Инопланетная мысль

25.04.2006

С детства ловлю себя на том, что я, как иностранец, как инопланетянин случайно залетевший сюда и вынужденный жить здесь, пока не починю коробку передач в своей летающей тарелке. И чем дальше, тем сильнее это мысль.
Удивительно яркое чувство чужеродности, чуждости всего окружающего. И не просто чувство, а совершенная уверенность. Как будто всю жизнь жил где-то далеко, в каких-то совсем иных местах, с другими людьми, с другими отношениями, иным пейзажем, а здесь оказался случайно и очень хочется обратно. Хочется вернуться в привычное, в спокойное, уверенное и размеренное и даже немного сонное. Вернуться в теплое и солнечное, к воде, песку, приветливости и дружелюбности.
Я совершенно точно знаю, что вот это все, что вокруг, это не мое, это чужое, непонятное, из какой-то другой, не моей реальности. Непонятны мотивы, удивительны нелепостью поступки, невыносимы отношения, неприятны люди. Я их не понимаю, не могу понять. Почему они такие, почему так думают, зачем так поступают?
Я хочу вернуться, вырваться отсюда из этого отвратительного непонятного мира с чужими, злыми, ленивыми и завистливыми людьми. Мне тяжело здесь, страшно, тошнотворно, душно и злобно.
Так хочется обратно. Но куда обратно? Где я жил до этого? И как вернуться туда, где меня уже все забыли и теперь уже я для них чужой, такой же чужой, как вот это все чужое для меня. Чужой среди чужих.
Такие дела.


О блондинках, яичнице и интимных местах

04.04.2006

Как, наверное, многим известно из научно-популярных журналов и телепередач, натуральных блондинок в мире становится все меньше и меньше.
То есть не выпускают их больше массовыми тиражами, а все больше штучной работы.
Наука этого факта объяснить, как водится, не может.
А факт этот очень печальный.
По крайней мере, для меня он очень грустный, так как к блондинкам питаю горячую симпатию и особой силы притяжение.
Но несмотря на научный факт уменьшения популяции блондинок, вокруг их становится, напротив, все больше и больше.
Путем несложных логических умозаключений приходишь к очевидному выводу, что все это почти сплошь лажа. Фальшивки. То есть кругом поддельная платина, серебро и латунь.
И конечно же, когда обстоятельства сталкивают тебя с блондинкой, то очень хочется выяснить, а натуральная ли она или все это на ней напыление, серебрение и прочие химические реакции?
Вот сидишь ты с ней рядом и думаешь, а как бы это тебя, голубушка, проверить на естественность, вывести, так сказать, твое серебро на чистую воду?
Полный текст »


Хоккуист

29.03.2006

Не умеет писать длинно. Все эти подробные диалоги с детальным описанием перемещения действующих лиц…
Какой интерес, если в голове уже все есть, все эти картинки, все это кино в цвете и со звуком?
Не интересно смотреть фильм и одновременно записывать в подробностях и деталях все там происходящее.
Тем более — который раз.
Когда пытается писать длинно, то быстро скучнеет, начинает дремать, и всхлипнув уходит не дожидаясь конца со словами: «Да, да, спасибо, я уже видел».
Когда быстро, то не успевает опомниться, вздрогнуть, а все уже здесь, на компьютере, на бумаге.
И сам сидит, читает с большим интересом, потому что неожиданно и любопытен финал.


Коктейль

15.03.2006

Тоску можно разбавлять красотой для уменьшения терпкости и остроты.
А вот саму красоту лучше употреблять в чистом виде.
Мир она, может, и не спасет, но ежели вот так залпом, с выдохом ее принять, рукавом занюхать и глазами заслезившимися окрест глянуть, то жизнь точно лучше покажется.
А что еще надо…


Тибетский рецепт

15.03.2006

В некотором царстве, в некотором государстве, давным-давно, когда во всех палатках и магазинах еще продавался спирт «Рояль», сделал я из одной такой бутыли чесночную настойку. Что-то там такое от сердца или для желудка или от пота ног, не помню.
Чеснока туда, согласно тибетскому рецепту, было вбухано какое-то чудовищное количество. А пить настойку все по тому же рецепту полагалось по пять капель на стакан молока один раз в день. Строго.
Ну, порубил я чеснок, запихал в бутыль, бутыль пробкой пластиковой забил, пластырем горлышко обмотал и поставил в холодильник настаиваться.
Полный текст »


Время, вперед?

28.02.2006

7 ИЮНЯ 1937г. И З В Е С Т И Я. №130 (6292).

ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ МОНУМЕНТЫ

ДМИТРОВ, 3 июня. (По телеф. от наш. спец. корр.). На обоих берегах аванпорта развернулись работы по сооружению гигантских статуй Ленина и Сталина. Уже закончена закладка железо-бетонных фундаментов — громадных постаментов высотою в 10 метров, на которых будут покоиться скульптурные фигуры. В «Известиях» уже сообщалось, что высота каждой фигуры достигнет 15 метров.
На-днях начата облицовка постаментов серым гранитом. На ряду с этим сотни каменотесов, облицовщиков, кузнецов заняты подготовкой отдельных частей гигантских фигур. Из огромных блоков крупнозернистого серого гранита с розовым оттенком выделываются детали скульптуры. На каждую фигуру пойдет около 130 блоков весом от 800 до 2.000 пудов. Мастера Булкин и Мамченко под руководством известного мастера Елизарова тщательно обрабатывают глыбы гранита, из которых будут вытесаны головы скульптурных фигур. Эта необычайно тонкая работа требует исключительной внимательности и точности.
Пока идет обработка гранита, строители заканчивают сооружение лесов и монтаж механизмов для под'ема блоков при сборке деталей скульптур. На вершинах лесов устанавливаются мостовые краны.
Конструктивная трудность сооружения заключается в том, что фигуры имеют разворот и наклон. Для того, чтобы обеспечить полную устойчивость их, внутриблочное пространство будет залито железо-бетонным ядром. Швы же между блоками для водонепроницаемости будут зачеканены свинцом.
Близится день, когда строители приступят к одной из серьезных операций — к установке блоков и монтажу фигур.
Величественное зрелище будут представлять эти монументы на фоне сооружений аванпорта.

