Воспоминания о будущем

01.12.2007

Солнце тонким ярким лучиком проковыряло дырку в гардине у окна и остановилось на коричневом корешке Брема.
У балкона легкие шторы мягко танцуют вальс с теплым летним ветерком.
Ветерок пахнет свежей выпечкой, корицей и ванилью.
Откуда-то пахнет кофе.
На кухне кто-то тихо напевает и чуть позвякивает ложечкой в чашке.
Хочется кофе, хочется теплого круассана, но вставать лень.
Не лень, а просто хочется еще спокойно полежать, послушать, как напевают на кухне, как о чем-то спорит ребятня на улице, как изредка по мостовой шуршат шинами велосипеды.
Лежать и смотреть на корешки книг с яркой дрожащей точкой на потертом кожаном корешке.
Лежать, и вбирать в себя этот покой и умиротворение, пропитываться ими пока не станешь легким-легким и не начнешь тихо парить над кроватью, а кондитерский ветерок с балкона медленно подхватит, закружит тебя и понесет наружу, на улицу.
А там проплывешь над играющей во что-то свое важное ребятней, над аккуратными кустами, над изумрудными и бирюзовыми деревьями, над машинами, над шоколадными черепичными крышами и трубами цвета крепкого чая.
А потом он не спеша понесет тебя еще дальше, к холмам, к зеленому ковру, к озеру и там, у озера тихо опустит на землю, на пышную высокую траву с белыми, оранжевыми и синими цветами.
А солнце будет светить в глаза, не давая разглядеть глубокое ультрамариновое небо со смешной пеной облаков похожих на ватные игрушки.
И будут стрекотать кузнечики и божья коровка опуститься тебе на нос и примется чистить лапками лакированные надкрылья.
А ты будешь лежать и растворяться, растворяться в этом всем, пока сам не станешь и божьей коровкой и кузнечиками и травой с оранжевыми цветами и пушистыми игрушками и синим небом и теплым ветерком.


И вечный зуд…

18.11.2007

Есть такие люди, с которыми тяжело.
А самим им еще тяжелее.
Их снедает вечная жажда деятельности.
Но это не от бьющей через край жизнерадостной энергии.
Это зуд.
Это тяжелый вечный зуд какого-нибудь дела.
Они безоговорочно уверены в том, что постоянно обязаны делать.
Все равно что.
Это не имеет значения.
Для них главное, девиз их жизни — «Надо что-то делать».
И они делают.
Они изводятся сами, изводят окружающих, добиваются, наконец, своего и тут оказывается, что именно этого делать было не надо.
Они не могут думать.
Просто не успевают.
С криком: «Мне некогда, я не успеваю! Мне надо делать дело!», они умудряются за короткое время заварить такое количество каши, которое потом годами расхлебывают.
Их принцип: «Сперва побольше сделаю, а потом подумаю: что делал, зачем, и как теперь из всего этого выбираться».
Это несчастные люди.
Их мучает вечная боязнь опоздать, из-за чего они постоянно спешат и, как следствие, ошибаются, делают массу глупостей, иногда непоправимых, из которых затем долго и мучительно выбираются и жалуются на судьбу.
Судьба у них действительно тяжелая.
Всю жизнь с надрывом делать что-то, что потом оказывается ненужным или вредным или несвоевременным.
Рецепт один — сначала думать, потом делать.
Но даже он не проходит, наглухо блокируемый программной доминантой: «Надо!»
Кто сказал — надо?
Зачем надо?
Почему надо именно это и именно сейчас?
Они этого не знают, но программа срабатывает и железобетонное «Надо!», сметая все на своем пути, несет стрессы, ссоры, скандалы, безнадежно испорченные отношения, бесконечное количество изведенного зря времени, сил и денег, а в итоге всем становится еще хуже.
Потому что сделали не то, не тогда и не так.
А надо было просто остановиться, спокойно подумать и решить: а надо ли вообще сейчас что-нибудь делать, или лучше с удовольствием отдохнуть.
А если все же что-то делать, то это ли и сейчас ли.
Но…
Планида у них такая.
Гонит их злой рок, за грехи свои или чужие, как Вечного Жида, без остановки, без перерыва: «Делай! Делай! Надо! Надо!»


