Псих с фотокамерой

11.03.2013

Кайл Томпсон (Kyle Thompson), совершенно сумасшедший и потому очень своеобразный, оригинальный фотограф.
Дотошно и скурпулезно готовится к каждой работе, прорабатывая общий подход, обдумывая все детали, делая большие сессии с нещадной выбраковкой всего негодного с его точки зрения.
Родился в Чикаго, сейчас ему двадцать один год, фотографировать начал в девятнадцать, не имея никакого фотографического специального образования.
Обожает заброшенные дома, унылые леса, сумрак, слякоть, лужи, огонь, пыль и дым. Тащится от воздушных шаров, топоров, бумаги и обожает заворачиваться в длинные полосы ткани.
Большая часть работ — автопортреты.
Но очень своеобразные.
С абсолютно съехавшей крышей, депрессивный, даже жутковатый, но при этом очень интересный художник.
Талант.
По стилю схож с Алексом Стоддардом (Alex Stoddard), которому, кстати, только исполнилось девятнадцать, но который, как и Томпсон, тоже плодовит до чрезвычайности.

Kyle Thompson - псих с фотокамерой
ещё 22 работы


Любишь смеяться, люби и болт с резьбой

10.03.2013

Шутники шутникам рознь: кто заходится от хохота при торте в морду, кто хихикает при виде пьяного в грязи, кто-то веселится от таких вот шуточек, что показаны в клипе.
Но не всегда шутки проходят гладко, и на каждого любителя пошутить найдется свой болт с резьбой, а если не хочется, чтобы тебе его куда-нибудь вкрутили, то шутить надо с умом.

Демонстрация вкручивания болта под катом.
Полный текст »


Об аргонавтах

09.03.2013

Ученые изо всех сил стараются придать своему тексту видимость наукообразия и угрюмой серьезности, вовсю используя канцелярит.
Почему-то считается, что научный текст непременно должен быть сухим, скучным, тяжелым, громоздким и трудным для понимания.
Это вредный предрассудок, мешающий и самим авторам, особенно в начале, когда они еще не привыкли думать суконным языком, и тем, кто потом их труды читает.
Ученые нафаршировывают текст огромным количеством иностранных слов там, где можно обойтись привычными общеупотребительными значениями.
Но это уже будет не научно, это будет не академический язык, а бытовой, язык «простолюдина».
А это — табу.
Нельзя написать — «межтекствые связи в творчестве писателя такого-то», а надо непременно написать — «проблема интертекстуальности в творчестве писателя N».
Употребление профессионального сленга поднимает значимость и работы и автора в его собственных глазах и в глазах слабо разбирающихся в предмете читателей.
Младое поколение начинающих ученых эту манеру сокрытия отсутствия мысли большим количеством латинских терминов охотно перенимают и, таким образом, превращают ученый канцелярит в бесконечный процесс.
Свои фирменные словечки есть в любой профессии, но лишь ученые умудрились профессиональным арго сделать не отдельные слова, а всю манеру изложения целиком.
Впрочем, справедливости ради надо добавить, что иногда этой же болезнью страдают искусствоведы, критики и аналитики.
Днями наткнулся на любопытное и даже забавное подтверждение этой мысли.
Алан Сокал, профессор математики и физики в лондонском и нью-йоркском университетах решил проверить насколько легко опубликовать в серьезных научных изданиях абсолютный, с научной точки зрения, вздор.
Разумеется, профессиональной манерой изложения простых вещей сложным языком он владел безупречно.
В итоге статья «Нарушая границы: К трансформативной герменевтике квантовой гравитации» появилась в одном весьма уважаемом и респектабельном научном издании.
Статья представляла собой бессмысленные наукообразные разглагольствования на отвлеченные темы, изложенные в уверенной и стандартной для публикаций такого рода манере.
Публика не выказала ни недоумения ни, тем более, возмущения, посчитав, видимо, что так оно и надо, а профессор большого ума человек.
Подождав какое-то время профессор Сокол уже в другом журнале раскрыл свой розыгрыш, который вошел в историю как «афера Сокала».
Вот потому и не люблю навороченный наукообразный язык, подозревая автора в попытке раздуть из мухи слона, напустить тумана, спрятать отсутствие живой мысли, и в желании по-простому срубить бабла и увеличить число публикаций.

