В эпоху исторического материализма одной из самых больших ценностей была книга.
Не какая-то одна, а книга, как явление, как «переносчик культуры».
Ну и как со всем хорошим, умным и необходимым в совке с книгами были проблемы.
Попросту говоря, книг не было.
Каких-то не было вовсе, других не было на прилавках, а остальные и в библиотеках найти было непросто.
В библиотеках на хорошие книги записывались в очередь и ждали-ждали-ждали.
Часто безрезультатно, потому как желающих было много, а книг мало, хотя сейчас в это сложно поверить.
Очередь вообще была знаковым и проклятым родимым пятном социализма с человеческим лицом.
Полезные знакомства в книжных магазинах, книжных базах, библиотечных коллекторах, в издательствах, дружба с нужными людьми в «блатных» распределителях являлись тогда основными способами приобретения хороших книг.
За всю свою совковую жизнь, в обычном книжном магазине я купил не больше двух-трех нужных и добротных книг.
Да и то потому, что книги были узкоспециальные, по тем временам дорогие и продавались с прилавка, а не из под него, как все дефицитное.
Проработав несколько лет в советских книжных магазинах, со спецификой книговорота в ссср знаком вплотную.
Но до того, как сам стал «нужным человеком» приходилось читать достойные книги, только если кто-нибудь из друзей-знакомых ими делился.
Очень многие книги, даже из тех, что не были запрещены, ходили в «списках», то есть в виде толстой пачки машинописных листов с бледным текстом под копирку.
Так это я к чему.
С одна тысяча девятьсот семьдесят шестого по семьдесят девятый, по работе часто приходилось бывать в Гостином дворе.
Тогда он был абсолютно не похож на нынешнее гламурное диетическое дерьмо с новокупеческим мраморным шиком в стиле «парикмахерский ампир».
Социалистическое планирование, пятилетка за три года и принцип «вы делает вид, что платите, мы делаем вид, что работаем» цвели тогда в полный рост и приносили плоды.
Плоды червивые, гнилые и несъедобные.
В семидесятых Гостиный двор был большой грязной помойкой с разрушенными подвалами и полуподвалами, наполненными тухлой водой, хламом и крысами.
Верхние галереи с осыпавшейся штукатуркой выглядели по тогдашним меркам относительно прилично и там, как это было заведено, ютились различные конторы по учету, переучету, пересчету и тому подобным сложным и необходимым народному хозяйству вычислениям.
Работникам культуры, как фигурам политически малозначимым и убыточным, места на галереях не дали, а выделили залитые водой и населенные крысами подвалы, которые, по чиновным понятиям, как нельзя более подходили для размещения и хранения музейных и выставочных фондов с полотнами, графикой, керамикой, текстилем и прочими видами изобразительного искусства.
Сырые стены, тухлая вода между половых досок, по мнению советской канцелярии, отлично годились для культурных фондов.
А сухие и теплые, хотя и страшноватые загоны на галерее были заселены вызывающе размалеванными бабами, с крашеными чернилами начесами на головах, распивающих чаи и вяло стучащих костяшками деревянных счёт в конторах по переучету.
Но кроме нас, музейщиков, были в бывших Мануфактурных лабазах и другие обитатели.
Например, в пиджаках, галстуках, с неприветливыми лицами и чиновными повадками.
Было одно такое помещение и совсем рядом с нашими подвалами.
Вход с внутреннего двора был один и мы постоянно наблюдали их, проходя мимо.
Дверь в нее не закрывали, потому что из-за вони затхлой воды и духоты в подвалах нечем было дышать даже зимой.
В помещении, насколько мы его могли рассмотреть, стояли две или три копировальных машины и принтер.
Это были здоровенные агрегаты размером с холодильник.
В нынешнее время, когда принтер и сканер есть чуть не в любом доме, а копии чего угодно можно по пять рублей за лист сделать на каждом углу, не все знают, что в советское время любая множительная техника была абсолютно недоступна, запретна и уголовно наказуема.
Пользование ею обычным гражданом было, во-первых, невозможно, во-вторых, тоже наказуемо.
