Об аргонавтах
09.03.2013Ученые изо всех сил стараются придать своему тексту видимость наукообразия и угрюмой серьезности, вовсю используя канцелярит.
Почему-то считается, что научный текст непременно должен быть сухим, скучным, тяжелым, громоздким и трудным для понимания.
Это вредный предрассудок, мешающий и самим авторам, особенно в начале, когда они еще не привыкли думать суконным языком, и тем, кто потом их труды читает.
Ученые нафаршировывают текст огромным количеством иностранных слов там, где можно обойтись привычными общеупотребительными значениями.
Но это уже будет не научно, это будет не академический язык, а бытовой, язык «простолюдина».
А это — табу.
Нельзя написать — «межтекствые связи в творчестве писателя такого-то», а надо непременно написать — «проблема интертекстуальности в творчестве писателя N».
Употребление профессионального сленга поднимает значимость и работы и автора в его собственных глазах и в глазах слабо разбирающихся в предмете читателей.
Младое поколение начинающих ученых эту манеру сокрытия отсутствия мысли большим количеством латинских терминов охотно перенимают и, таким образом, превращают ученый канцелярит в бесконечный процесс.
Свои фирменные словечки есть в любой профессии, но лишь ученые умудрились профессиональным арго сделать не отдельные слова, а всю манеру изложения целиком.
Впрочем, справедливости ради надо добавить, что иногда этой же болезнью страдают искусствоведы, критики и аналитики.
Днями наткнулся на любопытное и даже забавное подтверждение этой мысли.
Алан Сокал, профессор математики и физики в лондонском и нью-йоркском университетах решил проверить насколько легко опубликовать в серьезных научных изданиях абсолютный, с научной точки зрения, вздор.
Разумеется, профессиональной манерой изложения простых вещей сложным языком он владел безупречно.
В итоге статья «Нарушая границы: К трансформативной герменевтике квантовой гравитации» появилась в одном весьма уважаемом и респектабельном научном издании.
Статья представляла собой бессмысленные наукообразные разглагольствования на отвлеченные темы, изложенные в уверенной и стандартной для публикаций такого рода манере.
Публика не выказала ни недоумения ни, тем более, возмущения, посчитав, видимо, что так оно и надо, а профессор большого ума человек.
Подождав какое-то время профессор Сокол уже в другом журнале раскрыл свой розыгрыш, который вошел в историю как «афера Сокала».
Вот потому и не люблю навороченный наукообразный язык, подозревая автора в попытке раздуть из мухи слона, напустить тумана, спрятать отсутствие живой мысли, и в желании по-простому срубить бабла и увеличить число публикаций.
Alan David Sokal