему не мы к ним дерьмо везем, а они к нам?
Мы что, не можем делать такие же гнилые тапки?
Да мы вообще только такие и можем.
Так почему же не делаем?
Почему не завалили Китай своими лакированным галошами из фальшивой резины с расписанными акварелью валенками или самой большой в мире микроэлектроникой из китайских же деталей?
Почему китайское барахло по двадцать баксов за тонну не берут в Голландии, Англии, Дании, Японии? Почему там берут качественный товар?
А мы берем любую дрянь, главное, подешевле.
Вот они и везут туда, где берут.
Мы бы не брали, они бы сюда не везли.
Мы скупаем барахло в китайских онлайн-магазинах из стремления приобрести на грош пятаков, а потом удивляемся, что все это не работает.
Так что дело не в том, за кого они нас принимают, а в том, за кого мы сами себя принимаем.
Если мы чувствуем себя убогими, жутко угнетенными китайскими тапочками, то такими и будем.
И за таких нас будут принимать окружающие.
Китайцы в том числе.
Ничего личного, просто бизнес.
Хотя лучше все же научиться шить собственные тапочки достойного качества и по сходной цене.

Тапки, как инструмент угнетения