Пивонов и Накидонский

Детки в коротких брючках и отутюженных платьицах стояли рядами с бессмысленно-торжественными лицами. Время от времени серьезные дяди и тети в прическах подводили к микрофону очередную детку, которая заполошно что-то в него вещала вытянувшись по струнке.
Пивонов и Накидонский сидели в песочнице дымя беломором и потягивая теплый фиолетовый портвейн.
— А вот что, к примеру, об этом всем мнение имеете, я любопытствую? — спросил Накидонский, цыкая сизой слюной в песок.
   Пивонов посмотрел на толпу со стягами, на деревянный помост с детками и на две тяжелые каменные фигуры, хмуро возвышающиеся над всем этим.
— А об чем, я извиняюсь? — он выкашлял дым, — Если об чем дитяти кричат, то мне не слыхать, но в общем-то, довольно-таки замечательное мероприятие. Душа радуется глядеть на поколение и на этих, значит, из администрации. И публика, вона как аккуратно стоит. Там с нашего району тоже стоят, только не видать отседова. Как с утра увезли, так и стоят под палками. Даже не выпимши никто, не успели. — участливо добавил Пивонов.
— Дак с картонажной с нашей тоже, извиняюсь, два цеха забрали. Кого нашли, тех всех и забрали. Палыч со сборки, как у тещи ни прятался, а поди ж и там отыскали. Под микитки его и айда. Токмо палками не били, ни боже мой. Чинно все, культурно по мордасам, как положено ему объяснили, но чтоб, в смысле ударить, то не били.
— Я об чем объясняюсь-то, — поправил Пивонов. — Наших палками не трогали. Нашим палками в автобусе надавали. Как, значит, туда покидали, так каждому по палке сразу и надавали. А чего к ним, к палкам чиплять, к палкам-то, потом, сказали, раздадут, когда команда на это сверху, значит, будет.
— Я это, извиняюсь, конечно, но там, чиплять нечего было. Мне вчерась вечером Васька-дворник сказывал. Он в администрации там всякое такое подметает, баки носит, ну и слыхал, как Лесан-Лесаныч там убить очень страшно грозился. Как, кричал, вытащу из откуда он есть, так сразу немедля его, значит, в смысле, и того!
— Кого? — не понял Пивонов.
— Я ж объясняюсь, что Васька-дворник за самогоном вчерась и сказывал, еще супружница моя с нами вместе отдыхала, что художник наш, с картонажной в смысле, Разуменский, длинный такой, носатый, должон был что на палки чиплять, намалевать. Задание ему, значит, по партийной линии дали. А он хотя и беспартийный и слова разные знает, и когда не пьет, то завсегда вежливый, культурный такой, обходительный, ящик свой деревянный с краской возьмет и, значит, в лес, в поле. Природу, объясняет, рисовать идет. Так он, вот, извиняюсь, сразу и пропал. Как ему в администрации задание дали по партийной, значит, линии, так сразу и пропал. Ихтилигент, одно слово. — Накидонский деликатно булькнул зеленой бутылкой. — Тихий-тихий, выпимши даже особливо никому в глаз не даст, а гляди ж ты… Такое мероприятие, чтоб без иллюминации хотел оставить. Вредитель. — неуверенно добавил он.
— Где ж без люминации? — удивился Пивонов. — Вона, поди ж все под палками стоят, и ко всем чего причеплено. Не разобрать отсель, но культурно стоят, нарисовано разное, слова там какие по-делу написаны, фотографии лица опять же.
— Ну да, ну да. — согласился Накидонский. - Довольно-таки замечательно глядеть. Прямо сказать, парад. — он перхнул и снова потянул беломорину. — Вот ежели в смысле красоты, то да. А ежели в смысле идейной, значит, этой… мысли, то подкачали, подкачали. По причине его, Разуменского, вредительского сокрытия и саботажа. Художника, в смысле. — пояснил он.
— А чего там, извиняюсь, в идейном смысле не то? — спросил Пивонов. - Как отсюда, так все, значит, в идейном смысле просто-таки красота, лучше чтоб и не придумаешь.
— Так оно ежели отсюда, то да. А ежели как поглядеть чтобы, значит, вблизь, то сплошной конфуз и вредительство по партийной линии. — Он наклонился к Пивонову. — Они ж там, даже с выборов плакатов-то не нашли. Чтоб, значит, с правильными лицами. В сарае только у художника того, у Разуменского, старые какие-то нашли, те еще, с вредительской кликой которые. Ну и хоругви какие старые тоже нашли, с фамилиями неправильными. А делать-то чего? Мероприятие на носу горит, с утра начальство из центра прилетит, дети с лагеря уже вторую неделю репетиции репетируют, а тут вредительские фотографии заместо, извиняюсь, важных лиц.
— Так оно как же? — удивился Пивонов. — Так с вредительскими и стоят?
— Ну, извиняюсь, конечно, но в администрации нашей тоже не сами себе лиходеи сидят. Дураки-дураки, а в этом смысле оченно даже соображают. Собрали всю свою контору, ну там сами, машинистки, секретарши, уборщицы тоже. Всех, короче, собрали, и на ночь в конторе заперли. И сами заперлись. Ваську-дворника только не взяли. Не нашли. Он как раз у меня с отдыхал с самогоном. Ну и они карандашами-фломастерами там всей конторой и перерисовывали всю ночь. Чтоб, значит, не узнать было клику-то. Кому лысину волосами зарисовали, кому наоборот. Чтоб не в смысле похож был, а чтоб, в смысле наоборот, не узнать. А слова так почти все оставили. Кое-что только вырезали и все. Краски ж у них не было, а и была бы, так кистью ж, извиняюсь, никто водить не умеет, вот и вырезали те, которые неправильные.
— И что ж, так, я извиняюсь, с дырками и стоят? — Пивонов глотнул портвейна. — А эти ж тогда как, из центра которые? Неужто не сымут никого?
Накидонский взял у Пивонова бутылку, аккуратно приложился, и назидательно сказал:
— За дырки еще никого не сымали. Дырка, она дырка и есть. Пустое место. А с пустого места чего возьмешь? Чего с него спросишь? — Накидонский дунул в папиросу. — Вот оно и того, что ничего. В дырке ведь что главное? Чтоб она дыркой и была, чтоб в нее не запихали чего не надо. Сквозь дырку все видать. Что надо, то и видать. Сейчас одно, завтра, вдруг чего, — другое. Она ж, дырка, тем и пользительна, в том ее идейная полезность и есть. Вот так я, извиняюсь, понимаю.
Пивонов рассеянно смотрел на тяжелые каменные фигуры, на деток в фартучках, на дощатый помост с пиджачными мужиками, на что-то слабо колышущееся внизу под всем этим, с торчащими из него флагами и транспарантами.
— Я вот тут любопытствую на предмет, как бы нам насчет выпить еще культурно по одной? Покамест там со всем этим управятся, в смысле, отпразднуют по партийной линии, мы как раз идейно поддержали бы. По одной. Культурно отметили бы, так сказать. — Пивонов вдавил окурок в песок. — А то ж, как мероприятие закончится, как народ с него, я извиняюсь, попрет, так нам уже отмечать нечем будет, не останется.
— И то правда. — Накидонский вытряхнул из бутылки капли на песок и бережно засунул ее в карман кургузого пиджачка. — Мероприятия, оно завсегда так. Народ идейно вдохновляется, и идет справлять. В смысле, праздновать. По партийной линии.
Пивонов и Накидонский встали с детской скамеечки, и пошли в сторону центра города, к площади, к магазину.
За их спинами гремела музыка, что-то невнятно, но серьезно кричали, пели дети, а над всем этим колыхались в жарком дрожащем мареве две серые фигуры с каменными десницами и свинцом на стыках.
Было душно.


Не просто, а очень просто…

22.02.2006

Как хорошие идеи, интересные и умные слова легко превратить в груду дурнопахнущего хлама, переложив их жирными навозными лепешками мата, невежества и малоумия.
Вроде как для экспрессии, для доходчивости, все в благих целях донесения чувств до собеседника.
Но чуть переборщил, чуть дал воли собственной злобе и низости, и дорога оказывается вымощена все туда же, и чувства до собеседника доносятся все те же: грязные, тухлые, смердящие, и сам превращаешься в то, что ненавидишь и презираешь — в планктон, в жвачное…