Pepsimist

Вот думаю, должен все же в этом быть какой-то потаенный сакральный смысл, какая-то неисповедимая по своей глубине идея, спрятанная в складках лба даосского мудреца, или скрытая от поверхностного праздного взгляда вековая замшелая мудрость.
Иначе фигня какая-то получается.
Всю жизнь так складывается, что занятия любимые и лучше всего удающиеся денег не приносят ни хрена.
Скорее, даже, наоборот, они настойчиво и, порой даже нагло, требуют все больших и больших вложений.
И потому для денег приходится заниматься всяким взором, от которого тошнит, пучит, рыгается и несет.
Я даже не вдавался — тошнит только меня или и тех, кто этим вздором потом пользуется.
По идее, тошнить и нести должно всех, ибо сделанное без души, без желания и без малейшей заинтересованности в процессе, а не только в материальном результате, скучно и неинтересно, как и любая скверно состряпанная халтура.
Правда, халтура тоже денег особенных не приносит.
Потому что ею настолько не хочется заниматься, настолько она тошнотворна, так смердит и воняет, что все равно отлыниваешь и отнекиваешься, оттягиваешь до последнего, и только когда уж окончательно припрет и прижмет, угрюмо берешься за скучное и противное, чтобы скучно и уныло сделать скучное и отвратительное.
В этом случае даже от результата, то есть денег, удовольствия не получаешь.
Может, в этом фишка?
Ведь как-то несправедливо получается, если от одного и того же будешь удовольствие получать дважды.
Или трижды. Или многажды: удовольствие от процесса, от результата, от неприлично подскочившей самооценки, от оценки значимых для тебя людей, ну и наконец, удовольствие от пачки очень наличных купюр или энного количества виртуальных цифр в чеке.
Это вроде как что-то сделать и взять тройной гонорар против оговоренного.
Хотя, наверное, все же от отношения зависит.
Если делаешь потому, что получаешь кайф от процесса, а о гонораре даже в подсознании никакой завалящей мыслишки нет, то его, гонорара, и в бумажнике тоже не будет.
А если как-то себя заставить задумываться и о деньгах тоже, их все равно не будет, потому что о них будешь думать не искренне, а из под палки.
Не потому что хочется, а потому что надо.
Исходя из этого получается, что нужно любить процесс делания денег, и тогда сами деньги будут просто неким побочным продуктом.
Но проверить эти свои домыслы возможности нет, ибо знакомые, любящие процесс делания денег у меня есть, а вот обеспеченных художников — художников в изначальном смысле этого слова — нет. Ремесленников в расчет не берем, потому как ремесленник, это гибрид недопредпринимателя с недохудожником.
То есть, это не чистый тип, а потому не интересен.
Есть еще шиловы с сафроновыми, но это редкий тип предпринимателя с художественными способностями, который к художникам тоже отношения не имеет.
Но ведь есть и Ростропович и Полунин и Аксенов.
Но есть и Ван Гог и Чонтвари и Хармс.
Все они Художники, но первые вполне себе обеспеченные, а вторые до конца дней перебивались с хлеба на воду.
Мне принцип интересен, тот самый сакральный смысл, потаенная замшелая мудрость.
Да есть ли она, мудрость, или во всем случайность, удача и стечение обстоятельств?
А то ведь фигня какая-то получается…