Alan David Sokal
Alan David Sokal


И вечный кошмар впереди

09.03.2013

Его било, било и пробило…
Он лежал на земле раскинув руки, насквозь пробитый плакатным стилем.
Вокруг с горестным видом стояли гипсовые девушки с веслами и юноши с волейбольными мячами.
Пароходы плывут — салют Мальчишу! Самолеты летят — салют Мальчишу!
И вечный Октябрь впереди!
Кошмар-то какой — вечный октябрь.
Или у них там был не вечный?
Все равно кошмар…
Не дай бог, не дай бог…

и вечный кошмар впереди


После трех банок

07.03.2013

После трех банок.
Лежу. Где-то.
Вроде день, но темно.
Глаза открыл, все равно темно.
Нет, после четырех.
Четвертая со свекольным самогоном.
Судя по выхлопу.
Вокруг рукой ощупываю.
Я же слышал — звякало.
Не пустое звякало.
Пока не нащупаю, не встану.
Просто не смогу.
Я-то еще смогу.
Организм, гад, не даст.
Я маленький, а он большой, опухший.
И давит.
И эти еще, на диване, судя по звуку.
«А мы с черного хода, а мы с черного хода!» — и пристраивается, пристраивается.
А та, дура, хихикает.
Голая, но в чулках.
Я же слышу.
Вокруг себя рукой шарю.
Вроде ковер.
А может, линолеум.
Темно.
Туда-сюда мигаю, все равно темно.
Хотя, вроде день.
Рука в мурашках нащупала что-то.
Гладкое и холодное.
Тоже в мурашках.
Нащупала, а поднять не хочет.
Сигнал до неё не доходит, по дороге застревает где-то.
В вилочковой железе, видимо.
Или в гипофизе.
Бросил поднимать, стал подтягивать.
Тут, главное, не опрокинуть.
А та, дура, уже попискивает.
В чулках.
И хмырь ее похрюкивает.
Заснули бы уж что ли…
Пузырь подтянул.
Вот теперь как-то приладиться надо.
Голову что ли приподнять.
Или пузырь наклонить.
Голову, если только руками.
Пузырь тоже руками.
А их у меня всего две.
Вроде…
У живота еще какие-то шевелятся, но команд не слушаются.
Не мои, наверное.
Своими пузырь беру, собираюсь, и одним движением в рот вставляю.
Булькает.
Глотаю.
Слышу, булькает, но во рту сухо.
Все равно сухо.
Кто-то рядом выдыхает, как будто умер, а потом ожил.
С силами собираюсь, шепчу: «Оставь, гадина!»
А слова вовнутрь идут.
Губы склеены и слов наружу не выпускают.
Вот закашлялся кто-то, заперхал.
Рука по мне провела — «Саша, Саша, это ты?»
«Я!» — шепчу вовнутрь изо всех сил.
Может, хоть с той стороны что-нибудь наружу вырвется.
«Ща, Сашок, ща!» — звенит чем-то, булькает, и мокрым в морду тычет.
Ну, думаю, не пропаду.
Коли друзья рядом, не пропаду.
С друзьями хоть в пекло, хоть в похмелье.
И та, в чулках пищит кокетливо…
Щас вот спасут меня, и надо пойти клинья ей забить.
Из гуманитарного интереса.

Художник: Сергей Ковалевский
Художник: Сергей Ковалевский


Всё наше

07.03.2013

Чего молчим? А так чего-то… Молчится. Молчание — золото. А золото, это деньги. А деньги, это наше всё.
Молчим, думаем о судьбах демократии. А о чем еще думать? О бабах что ли или о бабках? Скучно это. А демократия, это наше всё.
Медитируем, да. А без медитации как же? Медитация, летаргия, ступор, геморрой, запой и атрофия головного мозга, это тоже наше всё.
Хорошая, настоящая медитация, это то же самое, что и добротный, правильно наведенный ступор. А ступор, это вообще русское народное состояние. Короче, наше всё.
Сидим без часов и без сети, экономим байто-секунды, килобайто-минуты, мегабайто-часы и гигабайто-дни… Режим разумной экономии, это тоже наше всё.
И вообще, чего ни коснись, оно давно уже, оказывается, всё наше.


О шишках

06.03.2013

Шишки бывают сосновые, еловые, хуевые и геморроидальные.

Шишки бывают сосновые, еловые, хуевые и геморроидальные.