Pepsimist

Хорошо, когда друзья есть.
Плохо, когда друзья — свиньи.
Это не ругательство, это определение.
Констатация.
Простого знакомого давно бы уже выкинул.
Без выходного пособия и обоссаных носков.
Но ведь эта сука, что второй день валяется здесь, на кухне, упершись ногами в холодильник и башкой в плиту — друг.
Если друг оказался вдруг уже который день в запое, облевал рубаху, обоссал штаны вместе с туалетом, а сам весит центнер, то хуля с ним делать, спрашивается в задаче?
Ну, рубаху со штанами я выстирал.
И высушил.
Но теперь же надо все это на него натянуть, взять эти сто килограмм проспиртованного сала подмышку, стащить вниз и впихнуть в такси.
А я сейчас и сорока не подниму.
То есть, даже от пола не оторву.
Не говоря уже о добавочных шестидесяти.
Здоровье у меня уже не то, чтобы такие туши таскать.
Это раньше, в хозяйственном или, скажем, на мясокомбинате или в мебельном, тогда да, легко.
Но так это и было тридцать лет назад.
То есть, это было больше, чем его дитям сейчас.
А сейчас мне спать надо.
Мне сейчас тяжело уже по двое суток не спать и перемещать волоком этот вонючий центнер от сортира в сторону.
Ну мне же тоже надо иногда туда заглядывать.
У меня же тоже метаболизм.
Хоть и без водки.
А эта сволочь еще норовит башкой обо что-нибудь ебнуться.
Благо, у меня есть обо что.
То есть благо или не благо, но все равно есть.
Лоб уже разбил.
Вместе с вазой.
Теперь нацелился еще что-нибудь обо что-нибудь.
Чтоб меня довести до ора с трехэтажным и размахиванием кулаками, это я не знаю, что нужно.
Но это я не знаю.
А он, судя по всему, очень хорошо знает.
Только зачем ему это нужно?
Я же очень неприятный, когда ору.
Очень неприятный.
Мне самому потом тошно и хочется вымыться дегтярным мылом.
Но перед этим придется дезинфицировать всю кухню вместе с сортиром, ванной и коридором.
Но чтобы продезинфицировать, надо сперва убрать оттуда источник заразы.
А источник весит центнер и сам передвигаться не может.
И не хочет.
Источнику и так хорошо.
Это нам с женой плохо.
А ему заебись как здорово.
Его кормят, поят и ссань за ним подтирают.
А мы уже двое суток не спали.
Пробовали, не получается.
Эта падла просыпается среди ночи и ей, падле, становится скучно.
И она идет веселится в нашу комнату.
Падает на пол, сучит ножками и хнычет.
Дескать, ей, падле, плохо, страшно и пить хочется.
Приходится яростно выскакивать из кровати, жутко ругаясь всеми известными словами и выманивать эту сволочь обратно в кухню криками "Водка, водка, цып-цып-цып…"
Стокилограммовая цыпа ростом под два метра немедленно подымается и бредет на кухню, снося по дороге картины со стен и лампочки с потолков.
Ну ни хрена, и на эту цыпу управу нашел.
Во-первых, водку он-таки дожрал.
Два литра.
Во-вторых, через часок должны подъехать два добра молодца с румянцем во всю щеку и с полбанкой внутри у каждого.
То есть на самом деле во всю щеку у них только бороды и пить они не пьют совсем, а играют на альтах, но могу же я слегка преувеличить, чуть-чуть соврать для антуража.
В общем, какие бы ни были, но приедут.
Вот они его, болезного, уцепят под белы руки и увезут домой на фиг совсем.
Пусть дальше жена за ним стирает и подтирает.
Ей, в конце концов, деньги за это платят.
А мне не платят.
Я — друг.
А друг, это халява.

Теги: Жестом по мимике автография мыслительное слова человеки

Есть такие люди, с которыми тяжело.
А самим им еще тяжелее.
Их снедает вечная жажда деятельности.
Но это не от бьющей через край жизнерадостной энергии.
Это зуд.
Это тяжелый вечный зуд какого-нибудь дела.
Они безоговорочно уверены в том, что постоянно обязаны делать.
Все равно что.
Это не имеет значения.
Для них главное, девиз их жизни — «Надо что-то делать».
И они делают.
Они изводятся сами, изводят окружающих, добиваются, наконец, своего и тут оказывается, что именно этого делать было не надо.
Они не могут думать.
Просто не успевают.
С криком: «Мне некогда, я не успеваю! Мне надо делать дело!», они умудряются за короткое время заварить такое количество каши, которое потом годами расхлебывают.
Их принцип: «Сперва побольше сделаю, а потом подумаю: что делал, зачем, и как теперь из всего этого выбираться».
Это несчастные люди.
Их мучает вечная боязнь опоздать, из-за чего они постоянно спешат и, как следствие, ошибаются, делают массу глупостей, иногда непоправимых, из которых затем долго и мучительно выбираются и жалуются на судьбу.
Судьба у них действительно тяжелая.
Всю жизнь с надрывом делать что-то, что потом оказывается ненужным или вредным или несвоевременным.
Рецепт один — сначала думать, потом делать.
Но даже он не проходит, наглухо блокируемый программной доминантой: «Надо!»
Кто сказал — надо?
Зачем надо?
Почему надо именно это и именно сейчас?
Они этого не знают, но программа срабатывает и железобетонное «Надо!», сметая все на своем пути, несет стрессы, ссоры, скандалы, безнадежно испорченные отношения, бесконечное количество изведенного зря времени, сил и денег, а в итоге всем становится еще хуже.
Потому что сделали не то, не тогда и не так.
А надо было просто остановиться, спокойно подумать и решить: а надо ли вообще сейчас что-нибудь делать, или лучше с удовольствием отдохнуть.
А если все же что-то делать, то это ли и сейчас ли.
Но…
Планида у них такая.
Гонит их злой рок, за грехи свои или чужие, как Вечного Жида, без остановки, без перерыва: «Делай! Делай! Надо! Надо!»

Теги: Манжеты мыслительное ненаписанное слова человеки