Не бойтесь данайцев требующих яйцев

07.11.2007

Звонок в дверь. Открываю. Стоит тетка с надписью «Санрэм» на мощной груди и потрепанной тетрадкой в лапе, за ней какой-то лоб неопределенной социальной принадлежности.
— Чего надо? — спрашиваю.
Тетка агрессивно напирая грудью:
— Как вы относитесь к Единой России?
— А вам что за дело?
— Мы опрос проводим, как вы относитесь к Единой России.
— Документы ваши покажите.
— Чего?
— Паспорта, говорю, покажите.
— Какие паспорта? Мы из дэза.
— Ну и что, что из дэза, хоть из кремля. Паспорта давайте.
— Это вы нам фамилию вашу скажите, щас мы вас запишем. — Тетка берет тетрадку наизготовку.
— Фамилию? Сейчас будет вам фамилия. — отвечаю, и куртку надеваю. — Так, давайте-ка к лифту, сейчас к участковому спустимся и в дэз заглянем, там посмотрим, у кого какая фамилия.
— А что! А что такое? Мы-то из дэза, а вот вы кто такой?
— Пошли, пошли, сейчас участковый нам расскажет кто здесь кто.
— А почему это вы не хотите ответить, как относитесь к Единой России?
— А ваше какое собачье дело? Кто вы вообще такие, чтобы у меня хоть погоду спрашивать? Давай, давай к лифту и пошли! Там выясним, как вы к единой россии относитесь, и почему паспорта не предъявляете и по чьему наущению!
— Почему это мы должны паспорта предъявлять?
— А почему я вам должен что-нибудь отвечать? Ну-ка пошли, пошли к лифту. — и толкаю тетку в чресла, — Сейчас протокол составим, там все в письменной форме расскажете, кто такие, почему по чужим квартирам ходите, что за вопросы задаете и по чьему заданию. Давай, давай, пошли.
Тут лоб проснулся и сиплым басом тетке:
— Клав, ну его в баню. Чего пристала? Глядишь, в самом деле к участковому потащит.
— И не сомневайтесь! — подталкиваю их к лифту, — Именно туда и идем!
— По какому праву! — вяло уже сопротивляется тетка. — У нас задание!
— Отлично, покажите где это ваше задание.
— Что где? Вот тетрадку дали, велели спрашивать.
— Кто велел? Что посулил? Где официальная бумага с подписью и печатью?
— Чего бумага? Вот же, говорю, тетрадку дали!
— Ну вот тетрадку сейчас участковому и предъявите как вещественное доказательство!
— Слышь, Клав, ну тебя к лешему с твоей тетрадкой! Я отсюда пошел, а ты сама если хошь, со всякими психами разбирайся! Мне за это денег не плотют! — и лоб двинулся пешком по лестнице.
— Вась, ты куда это пошел? Сергеич чего сказал, а?
— Ебал я твоего сергеича, и тебя тоже ебал!
— Ну гад ты, Васька! А ну подь назад, пьян несчастная!
— Иди в пизду, сказал!
— Ах ты так! Ну дождешься, сволочь!

В общем, бросил я их между собой разбираться, пошел домой, скинул куртку и сел за компьютер, чтобы все это записать. Уж больно они меня разозлили, и если бы этот Васька не свалил, точно к участковому их отвел бы. Хотя и понятно, что участковому это тоже все нужно, как собаке пятая нога и связываться не стал бы. Но надо же было этих уродов на место поставить. А то очень мне это Стругацких напомнило, «Жиды города Питера». Если не читали, рекомендую.


Анамнез

02.11.2007

Боление шеи, суть следствие слабости мышцев, имеющих место быть в ней, засорение нутряными солями костей, именуемых позвонками, проходящими внутре ея, а так же возбуждение мышечной горячки внутре мышцев, оплетающих упомянутые кости и проистекающей по причине монотонности поз туловища и отдельных его членов.


Набросок олифой

12.10.2007

С потолка опадали перезрелые люстры.
Под голыми торшерами лежали спелые гроздья перегоревших лампочек.
Шаловливый ветер гонял по паркету пеструю обойную листву.
В трубах меланхолично журчали прохладные струи.
Уныло проплывали причудливые пятна шпаклевки.
По батареям грустными дятлами перестукивались сантехники.
За окнами с печальным курлыканьем то и дело пролетали электрики, сверкая яркими бухтами проводов.
Плавно опускались хлопья штукатурки.
Осень прошла.


