Pepsimist

Не знаю у кого как, а у нас сегодня тяжелый день.
Физиологически тяжелый, плавно переходящий в латентную шизофрению.
Видно, снова дрянь какую-то в атмосферу выбросили.
Или давление атмосферного столба упало и точно на темечко.
То ли ветер солнечный во все щели дует.
А может, все вместе, одной кучей навалилось.
Кто его знает.
Но столб давит, ветер дует, ну, а уж дрянь-то в воздухе всегда есть.
Как же без дряни-то, без дряни никак.
Без дряни и жизнь не жизнь, а какая-то чуждая малина клубничная.
А такая ягодная жизнь нам непривычна, сразу подозрения разные закрадываться начинают, типа, неспроста это, не к добру.
Вот когда всей жопой да в репьи с крапивой, вот тогда сразу чувствуешь — живешь.
Сразу бодрость в организме появляется, адреналин литрами в кровь выбрасывается, тонус для выживания необходимый поддерживает.
И вообще, адреналин, это наше все.
После водки, конечно.
Но водка, она как воздух, как еда, как вода.
На ней весь наш метаболизм построен.
Без водки, как без крови жизни нет.
А адреналин, он для выживания нужен, для внутривидовой борьбы за существование.
Для борьбы за ту же поллитру, необходимую для поддержания видимости жизнедеятельности.

А фотография эта не просто так.
Она со смыслом.
Это вообще не фотография, это символ.
Все кругом серое, сверху мрачное, внизу что-то блеклое копошится, на горизонте рост промышленности чадит, а впереди всё вертикаль какую-то страшную строят-строят, да никак не построят.
И хорошо, что никак.
Да и кривая она, вертикаль-то.
Трёхчлен какой-то.

А это еще одна символическая.
Сидишь среди разрухи и дерьма весь в розовом и пушистом, что-то вкусно-крепкое из стакана тянешь и ни-и-ичего вокруг не видишь.
И оттого хорошо…
И поэтому славно…
Чем уже кругозор, тем шире улыбка.
Запишите это в ваши книжечки, господа.

Теги: Манжеты ненаписанное слова фотография

Ночные улицы Москвы залиты толпами восторженных граждан интеллигентного вида с флажками и транспарантами в руках.
Граждане пьют Кока-колу, квас «Бражник» и пиво «Хейникен».
Слышно дружное и веселое скандирование: «Поэзия — наше богатство!», «А мы им по сусалам!», «Даешь культуру!», «Слава России!» и «Возьмемся за руки, друзья!»
Это граждане России с восторгом и законной гордостью за Отчизну восприняли весть о присуждении российскому поэту Бродскому Нобелевской премии по литературе.
Радость простых российских интеллигентов омрачает лишь сознание того, что подавляющее большинство выдающихся российских писателей, поэтов, музыкантов, ученых, художников и спортсменов живет за границами нашей великой Родины.
«Отдайте Шарапову!» — кричал транспарант.
«Витя, вернись!» — вторил другой.
«ООН на мыло!» — грозно требовал третий.
«Россия — чемпион» — прокатывалось волнами по ночным улицам.
Гордость и негодование сливались воедино в глазах россиян.

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Клементина, Клементина…
Так вот выйдешь надысь погулять, а оно — бац, и совсем не надысь получается.
То есть так не надысь, что и вовсе во времена оны вроде как выходит.
А оно отчего так?
А фиг знает.
Само по себе, без причины.
Оно у тебя не спрашивает, вот и ты у него не интересуйся.
А то все: что, да зачем, да почему, да откуда…
Оттуда.
Ещё раз, по слогам, с нажимом — от-ту-да.
Не спрашивай и не спрошен будешь.
То есть не буди лихо, пока оно тихо.
Не лезь, не нарывайся и все тип-топ.
Один, когда спрашивают, бледнеет, съёживается и молчит.
А другого и спрашивать не надо, он сам тебе все расскажет, о чем его и не просили вовсе.
Широкая душа, рубаха-парень, находка для шпиона.
Ты ему — цыть, твою… — а его несёт и несёт, остановиться не может.
У него что ни понос, то недержание.
Сверху заткнёт — снизу польётся, снизу пробку — в середине фонтаны забьют.
Такая у них, у широких душ, планида.
Ну, на то и широкие: как развернётся, разойдётся, раздастся, распластается, так сразу поперёк себя шире.
В смысле души, а не тела.
У них душа такая широка, что в теле с трудом умещается.
Утрамбовывать приходится, чтоб не выскакивала.
И все равно бывает, хвать, а она уже и ускакала.
Поди лови её, поскакушку.
А другие — не такие вёрткие — вывалятся и лежат тут же.
В грязи, в пыли изваляются, ну как ты их сразу в тельце-то засовывать будешь?
Вот и приходится сперва от пыли отряхнуть, от грязи отчистить, помыть, прополоснуть, высушить, прогладить и только потом обратно запихивать.
А иначе никак.
Планида такая, яти её пополам совсем…