Ну, кроме узкого списка особо доверенных организаций и лиц в погонах.
Допуск осуществлялся только по специальным пропускам с подписями и печатями соответствующих ведомств.
За изготовление, хранение и несанкционированное использование множительной техники был положен срок.
За самодельный гектограф могли посадить, хотя для копирования книг он категорически не подходил.
А что нам тогда было нужно? Нужны были именно книги, а не типография для печати подпольной газеты «Искра».
Просто за обладание принтерными копиями могли подвесить за нежные места и обеспечить множество неприятностей самого разного толка и свойства.
Тем более, что копии снимали с книг либо запрещенных, либо полулегальных, то есть тех, что невозможно было достать.
Имеющие знакомых в вычислительных центрах, наверное, больше других имели доступ к книгам в качественном самиздатовском виде.
Хотя программистам приходилось выкручиваться, ибо подотчетным и подконтрольным были и время работы ЭВМ и то, что на них делали, и вообще, все что можно было учитывать и отслеживать, вплоть до расхода бумаги и чернил.
Хотя, перфокарт, на которых тогда записывались программы, не жалели и у меня, кажется, до сих пор лежит увесистая стопка, от щедрот подкинутая знакомыми для хозяйственных нужд.
Но советский человек с яслей жил в окружении такого количества самых разнообразных нелепых запретов, что смекалку и сообразительность в этом смысле приобретал недюжинную.
Так что как-то умудрялись обходить все учеты и книжки распечатывали.
После уже в дело вступали машбюро и домашние ундервуды с толстыми пачками копирки и папиросной бумаги.
Поэтому основная масса читателей обходилась пятой слепой копией, вложенной в обложку журнала «Коммунист».
Кстати, все бытовые документы, вроде паспорта тогда копировали от руки, заверяя в юридических конторах подписями и печатями.
Сейчас даже представить не могу, как можно обычной ручкой написать больше страницы, а тогда выхода не было, и писали.
Книги давали, в основном, на ночь или на сутки, и за это время надо было успеть набрать на машинке, если она была.
Кое-кто переснимал книги на фотопленку, и потом несколько дней сидел в ванной комнате под красным фонарем, проявляя дикое количество отпечатков.
Но такие книги годились лишь для собственного, сугубо домашнего использования, потому что одна средняя книжка в таком виде занимала от одной до четырех обувных коробок, да и читать её было неудобно — фотобумага скручивалась, корежилась, была толстой и тяжелой.
Из всего этого понятно, что приязни мы к тем сумрачным ребятам в пиджаках не испытывали.
Они являлись для нас воплощением того, что мы считали отвратительным и гнусным.
За нас решали, что можно читать, а что нельзя, а всякое несогласие с этим чужим решением воспринималось покушением на руководящую роль партии и правительства.
И только такие вот пиджаки с косыми взглядами имели возможность и право на многое из того, что было недоступно остальным.
Впрочем, я хотел не об этом, а о Гостином дворе с его древними подвалами, с его огромным внутренним двором, застроенным по центру какими-то метростроевскими сооружениями самого унылого вида, с грудами мусора, между которыми пробирался наш грузовик с полотнами и скульптурами.
Обойти весь Гостиный двор было невозможно, хотя пройтись по двору или по верхним галереям было вполне доступно.
Подвальные и полуподвальные помещения были закрыты, а в открытые залезать было рискованно из-за осыпающейся кладки и глубоких прудов с тухлой водой вместо полов.
И времени тогда на это не хватало, да, собственно, в те времена подобных полуразрушенных и заброшенных зданий было море.
Под занавес, для тех кому это интересно, выкладываю кое-что из найденных фотографий Гостиного двора до «реставрации», основная часть взята с oldmos.ru и слегка отредактирована.
Эх, этих бы наших архитекторов на Колизей натравить.
Славно там стало бы корпоративы проводить под стеклянной крышей и сусальным золотом.
Ильинка, Гостиный двор, 1920-30
Старый Гостиный двор
Теги: Жестом по мимике архитектура ностальгия слова ссср фотография
Ссылка:
Подпишись на RSS