Золоченые ручки

11.10.2007

Есть такие неуемные люди, у которых голова рукам покая не дает.
Такие руки среди широких масс народонаселения почему-то зовутся золотыми.
Один золоторукий живет у меня над головой.
Который год уже живет, и каждый год, каждый месяц, каждый день что-то он со своей квартирой делает.
Что можно изо дня в день сверлить, прибивать, пилить и прикручивать в среднегабаритной квартире, ума не приложу.
Вот и сейчас уже третью неделю беспрерывно сверлит.
Упорно и методично обсверливает всю квартиру по периметру.
Уже, кажется, по третьему кругу пошел.
Вообще, если судить по тому, сколько он сверлил за все это время, у него все стены должны быть как решето.
Как вообще еще стоят.
Видимо, он сначала сверлит, потом дырки заделывает, а потом снова сверлит.
Может, ему просто сам процесс нравится?
Ну невозможно же по сто пятьдесят дырок каждый день в каждой стене сверлить.
Или он вентиляцию так насверливает?
Насквозь, на улицу, чтоб продувало.
И ведь не останавливается, каждый день что-то делает — то стучит, то сверлит, то пилит, то шлифует что-то.
Если б он не стены сверлил, я б еще подумал, что он там себе мастерскую устроил по ремонту и изготовлению садовых скамеек и парковых скульптур малых форм.
Но он же все в стену вгрызться норовит.
Как врубит свой перфоратор, так все — спать невозможно, думать невозможно, даже эхо москвы в наушниках не идет — все трещит, визжит, гудит и погромыхивает.
А у него у самого ж там еще жена, две дочки и две собаки.
Как они еще его не загрызли все?
Собраться всем, и загрызть на фиг.
Тридцать лет беспрерывного ремонта.
А ведь он дырок насверлит, потом обои переклеивать надо.
Не заплатки же ставит.
А там и паркет еще весь в гипсе и цементе.
Его тоже циклевать надо, лаком покрывать.
Чем он, судя по звукам, периодически и занимается.
Словом, отрывать надо такие золотые руки.
С корнем.
Или прямо в детстве отправлять осваивать сельву или там тайгу какую-нибудь.
Вот там пусть пилит в свое удовольствие или землю сверлит на пользу родине…


И ни в чем себе не отказывай

08.10.2007

Один рубль

Часто ловлю себя на том, что ничего в наших российских рублях не понимаю.
То есть сумму разбираю, а цену — нет.
Две тысячи триста пятьдесят семь рублей, это дорого или нет?
Исходя не из моих возможностей, а из общемировых тенденций.
Где-то до тысячи рублей еще соображаю, а все что больше приходится в баксы переводить.
Не потому, что баксами у меня все тумбочки забиты и не потому, что они мне нравятся больше, а потому что привычнее.
Доллар, он и есть доллар, сколько бы за него не давали рублей или там юаней с тугриками.
Универсальная единица измерения цен.
По-нашему — УЕ.
Длину в метрах, вес в килограммах, остроту в сковиллях, а цену в баксах.
А с рублями все время какие-то проблемы.
Купил водку за 3 рубля 62 копейки, утром пошел похмеляться, а она уже по 150 рублей.
От расстройства запил, из-за запоя вышел, а она уже по две тысячи.
Пока очухался, она снова уже по 150 рублей, но каких-то других.
Других не по картинке, а по начинке, то есть по покупательной способности.
То на рубль в пельменной под водочку обожраться можно, то ломтя хлеба в той же пельменной не купишь, чтоб стопарик занюхать.
Вчера рубль — это вполне себе сумма, а назавтра даже нищие от него морду воротят.
Потом опять вдруг на рупь вроде можно что-то купить, но уже не практически, а исключительно теоретически, потому что товары стоимостью в один рубль в природе отсутствуют как явление.
Рубль есть, товаров нет.
На тебе рубль и ни в чем себе не отказывай.
Пытался выяснить, сколько стоит коробок спичек — так нет уже таких коробков.
Здоровенные картонные ящики для разведения костров есть, а обычных нормальных коробков, которые можно носить не только в чемодане, а в кармане, уже нет.
Где-то они, допускаю, есть, но мне не попадались.
Последний раз видел такие карманные спички, когда у магазина бабульки ими торговали.
Это такая завуалированная форма милостыни.
Стоять с протянутой рукой пожилой интеллигентной женщине и стыдно и унизительно и непривычно, а если со спичками, то вроде все же что-то продает, а не просто на паперти стоит.
Так вот я и говорю, что привычка — великое дело.
Потому и дальше буду все в баксах мерить.
Даже если их вдруг у нас отменят на фиг совсем.
Баксы отменят, цены-то останутся.

One dollar