Pepsimist

Вы скачали себе клавиатурный тренажер, в надежде через неделю-другую печатать вслепую всеми десятью пальцами с дикой скоростью профессиональной машинистки.
Вот вы уже тренируетесь.
Тренаж всему голова. Хотя и дурная. Дурная голова не дает рукам покоя третий день.
Вы все ломаете пальцы, голову и клавиатуру, осваивая «фыва» и «олдж».
Это тяжело, муторно, нудно и противно. Вы в ярости и тоске оттого, что получается не так хорошо и быстро, как того бы хотелось.
Да, труд машинистки тяжел и горек.
Вы не отзываетесь на обеспокоенные письма друзей и знакомых, недоумевающих, куда вы вдруг пропали.
А вы не можете. Вам некогда и вообще ни до чего. Вы весь в тренажерах, вы страшно тренируетесь, дико матерясь и жутко стуча клавишами.
Но вот уже мат стал тише, а стук чаще.
У вас уже что-то начало получаться. Мизинец уже перестал болеть и вывихнулся обратно. Буквы «п» и «р» перестали так часто заменять друг друга, А столь важная и нужная в вашем состоянии буква «х» просто сама идет под палец.
Еще немного мучений с буквами «ъ», «й» и «ё», и уже всего через каких-нибудь пару недель будете печатать вслепую всеми пальцами ног держа в руках стакан и трубку.
Двести знаков в минуту на единицу времени ртутного столба. И вы сами себе присвоите высокое звание скорострельного писателя-пулеметчика.
Он строчил из крупнокалиберной клавиатуры по юрким, бегающим в голове мыслишкам.
«Ага! Одна готова! Попалась, подлая! А ну-ка я вот ща по этим, что сбоку затаились! Длинной очередью!»
Клац-клац-клац…
Мысли в испуге разбегались, оставляя на мониторе убитых и раненых.
«Пленных не брать!" — решительно промолчал он, продолжая лупить по площадям длинными, короткими и очень одиночными выстрелами.
Мысли падали одна за другой, не успевая убегать и уворачиваться от целкого ока мастера.
«Целкино ли око?» — проскользнула, было, мысль, но и она рухнула сраженная фывой.
Клавиатура дымилась, монитор был усеян телами сраженных, пораженных и поразительных мыслей, мыслишек и пустых безделиц.
Мастер удовлетворенно отхлебнул из стакана, вытер пот со лба, почесал в бороде и с удовольствием затянулся трубкой. Охота удалась.

Набрал это еще в две тыщи третьем году, в целях моральной поддержки знакомой, только начавшей тогда осваивать слепой десятипальцевый набор. Уже через месяц она заткнула меня за пояс на своей тонкой талии, набирая практически без опечаток десятки листов в день. А я за все восемь-десять лет десятипальцевой практики, так и не научился набирать вчистую, без огрехов. Видимо, утренний тремор в период обучения так и остался в моторной памяти, несмотря на последующую сугубую скучную трезвость.
Кстати, одно из достоинств этого способа обращения с клавиатурой почему-то нигде никогда не упоминается, а, по-моему, очень даже стоило бы об этом говорить во всяких рекламных листовках того же Шахиджаняна или VerseQ. Мне, к примеру, такая работа очень нравится и помогает думать и писать не отвлекаясь на визуальные, то есть, самые сильные раздражители.
Вы поудобнее устраиваетесь где-нибудь в уютном месте, надеваете наушники, включаете что-нибудь медитативно-расслабляющее или, наоборот, стимулирующее вроде AC-DC или Deep Purple, и закрыв глаза погружаетесь в мысли и чувства, которые не останавливаемые никаким визуальным контролем сами идут под пальцы, складываются в слова и сохраняются где-то на винчестере. И назавтра вы с большим интересом и удивлением, как в первый раз, как что-то чужое все это читаете похмыкивая и хмуря бровь.

Теги: Манжеты ненаписанное полезняшки слова

И вот, вроде и забыл все, кажется и раны затянулись и сердце не тянет и на душе пусто и спокойно.
И вдруг, неожиданно, на улице, в метро, в магазине — нечаянный взмах ресниц такой знакомый.
До боли знакомый и родной, мягкий и немного неуверенный поворот головы взрывающий в душе все, казалось бы, незыблемо выстроенные баррикады и стены, к чертовой бабушке.
Латунные пряди по плечам, от которых перехватывает дыхание и все опять выплывает, выплывает, как из марева, из тумана, в который ты все это долго и с таким трудом и болью прятал, выплывает обратно в сердце, в душу, которая одновременно и жаждет этого и боится.
И ты берешь полбанки лекарства для души и лечишь ее, лечишь, израненную.
А она вроде слушается тебя, жмется преданно к коленке, но сама потихоньку, незаметно, с грустью и тоской посматривает: не мелькнет ли латунная прядь, не глянут ли карие глаза с колкими ресницами, не скажут ли беззвучно что-то, тонкие розовые чувственные губы.
Надо только увидеть. Увидеть и обязательно понять, что они скажут. Обязательно понять. Это так важно…
А если не удалось увидеть, понять, прочитать, то остается только одно - самое важное, самое надежное и самое-самое трудное — во чтобы то ни стало увидеть и понять то, что спрятано в этих глубоких, бездонных, таящих боль и обиду коричневых озерах под челкой лунного цвета.
И почему, Господи, не могу я подойти и унять эту боль в родных глазах, сделать так, чтобы улыбнулись эти скорбно поджатые милые губы, что бы веселые морщинки собрались вокруг глаз, и чтобы солнце заплясало беззаботными зайчиками в широких карих озерах.
Прости мне Господи грехи мои, ибо грешен я… Всегда.