А причём тут Клементина?
Ну, по первой видимости, вроде как и ни причём.
Как в голову приходит, так и записываю.
Но, ежели подумать, то раз уж она в эту голову все же пришла, то не просто так, не с бухты-барахты, не с кондачка.
Значит была у неё на то причина.
Клементины просто так не приходят, это тебе не маши-люси-оли-наташи.
Клементины, они такие… ну, то есть…
Короче, зачем бы ни пришла, не выгонять же её.
Да и Клементин у меня ещё не было.
Пусть уж остаётся.
Ах, Клементина, Клементина…

Теги: Жестом по мимике мыслительное ненаписанное слова

Есть такая штука, блокировка называется.
Полезная вещь.
Где чего вредное намечается, она — р-раз, и включается.
Двери бронированные захлопываются, жалюзи стальные опускаются, все дырки фильтрами затыкаются — и все.
Вредное постоит, постучит, понимает, что ловить тут нечего и мимо проходит.
Вот в мозгу такое же есть.
Чуть чего травмирующее на горизонте замаячит, тут же сигнализация срабатывает, сирена воет, лампочки мигают, прожектора, надолбы, доты, дзоты, насыпи, перекрытия — блокировка ставится.
Чтоб ни одна гадина не просочилась.
Отрубает сознание от действительности на фиг совсем.
Чтобы не травмировала.
То есть, чтоб действительность шла своей дорогой, сволочь.
Мимо.
Сознание у тебя нежное, израненное, все в синяках, царапинах и шрамах, вот блокировка его, сознание от действительности и бережет.
Ты сам даже, может, и хотел бы, чтоб блокировка не работала, а отключить уже не получается.
Мозг, он тебя не спрашивает, хочешь или нет.
У него защита от дурака стоит.
То есть от тебя.
Перегрузка идет — он сам защитные механизмы включает.
Тумблер поворачивает.
Стояла у тебя чувствительность на максимуме, он до половины выкручивает.
На половине стояла — до минимума сводит.
Чтоб пробки не перегорели, предохранители не вышибло.
Чтоб чего помнил — забыл, а чего забыл — не всплывало.
Вот и ходишь, как подмороженный.
С душевной анестезией.
Как пенопласт вокруг.
Как сквозь мутную воду.
Все искаженное, зеленое и дрожит.
И смотришь, и видишь, и слышишь, а оно все, как через вату.
Все знаешь, а ничего не чувствуешь.
Так, слегка вроде что-то коснулось — и пропало, растаяло в мутном и зеленом.
С одной стороны, рыбой мороженой жить противно.
Зато с другой стороны, лучше мало ощущений, чем совсем никаких.
Опять же очень нервная система как-то держится.
Хоть и на стяжках вся, веревками утянута, скотчем подклеена, но держится.
Потому и говорю: есть такая штука, блокировка называется.
Полезная вещь.

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Как ни выйду в город, так обязательно наткнусь на что-то подобное.
А ведь кое-кто может подумать, что это я специально выискиваю таких вот пассажиров с целью очернения нашей светлой социалистической действительности.
Я так скажу: если бы я снимал всех без исключения попадающихся мне подобных персонажей, то давно бы уже составил гигантскую ламброзианскую галерею.
То ли мне так «везет», то ли хожу в таких местах, но непременно натыкаюсь.
Та парочка, что на этих фотографиях, сперва попалась мне в еще относительно человеческом состоянии. Они тихо копошились на корточках на проезжей части у светофора и вяло пытались дотолкать тележку до тротуара. Возвращаясь, я их застал уже в таком вот виде.
Недалеко от этого места бродило существо неопределимого пола с типичным алкогольным бордово-синюшным раздутым лицом. Существо вытаскивало из урн банки и бутылки и вытряхивало из них капли на язык.
Видимо, похмелялось.
Такие персонажи вызывают у меня одновременно и брезгливость и жалость.
Не знаю, чего больше.
Я знал многих подобных пассажиров, а некоторых наблюдал, что называется, в процессе преображения, и потому просто брезгливо морщить нос не могу.
Один, например, мой одногодка, был здоровенным спортсменом, непьющим, некурящим, бегающим по утрам кроссы и ежедневно тягающим в спортзале какие-то сложные металлические конструкции.
Последний раз я видел его год назад согбенным, сморщенным старичком с трясущимися руками, медленно перебирающего ногами в сторону винного.
Или два брата из почтенной профессорской семьи, эдакие есенинские типажи кровь с молоком, получившие по два высших образования, занимавшие какие-то солидные должности и допившиеся один до паралича, другой просто ставший тихим идиотом.
И сколько еще таких было…
Да чего там… Было время, сам чуть в эту компанию не попал.
Так что, никакого очернения действительности.
Можно, конечно, снимать и деревья на улицах.
Или, скажем, живописные пробки на дорогах.
Они так же же естественны и обыденны, как и подобные персонажи.
Только деревья с пробками попадаются чаще, а потому приелись и не интересны.
А таких вот существ все же пока еще, к счастью, не так много, чтобы перестать их замечать.
Просто они, одна из примет времени, которое вызывает в памяти где-то прочитанный афоризм: «Стояла тихая Варфоломеевская ночь».

