Гениальность блаженных, есть сумасшествие банальных
Есть чудаки скучные, банальные и неинтересные ничем, кроме своего чудачества.
И есть персонажи, кажущиеся нам экстравагантными лишь потому, что живут так, как считают единственно возможным.
Олег Каравайчук — из вторых.
Он просто самый обычный гений.
И это мы все кажемся ему чудаками.
А он ведет себя естественно, как ребенок.
Он просто живет, просто сочиняет, просто играет…
Вот и все.
Ниже привожу кое-что из собранных, показавшихся мне наиболее интересными высказываний Каравайчука и пару-тройку видеороликов.
«…Композитор сам должен играть свою музыку. Музыка исполнителя так же относится к музыке композитора, как купальник к женскому телу. Покорно повторяет все формы, но внутри — пустота, стандарт!..»«…Я многое знаю про музыку и ничего про нее не знаю, в силу того что что музыка — ломание правил всех правил, всех закономерностей. Поэтому к 30 или к 40 годам все начинают жаловаться: я исписался, не знаю, что дальше делать, вдохновения нет. Привыкают делать по правилам — и несет по рельсам, ими самими проложенным. А разрушить эти рельсы, создать новые смелости не хватает. За это я ненавижу науку, классику: за открытие закономерностей, правил, алгоритмов — к черту, к черту. Я объясню, что такое музыка. Булыжник. Он падает. Он не может не падать. Но вот он попадает в музыку, в настоящую музыку — и он парит, он летит. Булыжник, тот, что летит, как птица, — вот что такое музыка! Полет, но своеобразный полет. Птица летит, но это не музыка. Это привычка, навык, умение, наука, а не музыка, не трагедия. Птица не обращает внимания на то, что летает, как мы не обращаем внимания на то, что ходим. А вот птица в яйце, вот она выбирается на свет, вот она пытается летать, падает, следом летит. Ей странно, необычно, страшно. Вот это — музыка. С ошибками, падениями, с ощущением того, что это — супротив правил. Или другое: птицу ранили, но она летит, и покуда летит, она полетом излечивается от раны. Я — такая птица…»
«…Думаю, причина в том, что я играю чистую ноту. Вот беру ноту, она звучит, вы ее слышите, но реально ее нет. Она условна. Внутри я ее слышу по-другому… Нет, не глубже. Глубины в музыке вообще нет. Музыка без глубины, без мудрости, разума и без проплывают сто небес, но без облаков. Облака уже дают природу и грусть. А у меня простодушная грусть: я ничего не делаю, мелодия сама идет…»
«…Гений никогда не пишет сам, мелодию ему диктуют свыше. Он просто пропускает ее через себя. В чем, собственно, была работа Чайковского? В том, что он упрощал небесную музыку для таких как вы. Чтобы деньги заработать, славу, в историю попасть. А те, кто не упрощает, они в историю не попадают. Они не могут стать оплотом, примером. Когда Ойстрах упрощал, играя на скрипке, за ним сто Ойстрахов бежали. А я?.. Меня же никуда нельзя пускать — никто ничему не научится, я все разрушу, расстреляю своими нотами. Музыка, которую я играю, выливается одна из другой, и повторить ее никто не может. И я не могу. Я сыграю уже абсолютно по-другому — это метафизика. День тот же самый, но сделан другим образом. Для того, чтобы субстанция была та же, она должна все время меняться. А если она себя повторяет в каждый момент, она деревенеет, перестает быть субстанцией…»
«…Ошибка движет жизнью. Когда она вовремя, она самая правильная. Ну, когда никто не верит, что надо идти, а кто-то по ошибке идет и находит, что искал…»
«…Я играю не интонационной нотой, а нотой чистой, нотой в ноте. Я не делаю из нее слов, не разделяю на такты. Когда звуки идут без тактов, они спокойно повисают над небом, как корона. Там, над Богом, есть Вершитель — нечто, что оторвалось от него и ушло в небеса (я думаю, раз Бог дошел до Церкви — значит, это не высшая мысль). Так вот оттого, что я играю чистой нотой, у меня ничего не болит, сосуды чистые. Нота промывает все нутро — никаких лекарств не надо. Но если я постою возле филармонии полчаса, я заболеваю. Когда слышу, как он играет на трубе, и тянет, тянет, я чувствую, что у меня скоро аденома будет, и я бегу! Они все выучивают, вылизывают, и эту дохлую, сто раз обшарканную музыку преподносят публике. Это же преступление! Музыка — живая вещь. Все равно что море уйдет и где-то начнет само себя стараться повторять. Но тогда в эту пустую лунку войдут настоящий океан вроде меня, и скажет: а вы аплодируйте! Я — совершенный океан…»
«…Я не эксцентричен абсолютно. Просто я непрерывно сочиняю. Естественно, на улице я кажусь немножко странным, у меня милиционеры при советской власти непрерывно спрашивали документы. А я попросту в этот момент работаю. Но поскольку люди постепенно стандартизировались, то сейчас любой человек, у которого есть хоть капля живой крови, будет казаться эксцентричным.
Раз на вокзале в Москве Шукшин из-за меня дал по морде какому-то менту, который ко мне на перроне приклеился, будто я шпион. Мент Шукшина узнал и молча ушел….»«…Меня тогда в консерватории поносили, что я ломаю форму. А я не ломаю, наоборот, я ее восстанавливаю. Но она другая. Не разумная. Компьютер, сволочь, научился и все сделает по уму. А у нас все делается не по уму. И поэтому компьютер для музыки непригоден. Особенно для классики. Для модерна он подходит, потому что это сделано по уму. И для авангардной музыки. Потому что это продуманная система, когда руководящей делается техника. А человек сочиняет не думанием — он огениаливает то, что усваивает…»
«…Я ненавижу этих средних интеллигентов! Томас Манн — он гениальный, наверно, но он не врожденно гениальный. Он ковырял-ковырял свои язвы в разных местах, потом, глядишь, это его обогатило. Так же и Фаустус. Боль тоже развивает гений. Попади несколько раз в клиническую смерть — и будешь гением. Правильно, будешь чище. Но это чистота, полученная путем патологии. А чистота должна быть врожденной. А тот, который сделал себе чистоту, — всегда на грани того, что опачкается. Что такое грязь? Это укороченность. Короткий путь. Что в России происходит? Укороченный путь, ничего больше. Сейчас у нас история довольно скучная, и я себя все время чувствую в очень сером состоянии…»
«…Петербург — это город над дырой. Петру говорили, что нельзя строить город здесь, где все время угрожает наводнение, а он понимал, что русским, с их квасной, с их капустной, окопной привычкой все обживать просто необходимо это — всегда знать, что равнина может в один прекрасный миг вздыбиться волной, как горная гряда. Он почувствовал, что России нужен этот город. Я думаю, что когда наводнения уничтожили, мы все что-то очень важное потеряли.»
Олег Каравайчук — цитаты, фильмография, дискография, фотогалерея
Олег Каравайчук «Рука Гоголя»
А здесь большое интервью Каравайчука на каком-то тв-канале. Поразительный человек.
На схожие темы:
Подпишись на RSS