Теги: Жестом по мимике автография мыслительное ненаписанное слова

После сорока с днем рождения надо уже не поздравлять, а сочувствовать.
После пятидесяти — соболезновать.
После шестидесяти — выражать радостное удивление.
После семидесяти, снова поздравлять. С тем, что дожил.
После восьмидесяти: «А как вам удалось?!»
После девяноста вообще ничего не говорить, чтоб не сглазить.
После ста, скрещивать пальцы, плевать через левое плечо и бормотать: «Чур меня!»

Теги: Жестом по мимике автография афоризмы мыслительное ненаписанное слова

Снова сегодня попались ожесточенные дебаты, где граждане увлеченно закидывали друг друга какашками, пытаясь убедить друг друга в том, что америкосы тупые и примитивные, евреи хитрые и подлые, кавказцы злые, украинцы крохоборы и куркули, а русские, эдакие забитые всеми вышеперечисленными нациями рубахи парни, склонные к патологическому пьянству, лени и сквернословию.
Все эти граждане, занимающиеся метанием навоза, либо не в состоянии, либо — что вернее — не хотят врубиться в одну несложную вещь.
Они сами, независимо от национальной принадлежности, не хорошие и не плохие, не хуже и не лучше прочих.
Они выросли в ином месте, в иных условиях, и привыкли к иному.
Они просто другие, так же как и немцы, финны, австралийцы и индейцы майя, которых наверное, уже нет.
Если ты родился бушменом или чукчей в богом забытой дыре, то вполне возможно, что никакого особенного дискомфорта от этого испытывать не будешь.
Но ты не оттуда, ты совсем из другого места, и, естественно, что ты другой. Не лучше, не хуже, просто иной.
Кто-то привык к степям и ковылю, кто-то к сугробам, кто-то к символическим березкам, кто-то к красному песку и барханам.
Это отнюдь не значит, что любой, с детства привыкший к чему-либо отличному от привычного тебе, автоматически считается опасным гадом, сволочью и мерзавцем.
Шастать по бушу в набедренной повязке и кривым копьем в руке, или днями сидеть в чуме уставясь на угли, и покачиваясь сипеть глиняной трубкой, это все как-то не для нас, выросших в других краях.
Чужое оно, чуждое.
Приехать туда на недельку, поглазеть на местную экзотику, оно, возможно, и неплохо, но жить в грязном прокопченном чуме, или ночевать на колючей земле под каким-нибудь выжженным солнцем кустом, пожевав перед сном толстую белую личинку, выковырянную из гнилого пня?
Нет, это уже не получится, даже если бы и очень захотелось.
Есть на ужин замороженную сырую печень белого медведя или свежевыкопанную мокрицу надо привыкать с рождения.
Тогда тебя не будет мучить ностальгия по мокрому, хрустящему малосольному огурцу с прилипшей веточкой укропа.
И не будет грызть ненависть и отвращение к тем, кто с удовольствием ест улиток, зеленые яйца или изрядно протухшую рыбу.
Понятно, что гастрономическая тема взята просто как образ, дело не в еде, хотя и в ней тоже.
Финны, наверное, замечательные ребята и Финляндия отличная страна, но мне туда не хочется.
Просто потому что я не финн.
Я другой, вот и все.