Теги: Манжеты ненаписанное слова

И вот ты хрен ее знает.
И вроде неплохо все.
И солнце светит и ноги ходят и даже птички иногда поют.
А оно все как-то внутри зудит, свербит и вибрирует.
Все ему там, внутри, что-то не нравится, что-то беспокоит, нервирует и в дрожь бросает.
А что — хрен его знает.
Оно не скажет, а так поди догадайся.
Уж и о том подумаешь, и то во внимание примешь, и о сем не забудешь.
Кирпичики все разложишь по порядку, смотришь, ищешь, где там что не то.
А ни фига.
Вроде все на месте, нигде особенно не покоцано, не побито, не поцарапано.
Нечему там свербеть.
А оно свербит и зудит.
Опять смотришь, потому что, ну есть что-то, ясный пень, что есть.
А где и что — не видишь.
Может, не под тем углом смотришь.
Или свет не так стоит и тень падает, закрывает.
Фиг знает.
Уж все глаза просмотрел.
Очки что ли надеть.
Да что с тех очков…
Зудит же, сволочь.
Дать бы ему по кумполу раз́а, чтоб успокоилось, да поди кумпол тот найди.
А и найдешь, как по нему шарахнешь? Чем?
Вот и ждешь, пока оно само с собой там, внутри, разберется и наверх тебе результат выдаст.
Ну, будем ждать.
А что еще сделаешь?..
Самопсихоанализ невозможен.
Да и хрен бы с ним, с анализом.
Лишь бы свербеть перестало.
А там дальше жить начнем.

Теги: Манжеты ненаписанное слова

Я понял это довольно рано, лет, этак, в шестнадцать. Вернее, сначала почувствовал, а понял, осознал потом, позднее.
Возможно, если бы не детская комната милиции, которая и мытьем и катаньем вкупе с нанесением телесных повреждений средней тяжести пыталась занять меня общественно полезным трудом с пятнадцати лет, то есть с момента, как я ушел из школы, так вот, если бы не менты, очень может быть, я почувствовал и осознал бы это позже. И тогда уже было бы труднее вылезать, выкарабкиваться из всего этого.
А в шестнадцать терять было нечего, вся жизнь впереди, ничего не накоплено, не наработано, навыков и умений почти никаких, желания и стремления еще смутны и неопределенны — иди куда возьмут и делай что дадут. А поскольку шестнадцатилетнего брать на работу не хотел никто, пришлось через друзей родителей устраиваться по блату то курьером в издательство, то разнорабочим в музей, потом, уже самому идти и в сторожа и в монтировщики, быть и грузчиком и редактором и художником и снова сторожем и снова грузчиком…
Так и бичевал с места на место, будучи типичным представителем «поколения дворников и сторожей», ни к чему не привязываясь, не насиживая теплого места, от которого потом было бы сложно отрываться, а в свободное время занимаясь в свое удовольствие тем, чем хотел.
До тех самых пор, пока не появилась возможность зарабатывать чем можешь и хочешь. За что отдельное спасибо г-м Горбачеву и Ельцину.
Так что мне в этом смысле было гораздо легче и проще, чем некоторым друзьям-знакомым, имеющим к тому времени дипломы, степени и стабильные, а кое-кто и высокие, но нищенские места в институтах и прочих государственных конторах. И бросать страшно и жить невозможно, потому что просто не на что. Прожить на зарплату завлаба, особенно имея семью было нереально. А уж об мнс (младший научный сотрудник) и говорить нечего. Даже преподаватели с профессорским окладом получали в месяц (да, кажется, и получают до сих пор) меньше, чем я зарабатывал тогда за один удачный день. Особенно это было обидно тем из них, кто, так же как и я, работал не из-под палки, а с удовольствием делая то, что хотелось и нравилось.
Сейчас тоже и страшно и сложно бросать работу на дядю и уходить, по сути, в никуда. Но ведь никто и не неволит. Это частный выбор каждого. Можешь и хочешь — уходи. Не хочешь и не можешь — зарабатывай деньги дяде. Или думай, ищи и пробуй, как работать на себя.
Надо лишь осознать простую, как три копейки мысль, что жизнь — это невосполнимый ресурс. Сохраниться и пройти её заново — не получится.
Впрочем, об этом всем я уже писал не один раз, поэтому привожу чужой текст на эту же тему.

Как перестать работать и начать жить

Теги: Манжеты автография ненаписанное слова