Толстая, грубая коричневая бумага.
Когда в нее заворачивали колбасу, то на бумаге оставались мокрые следы.
Потом, когда бумага подсыхала, эти следы почему-то зеленели.
То ли сама бумага зеленела, то ли крахмал из колбасы, то ли еще что-то.
В магазины эту бумагу привозили в огромных тяжеленных рулонах.
Иногда мясников заставляли рубить эти рулоны вдоль.
Но мясники, будучи отдельной и влиятельной кастой, редко на это соглашались, потому что топоры свои берегли.
А любой мясник мог послать в любое срамное место любого директора магазина, не говоря уже о товароведах, заведующих отделами и прочей руководящей мелочи.
Поэтому чаще бумагу заставляли резать рабочих.
Работа нудная, скучная и тяжелая.
В запойных магазинах похмельные работяги резали обычными ножами, какие под руку попадутся.
В более трезвых магазинах рукоделистые работяги либо сами делали специальные «уголки» из закаленной стали, либо заказывали у корешей с заводов.
Когда весь рулон превращался в кипу разномерных листов, их резали уже на столах длинными ножами до нужного размера и разносили по отделам.
В мясном отделе в них заворачивали колбасу, потроха и мясо.
В молочном — сыр, творог.
В кондитерском листы ловко скручивали в кулечки, в которых отвешивали сухари, сушки, конфеты и прочую россыпь.
Весовой сахарный песок, кстати, тоже часто продавали в таких кульках.
В хлебные отделы никакой бумаги почему-то положено не было.
А картошку продавали в больших бумажных пакетах по три килограмма.
Стоил пакет, если не ошибаюсь, тридцать копеек.
Будучи «бедным студентом», иногда выкидывал из пакета несколько картофелин, кидал туда стеклянную банку «Чечевицы в томатом соусе», и таким образом снабжал свой молодой растущий организм белком.
Правда, не животным, а растительным.
Но это уже детали.
Девяносто процентов мясников, вернее, рубщиков, которых я знал, были здоровенными мужиками, больше похожими на одесских портовых грузчиков.
Наверное, не все они были именно такими, но собирательный потрет, сохранившейся в памяти выглядит так.
Руки, как покрытые шерстью окорока, пунцовые ряхи, мутно-водянистые выпуклые глаза и огромный живот в испачканном кровью фартуке.
Пили они в количествах, иногда, невероятных.
Пили, ясное дело, только водку.
Хотя знал одного или, может быть, двух, предпочитавших коньяк.
Но это уже были эстеты и даже отщепенцы.
Настоящий мужик, как известно, пьет исключительно водку.
Коньяк по рангу был положен партийной, административной, научной и прочей номенклатуре.
Разнообразное жулье тоже предпочитало коньячок, но как вещь статусную.
Изредка его употребляла и вшивая интеллигенция.
Стеклянные банки с консервами и соком почему-то всегда были ужасно грязными и пыльными.
Что маленькие трехсотграммовые, что большие трехлитровые.
И крышки у них были непременно ржавые.
Молоко в треугольных пакетах.
Синих и красных.
Цвет пакета зависел от жирности.
Из них было удобно пить где-нибудь на природе.
Отрываешь уголок и пьешь.
И они никогда не падали, в отличие от нынешних прямоугольных.
Но тогда прямоугольных пакетов почему-то не было.
Если не ошибаюсь, первые прямоугольные пакеты появились во время Олимпиады в восьмидесятом году.
В них продавали финский сок Marli.
К каждому пакетику даже прилагалась трубочка, что вообще уже было делом невероятным.
У меня даже сохранился набросок тех лет с этими пакетиками.
Тогда же в изобилии появились (а вскоре и закончились) финский клюквенный ликер Арктика и чудесный кипрский мускат Loel.
Еще очень любил молочный коктейль, который делали в магазинах в больших гудящих машинах.
В промышленных миксерах.
В большой алюминиевый стакан кидалось полбрикета мороженого, вливалась ложка или две сиропа и доверху доливалось молоком.
Этот стакан продавщица цепляла к миксеру и через несколько минут разливала пенное густое содержимое уже по стеклянным граненым стаканам.
Стаканы ополаскивала тут же, в специальном приспособлении вроде уменьшенной копии биде.
Или питьевого фонтанчика.
То есть, струйка воды била снизу.
Вниз же и сливалась.
Еще, кроме коктейля, из больших стеклянных баллонов разливался сок.
Помню вечный сливовый, яблочный, персиковый и томатный.
Сливовый и персиковый не любил за то, что они были мутные, «с лохмотьями».
Для томатного сока на мокрых мраморных прилавках стояли блюдечки или стаканы с солью и алюминиевой ложечкой.
Соль всегда была влажная, комками и красноватая от сока, а ложки были в налипшей соли.
Из-за этого томатным брезговал.
Противно было цеплять на общественную ложку кусок мокрой красной соли и кидать в стакан.
Правда, стаканы тоже были общественные и формальные манипуляции в струйке воды чище их не делали.
Но тут уж деваться было некуда.
Пластиковых или даже картонных стаканов тогда не было.
В картонных стаканчиках продавалось только фруктовое мороженое за семь копеек.
Зато деревянные занозистые палочки для мороженого были бесплатными.
Можно считать это великим достижением социализма.
Из хлеба любил Городские булки, батоны Студенческие, Рижский хлеб, Бородинский и, когда попадались, рогалики.
Еще калачи и ситники были вкусные.
В охотку, не часто брал Хало.
Хало, это такой плетеный, похожий на толстую косу батон, посыпанный маком.
Очень любил калорийные булки с изюмом и ореховой крошкой сверху.
Среди крошки иногда попадались и половинки орехов.
На работе перекусывал просто парой Городских булок с бутылкой лимонада Буратино или Тархун.
И все.
Было очень вкусно, дешево и «насыщательно».
Такой хлеб (как, впрочем, и лимонад), пропал уже очень давно.
Не говоря о рогаликах и калорийных булочках.
Сейчас хлеб вообще дрянь.
Дерьмо, я бы даже сказал.
Единственное достоинство нынешнего хлеба в том, что он есть всегда и он всегда мягкий.
Ну, о хлебе еще некоторых советских легендах я уже писал.
И вы думаете, что я хотел бы снова туда, чтобы есть Городские булки и запивать их Буратино?
Даже и не думайте.
Теги: Манжеты ностальгия совок ссср