Теги: Манжеты мыслительное ненаписанное слова

«Все истинное делается легко».
Как точно, просто и ясно, как легко сказано.
Жить надо легко.
Не просто, а легко, легко именно в этом смысле.
Но ведь не получается. Что-то мешает, не дает.
Постоянно тянет вниз тяжесть, неестественность, искусственность, неискренность.
Не ложь, а именно Неискренность, и именно с большой буквы, как понятие не узко-разговорное, а в самом широком, глубоком смысле. Искренне уже почти не получается.
Говорим, думаем, и даже уверены, что хотим одного, а делаем совершенно противоположное.
Потому что так принято, так положено, от нас этого ждут все, и мы сами в том числе.
Так проще жить. Не легче, а именно проще.
Потому что жить легко мы уже боимся.
Боимся порвать паутину, которой обросли к своим годам.
Мы привыкли уже быть этакими куколками в коконе из паутины.
Так уютнее, так спокойнее, так проще.
Вот в чем принципиальная разница между Просто и Легко.
А это вообще разные вещи.
Это антонимы, а не синонимы, как написано в каждом словаре.
А мы их путаем.
И потому так и живем — куколками.
И неважно, что ты в действительности делаешь. Важно, как ты это делаешь.
Вот в этом все и дело.
Мы думаем, что делаем что-то правильно, потому что «так нужно».
Нужно обеспечить семью, нужно дать будущее детям, нужно самому, в конце концов, «кем-то стать».
А выходит, что все это неверно, неправильно. Не истинно.
Потому что делаем это с трудом, тяжело, через силу, преодолевая препятствия, нами же старательно выстроенные, ломая себя и других, ломая собственную судьбу и судьбу тех, кто рядом.
Мы прем против течения, зарываемся под землю, лезем в гору, идем куда угодно, кроме той дороги, по которой нам хочется идти.
По которой идти легко и радостно.
И идем, ползем, скребемся, цепляемся сломанными ногтями, и после очень гордимся тем, как тяжело и мучительно учимся, работаем, достигаем результата, торча по двенадцать часов на постылой работе, занимаясь тем, что давно надоело и опротивело до тошноты.
Потому что уверены, что именно так и надо, что без труда не вынешь и рыбку из пруда, а под лежачий камень пиво не потечет.
Что легко жить — неправильно и даже безнравственно. «И мерилом труда считают усталость…»
А ведь есть усталость и усталость.
И кто знает, как жили бы сейчас мы сами и близкие наши, и дети наши, если бы мы не побоялись разорвать к чертям собачьим эту паутину и не стали бы легко жить, легко работать, легко радоваться.
Если бы с самого начала, когда все еще удавалось само собой, стали бы жить легко, а не поддались бы вязкому гипнозу окружающего, не превратились в бюргеров.
Мы же так любим говорить о том, как и чего бы мы хотели, но мы этого не делаем и никогда не сделаем.
Мы только говорим об этом.
Потому что так ПРОЩЕ. И ради этой простоты, мы будем продолжать с надрывом трудиться, с трудом жить, нагружать нами же созданными заботами родных, близких и друзей, тяжко, с потом и кровью преодолевать трудности и тяготы Во благо детей, Во благо семьи, Во благо чего-то-там…
И приучим к этому детей ровно так же, как когда-то приучили к этому нас.
Или мы сами дали себя приучить.
Потому что уж кто-кто, а мы-то умели и могли бы жить легко.
И дать эту легкость детям.
Но не дали.
И не дадим.
Потому что так проще.
А все истинное делается легко.

Теги: Жестом по мимике мыслительное ненаписанное слова

А как живут? Да вот так и живут.
Вот институт закончу и буду жить.
Дела вот только доделаю, и жить начну.
Карьеру налажу, вот тогда и жить буду.
Денег заработаю для нормальной жизни и тогда уже в свое удовольствие.
Детей только на ноги поставлю, а тогда и для себя начну жить.
Вот на пенсию выйду, и заживу по-настоящему.
Подлечусь немного, чтобы снова ходить разрешили, тогда и погулять можно будет.
Вот только…

А все уже.

Теги: Манжеты мыслительное ненаписанное слова фразы

Делал так, и делал эдак.
Крутил в разные стороны под разным углом, азимутом и долготой.
Пробовал собирать из частей, пробовал разбирать на части, снова собирая и спаивая что-то из оставшихся деталей.
Пробовал маленькое-маленькое под большой лупой и очень большое, с трудом влезающее в горно-обогатительный самосвал.
Не работает.
Собрать можно, разобрать можно и даже что-то где-то будет тикать, скрипеть деталями и жужжать пружинами.
Но не работает.
И вроде должно по всем законам физики, механики, аэродинамики и сопротивления материалов.
Но оно на все это плюет и не работает.
Жужит, двигает отдельными частями, гремит чем-то у себя внутри — и плюет.
Ты долго объясняешь, разжевываешь, вкладываешь ему в рот и говоришь — «Глотай!»
Он слушает, внимательно смотрит, согласно кивая на твои работающие челюсти — и выплевывает.
Он ничего не понял, хотя вроде долго делал вид, что слушает, и много кивал головой, одобрительно цокая языком.
Спрашиваешь — «Понял?» Бодрый крик — «Да!»
И выплевывает, смотря на тебя умными глазами.
«Вкусно хочешь?» «Да!» «Очень хочешь!» «Очень!»
Снова объясняешь, разжевываешь, кладешь в рот.
Он глядит умно в глаза и плюет прямо на тебя всем тем, что ты для него собрал, промыл, посолил, поперчил и разжевал.
Снова крутишь в разные стороны под разными углами, делая так и эдак, спаивая что-то из оставшихся деталей и плюя на всех, кто хочет вкусно и согласно кивает головой, пусто глядя на тебя умными глазами.
Ты не Кулибин, не Эдисон и даже не папа Карло, но ты все равно соберешь, и оно бодро поедет, урча моторчиком, весело пуская пары и озорно посвистывая. А ты поедешь на нем, бросая конфетти, сверкая хлопушками и поигрывая золотым ключиком.
А они там, далеко за спиной продолжат вкусно хотеть, глядя наивными глазами в ожидании следующего разжевывающего.

Теги: Манжеты жестом по мимике мыслительное ненаписанное слова