Теги: Жестом по мимике жестом по мимике мыслительное ненаписанное слова

Творческий кризис мерзкая штука, даже когда этот кризис так же цикличен, как критические дни, прокладками для которых прожужжали все уши рекламные барышни.
Хотя, безусловно, творческий кризис гораздо безобиднее кризиса среднего, ниже среднего и очень среднего возраста, время наступления которого абсолютно непредсказуемо и является большой тайной и для ученых и для тех, кого он подкарауливает за поворотом.
Ученые, напустив на себя умный вид, серьезно насупя брови сообщают, что он, кризис, может сразить вас в 40 лет, а может и в 50 лет, а может в 30 или в 60.
А может и вовсе не тронуть, и вы окажетесь в счастливом неведении.
То есть, иными словами, будьте начеку тридцать лет, ибо, если верить ученым, где-то рядом с вами бродит подлый и коварный кризис среднего возраста с большой суковатой дубиной в мослатых подагрических лапах.
А вот даст ли он по башке именно вам — большой-большой вопрос.
По большому счету, вообще не известно, что это за сволочь такая.
Послушать одних умных ученых — одно, послушать других не менее умных ученых — иное.
Единодушны все в одном — это большая гадость.
Ну, не был бы гадостью, так и предмета для разговора не было бы.
И вот сидишь в очередном приступе жестокого творческого кризиса, с отвращением перечитывая в двадцатый раз переписанное, замазывая широким флейцем нарисованное, брезгливо стирая сыгранное, и думаешь, а вдруг это уже он, сволочь?
Вдруг, это не обычный и привычный творческий, а самый что ни на есть среднего возраста?
Вот он, падла, и до тебя добрался, шарахнул подло из-за угла дубиной, да по самому больному и уязвимому — по голове.
И не проверишь же.
Только ждать остается: если через недельку мерзость запустения в голове закончится, хандра пройдет, значит свой, творческий.
А не пройдет…
Я ему тогда, падлюке, морду разобью.
Если найду, где у него там морда.

Теги: Манжеты автография жестом по мимике мыслительное ненаписанное слова

Понуро плелся Никитушка по пересеченной местности, вяло отбиваясь слегой от ворон.
Вороны налетали стаями и норовили выклевать никитушкины голубые глазки.
Вздымались барханы, падали овраги, расстилались степи и пустыни, плескались озера, текли реки, а Никитушка все понуро брел и брел, держа усталыми костлявыми ручкам тяжелую котомку за крепкие постромки.
Почто ж она мне дадена? — думал Никитушка, волоча ноги в онучах, — Что в ей схоронено? К чему постромки без лошадей? Зачем идти мне, чураясь ворон, людей, лошадей, бедуинов, бушменов, гадов ползучих, менеджеров диких с голодными глазами?
Так вопрошал Никитушка, утирая сопли посконью.
Но не было гласа с облаков, который ответил бы Никитушке.
Да и кому он нафиг сдался.

Теги: Манжеты жестом по мимике ненаписанное слова

Много лет назад, когда я только въехал в свой нынешний район, это было тихое академическое место, населенное очкастыми аспирантами, лаборантами, профессорами, деканами, уборщицами, академиками, кастеляншами и прочей научной и околонаучной общественностью.
Общественность эта жила тихо, культурно и как-то жизнерадостно; по утрам приветливо здоровалась друг с другом, вечерами прогуливалась, любуясь жидкими кустиками и увлеченно обсуждая научные и бытовые вопросы.
Пила общественность редко и интеллигентно, в основном по праздникам, и преимущественно в своих академических квартирах.
Лиц друг другу при этом не била, бутылок из окон не бросала и с балконов не мочилась.
Потом район лишили академического статуса и он медленно и верно стал наполняться публикой совсем иного рода.
Во дворах, в детских беседках и песочницам по утрам стали находить битые бутылки, на улицах все чаще попадались помятые граждане в выцветших тренировочных штанах и с печатью активного вырождения на одутловатых лицах, по ночам стали все чаще раздаваться хмельные истошные крики, звон стекла и скрип вырываемых с корнем детских качелей.
В лифтах и подъездах появились первые выцарапанные гвоздем безграмотные матерные надписи и прочие свидетельства обитания простейших.
В парадных начали пропадать лампочки, стекла и дверные звонки.
Вместо них в изобилии появились следы, которыми простейшие помечали ареал обитания.
Следы воняли, а из-за отсутствия лампочек часто попадались под ноги профессорам, аспирантам и прочей академической публике.
Простейшие, как и все одноклеточные, стремились заполнить собою все, размножались хаотично, но споро и вскоре заняли все жизненное пространство, вытеснив с прежних мест коренное академическое население.
Теперь же, спустя много лет, коренного населения здесь не осталось, кажется, вовсе.
А одноклеточных принялись выживать другие, более сложно устроенные организмы, скупившие у простейших квартиры.
Не могу сказать, насколько это лучше, но безусловно, это несколько приятнее одноклеточных с их броуновским мышлением и растительной жизнью.
Но одноклеточные живучи и вытравить их непросто даже кислотой, дустом и хлоркой, а потому до сих пор, почти каждую ночь я слышу истошные пьяные вопли, звон стекла, и не вхожу в лифт не посмотрев внимательно под ноги.
Такая вот бактериальная жизнь.

Теги: Манжеты автография жестом по мимике ненаписанное слова

Кто-то сказал в одном из рязановских фильмов: «Здесь же жить нельзя!»
Нет, в общем можно.
Но плохо.
Причем, даже когда хорошо, то все равно плохо.
Но и это не все, потому как, чем лучше, тем все хуже и хуже вплоть до летального исхода на фоне экономического коллапса по причине гигантских цен на нефть и невиданно огромного стабилизационного фонда.
То есть смерть от внешнего ожирения на фоне внутреннего истощения.
Все есть, но ни черта нет.
А что есть, купить невозможно из-за невозможности вытащить деньги из этого фонда в свой карман.
Потому что там они только вянут, тухнут и покрываются плесенью, а мы бы им применение нашли.
Да и искать не надо, только дай!
Ну что нам фонд? Ни холодно, ни жарко, ни себе ни людям.
Обидно. В фонде они не знают, куда их девать, драться уже начинают, по кладовкам и бойлерным распихивают, а мы копейки по углам кошелька худенькими пальцами выискиваем.
Хотя в фонде они есть.
А на рынке помидоры есть. И кто-то их даже ест.
Наверное тот, кто в стабилизационном фонде утруской и усушкой занимается. Чтоб туда побольше влезло.
То есть, если в общем смотреть, очень издалека, в государственном масштабе, то сейчас так хорошо, что дальше некуда.
То есть невозможно нашими мозгами, с нашим опытом предыдущей жизни придумать лучше.
А если глянуть узко, локально, в масштабе одной очень отдельно взятой ячейки общества, то как-то еще не все так хорошо, как по телевизору показывают. Хотя и там тоже плохо.
Зато, когда плохо, тогда как раз вроде и ничего. Видимо, привыкли уже как-то, адаптировались.
А когда хорошо, то беспокойство нездоровое ощущаешь, непривычно, неуютно, голову в плечи втягиваешь, и все ждешь, что сверху что-нибудь упадет, или сбоку наедет или под ногами разверзнется. Не бывает так, чтоб все хорошо. Мы так не умеем, не привыкли.
Так что уж лучше пусть будет все хорошо, но плохо. А чем лучше, тем хуже, и чем дешевле, тем дороже.
Потому что, когда нам плохо, тогда как раз и хорошо.
Вот такой интересный научный факт. Такой любопытный парадокс.

Теги: Манжеты жестом по мимике россия слова

Вот мне иногда говорят, будто я хорошо сохранился.
Ну, для своего возраста. Мол, выгляжу моложе.
Посмотрев же на себя со стороны, вернее, глянув на валяющуюся на диске видеозапись, мне пришло в голову, что здесь необходимо сделать небольшую оговорку, уточнение: «Хорошо сохранился, но плохо выглядит».
Теперь вот даже и не знаю, что же все-таки лучше: хорошо сохраниться, но плохо выглядеть, либо хорошо выглядеть, но плохо сохраниться.
И в чем тут вообще разница.
Есть в этом какое-то противоречие, парадокс.
Парадокс, как известно, гениям друг.
А я не наблюдаю в пределах досягаемости толпящихся компаниями или хотя бы шляющихся поодиночке гениев.
Я их вообще никаких не вижу.
Ну, кроме одного, разумеется.
Который хорошо сохранился.
Но даже он не может этого парадокса разгадать.
Так и пребывает до сих пор в неведении и недоумении.
Такие дела.

Теги: Всячина автография жестом по мимике ненаписанное слова

Фрустрация затянула, сволочь.
С головой.
Борюсь.
И с фрустрацией, паскудой, и с собой.
Пока получается одинаково плохо.
Оба оказываются сильнее.
И вместе и поодиночке.
Ну, фрустрация, ладно, баба чужая и мерзкая.
Но сам себе-то, вроде не враг, а туда же…
В рыло что-ли дать.
Невзирая на пацифизм и интеллигентские замашки.
Интеллигентски замахнуться, и того… в рыло.
Дать в морду по-интеллигентному, без грубостей и оскорблений.
По-деловому так, не со зла, а исключительно в терапевтичеких целях.
Рецепт: по два раза в одно ухо три раза в день до еды.
По достижении необходимого состояния рекомендуется поддерживающая терапия: один раз в один глаз перед сном.

Теги: Манжеты автография жестом по мимике ненаписанное слова